Сью Таунсенд - Адриан Моул: Годы прострации Страница 12

— В былые времена джентльмену верили на слово, — прогудел Крокус.

— Но вы же врали служащим в магазине, — напомнил я.

— Они должны были мне поверить, — скрипнул зубами тесть.

Невозможный человек.

Мы побрели обратно в дом, и он спросил, разобрался ли я со своими налоговыми проблемами. Снова написал Гордону Брауну и ожидаю ответа со дня на день, отчитался я.

— Надеюсь, ты не упомянул в письме, кто твой тесть, — пробормотал Крокус.

Неожиданно нагрянула Маргаритка, сестра Георгины, со своим мужем Умником Хендерсоном, и настроение у меня стало еще хуже. Я до сих пор с дрожью вспоминаю то время, когда я был помолвлен с Маргариткой. Спасся я чудом. Хендерсоны, оба, не любят детей, предпочитая проводить свободное время в фан-клубе «Звездного пути». Супруги — активные члены клуба, бойко говорят по-клингонски и переходят на этот язык, когда им удобно, а потом весело смеются (сострив на чей-нибудь счет, надо полагать?), что, на мой взгляд, является верхом неприличия.

Чаепитие протекало тягостно.

— Папа, тебе осталось всего три года до пенсии, — сказала Георгина.

Крокус презрительно рассмеялся:

— Если доживу.

— Ты болен, папа? При смерти? — всполошилась Георгина.

— Мы все умираем, доченька. Бессмертных среди нас нет.

— А ты скоро умрешь? — спросила его Грейси.

— Кто знает, — ответил Крокус и уставился в окно.

После чая Грейси развлекала компанию импровизированным концертом — песнями из «Классного мюзикла». Она «пела» с жутким американским акцентом в розовый пластиковый микрофон, немилосердно усиливавший ее голос. Когда кто-нибудь отвлекался, Грейси кричала:

— Смотрите на меня! Смотрите на меня!

Моя дочь скакала в проеме эркера, задергивая пыльные бархатные занавески между «номерами», и я завидовал ее уверенности в себе. Помнится, в ее возрасте я сбегал из дома, когда на семейных сборищах родители настоятельно просили меня прочесть стихотворение.

По дороге домой сказал жене, что впредь в гости к отцу она будет ездить одна.

— Это нечестно, — возмутилась Георгина, — я терплю твоих родителей каждый день без выходных!

Забравшись в нашу холодную супружескую постель поздно вечером, мы, не проронив ни слова, отвернулись друг от друга.

Понедельник, 20 августа

Выходя из магазина после работы, я столкнулся с доктором Пирс. Она с трудом тащила большую коробку с односпальным одеялом на гусином пуху (зимний вариант), и я вызвался докатить покупку до ее машины. Мой взгляд невольно упал на грудь моей спутницы, круглившуюся под летним платьем с низким вырезом, и я представил доктор Пирс нагой под пуховым одеялом. У меня пересохло во рту, и я ощутил дрожь в руке, той, что прижимала коробку с одеялом к седлу велосипеда. Когда мы добрались до фургона доктора, я помог ей засунуть коробку в багажник. Далее я несколько раз порывался уйти, но она удерживала меня, рассказывая, какое это счастье — долгие летние каникулы. Разоткровенничавшись, она сообщила, что у нее четверо детей и ее младшенький только-только сменил детскую кроватку на настоящую кровать.

В моем воображении возник иной образ доктора Пирс — осунувшейся, измотанной. Вот она из последних сил встает с постели, чтобы утихомирить орду вопящих детей. Я попрощался, сел на велосипед и уехал.

Вернувшись домой, я застал Георгину, Грейси, мать и отца во дворе, они грелись на вечернем солнышке. Наведался в квартиру родителей в поисках еще одного шезлонга и невольно заметил, что из сумки моей матери, брошенной на столике в прихожей, торчит рукопись ее книги.

Вечером в мой двенадцатый день рождения меня подвергли жестокой порке, родители стегали меня по очереди пряжкой отцовского кожаного ремня. Лежа во тьме в шкафу под лестницей, где я обычно спала на куче мешков, я замысливала побег. От родителей я слыхала о Сполдинге и, судя по тому, как они отзывались об этом городе, пришла к выводу, что Сполдинг — ворота в открытый мир. Я решила податься туда, как только трещины на ребрах заживут.

У меня не было никакой иной одежды, кроме картофельных мешков с прорезями для головы и рук, и никакой иной обуви, кроме сандалий, выкроенных из старых автомобильных покрышек и скрепленных грубой веревкой. Почему никто не замечал, какой оборванкой я выгляжу? Разве учительница не должна была осведомиться, почему я единственная в классе, кто не носит школьной формы? И неужто соцработник ни разу не проезжал мимо нашего дома, когда я, впрягшись в телегу, груженную картофелем, волокла ее на своих хрупких плечах?

Пятница, 24 августа

Днем в магазин зашло семейство. Судя по цветастой одежде, спортивным штанам и низким лбам, я бы отнес их к социально-экономической группе приобретателей дисков, но никак не книг.

Дети, все, кроме одного, страдали синдромом дефицита внимания. Мать, у которой во рту не хватало нескольких зубов, спросила единственного нормального ребенка, высокого мальчика с серьезным лицом:

— Зачем ты притащил нас в этот магазин? — Она подозрительно огляделась.

— Хочу купить книгу, — объяснил мальчик.

— У тя чё, книжки нету? — не унималась мать.

— Хочу еще одну, — твердо ответил сын.

Тут вмешался я и повел мальчика в отдел детской классики. Мать нетерпеливо барабанила пальцами по прилавку. Отец, мрачно вздохнув, вышел наружу и закурил.

Я показал мальчику, как нужно обращаться с книгами в твердом переплете, и спросил, интересуют ли его пираты.

— Да-а, я видал их в кино, — ответил он.

Я снял с полки «Остров сокровищ». Мальчик открыл книгу, полистал, прочел несколько строк, шевеля губами.

— Местами эту книгу нелегко читать, но, поверь, она стоит усилий, — сказал я.

Он глянул на цветную иллюстрацию: здоровенный Джон Сильвер нависал над сундуком с сокровищами. Мой клиент вынул из кармана 10 фунтов. Книга стоила 15, но я вовремя прикусил язык и не стал указывать моему клиенту на цену.

Когда я клал деньги в кассу, мамаша пристала ко мне:

— А сдача с десятки?

— Извините, не полагается.

Выходя из магазина, мать воскликнула:

— Да ты, сынок, совсем рехнулся! Спустить дареные деньги на какую-то книжку! День рождения раз в год бывает!

Суббота, 25 августа

Утром сказал Георгине, что вернусь поздно, потому что должен наведаться в ночной клуб «Лох» и попытаться найти там Малыша Кертиса.

— Давай я тоже туда подъеду, — оживилась Георгина, — мы с тобой тыщу лет не танцевали.

— Я туда не развлекаться иду, но лишь для того, чтобы выполнить поручение Гленна.

Георгина обняла меня, поцеловала:

— Помнишь, как мы когда-то танцевали, до того, как поженились?

— Помню, голышом, и мне не хотелось тебя отпускать. Я думал о тебе днем и ночью. Похудел на десять килограммов, и краски тогда были намного ярче, и все, что я видел и слышал, напоминало о тебе.

Втиснувшись между нами, Грейси растащила нас в стороны:

— Хватит целоваться.

Не встрянь она, мы могли бы заняться любовью. Из-за такого стоило опоздать на работу.

Воскресенье, 26 августа

1 час ночи

Не имея опыта клубной жизни, я не сообразил, что «Лох» откроется в половине двенадцатого, не раньше.

Центр Лестера казался Диким Западом. Я пытался найти тихий паб, где бы можно спокойно почитать книжку, но тщетно. В конце концов я отправился к Уэйну Вонгу, где мне подали «фирменный ужин на одного». Попросил Уэйна заменить курицу в кисло-сладком соусе говядиной с черными бобами, но, к моему изумлению (я знаком с этим человеком тридцать лет!), он отказался:

— Если я сделаю это для тебя, Моули, мне придется делать то же самое для других, и тогда нам грозит хаос. Хаос!

Возраст не украсил Уэйна, он почти облысел и раздался вширь и теперь очень похож на надувного человечка с утиной физиономией из путеводителя «Мишлен».

Когда он принес мне еду, я полюбопытствовал:

— Так ты достиг своей великой цели — купить «ламборгини»?

— Нет, — буркнул Уэйн, — но спасибо, что напомнил.

Тогда я спросил, знает ли он, когда открывается «Лох».

— Я что, похож на человека, который интересуется подобной фигней? Я кручусь здесь по двадцать четыре часа в сутки без выходных. Вкалываю как заведенный.

— Деньги — это еще не все, Уэйн.

Смахнув со скатерти макаронину, он ответил:

— Деньги — это все, Моули. У меня двое детей, оба учатся в частной школе, родители в доме для престарелых, и недавно я запустил в аквариум новых золотых карпов, за которых с меня слупили пять сотен.