Михаил - Белая женщина Страница 128

История, которую я расскажу тебе, произошла с ярким украинским политиком в изгнании, которого зовут Борис Эйдлин, но в кругах близких к медбратьям Офакимской психиатрической больницы он известен по прозвищу «Жидохохол».

Десять тысяч километров на унитазе — таков новый рекорд, который установил владелец кондитерского дома «Южная Вишня», съев перед вылетом в Нью-Йорк дыньку, преподнесённую ему Вениамином Леваевым. Эйдлин дважды откладывал вылет на неделю, и всё это время дынька терпеливо ждала его на чердаке дома Леваева. Но на установлении нового рекорда злоключения Бориса Эйдлина не закончились. В Нью-Йоркском аэропорту la Guardia он посетил туалет. Там видный деятель украинского национально-освободительного движения снял брюки и решительно сел на унитаз. Неожиданно он услышал голос, который сказал ему:

— Greetings (Привет).

— Greetings (Привет), — ответил Эйдлин и инстинктивно попытался одеть брюки. Ни к чему хорошему это не привело.

— How are you doing? (Как дела?) — поинтересовался голос.

— Everything is all right (Всё в порядке), — ответил Эйдлин, безуспешно пытаясь понять, кто с ним разговаривает. Он сидел на унитазе в изолированной кабинке, в которой кроме него никого не было.

— Than you are engaged? (Чем занимаешься?) — не унимался окончательно обнаглевший голос.

— And you guess (А ты угадай), — огрызнулся Эйдлин. Беседа с непонятно кому принадлежащим голосом определённо действовала ему на нервы.

После грубого ответа Эйдлина повисла неловкая пауза, после чего голос сказал:

— You excuse, dear, I shall call back to you. Here any придурок behind a wall… (Ты извини, дорогая, я тебе перезвоню. Тут какой-то придурок за стеной…)

Дальше украинский политик в изгнании слушать не стал. Он вновь подтянул брюки и, не застёгивая ремня, перебежал в другую кабинку. Но и здесь ему не удалось полностью уединиться. Через короткий промежуток времени дверь кабинки неожиданно широко распахнулась и дородная негритянка с криком «Be cleaned from here! It is a female toilet!» (Убирайся отсюда! Это женский туалет!), выставила его наружу.

Но ничто в природе не бывает вечным. В конце концов, закончилось и воздействие дыньки на желудочно-кишечный тракт Бориса Эйдлина. Он благополучно встретился со своим деловым партнёром, и они поехали в город. По дороге деловому партнёру позвонила супруга.

— Yes, I have already bought the machine, dear… Certainly, as you asked corporal color (Да, я уже купил машину, дорогая… Конечно, как ты просила, телесного цвета).

Для Бориса Эйдлина на сегодня это было уже чересчур. Они ехали на абсолютно новой машине, где с сидений ещё не был снят целлофан. Автомобиль был чёрного цвета.

— Mine of the spouse the negress, that she was healthy (Моя супруга негритянка, чтоб она была здорова), — увидев недоумённый взгляд Эйдлина, сказал деловой партнёр, прикрыв трубку рукой, и продолжил телефонный разговор.

— No, do not worry dear, the big black diplomat was found. I have met this alcoholic at the airport. As it is usual he was drunk and assured me, that became the vegetarian not because loves animals that is why, that hates plants. After that he has called home, in the harem and has told:

— I your husband! Who at phone? Transfer, that I shall arrive in the evening. That all harem was ready to a meeting! (Нет, не волнуйся дорогая, большой чёрный дипломат нашёлся. Я встретил этого алкоголика в аэропорту. Как обычно он был пьян и уверял меня, что стал вегетарианцем не потому, что любит животных, а потому, что ненавидит растения. После этого он позвонил на Родину, в свой гарем и сказал:

— Я твой муж! Кто у телефона? Передай, что я прилетаю вечером. Чтобы весь гарем был готов к встрече!)

— Не знаю, как жёны большого чёрного дипломата, а я к встрече давно готова, — прервала разглагольствования конструктора крыла-самолёта работница Офакимской фабрики по производству туалетной бумаги.

Утром они проснулись от странного шума. Приоткрыв дверь палаты, парашютист наткнулся на Каца.

— Ян, что происходит?

— Не обращай внимания, — ответил Кац, — это прыгает медсестра Фортуна.

— Ну и почему эта в высшей степени достойная женщина восход солнца встречает радостными прыжками? — продолжил свои расспросы конструктор крыла-парашюта.

— Медсестра Фортуна прыгает на утренней заре с благородной целью похудеть. Она принимает какую-то жидкость снижающую аппетит. Перед употреблением жидкость необходимо взбалтывать. Перед употреблением Фортуна забыла взболтать раствор, и теперь она прыгает, пытаясь взболтать уже выпитую жидкость.

Пока мужчины вели светскую беседу, из палаты выглянула работница Офакимской фабрики по производству туалетной бумаги.

— В горницу вошёл негр, румяный с мороза, — отметил это событие Кац.

— Женщина — это слабое беззащитное существо, от которого невозможно спастись, — сказал воздухоплаватель, обнимая свою возлюбленную.

— Что делает медсестра Фортуна? — спросила она, протирая ладонями глаза.

— Она танцует старинный еврейский танец под названием «чечётка», — сообщил Кац.

— Никогда не думала, что это танец еврейский.

— Этот танец родился в бедной еврейской семье, где было двенадцать детей и один горшок, — блеснул эрудицией Кац. — В дальнейшем дети выросли, а чечётка получила широкое распространение. В результате этого бедное еврейское семейство сказочно обогатилось и приобрело ещё один горшок.

А я знаю ещё один старинный еврейский танец, который в настоящее время частенько танцуют в стриптиз-барах — продолжил тему конструктор крыла-парашюта. — Этот танец называется «дамы приглашают шест».

Пока мужчины вели светскую беседу, из палаты вышла работница офакимской фабрики по производству туалетной бумаги.

— Женщина — это слабое, беззащитное существо от которого нет спасения, — сказал дерзкий воздухоплаватель, обнимая свою возлюбленную. Неожиданно внимание мирно беседующих привлёк вновь поступивший пациент. Он подошёл к дверям палаты и стал внимательно рассматривать работницу Офакимской фабрики.

— Что, дедуля, молодость вспомнил? — обратился к нему конструктор крыла-самолёта, — Как говорится «Эх, играй гормон»?

— Не обращая внимания на хамский выпад парашютиста свежепоступивший в отделение судебной экспертизы Офакимской психиатрической больницы дедушка сунул руку под мышку и, не к кому не обращаясь, сказал:

— Странно. Волосы на месте, а где же всё остальное?

Молчание было ему ответом.

— Великая Октябрьская Социалистическая Революция выгнала многих дам высшего света на панель, — продолжил свою мысль дедушка, разглядывая специалистку по производству туалетной бумаги, — Но справедливость восторжествовала, и теперь идёт обратный процесс.

— Дедушка определённо желает позировать Михаилу Гельфенбейну работающему над скульптурной композицией «Геракл, разрывающий пасть писающему мальчику», — сообщил присутствующим дерзкий воздухоплаватель, — Ему осталось только найти в волосах искомое и приступить к писанию.

— Да, кстати, — оживился дедушка, — У меня совсем вылетело из головы. Вы не могли бы мне напомнить — я мужчина или женщина?

— Это дело вкуса и политических убеждений, — ушёл от прямого ответа Кац.

— Это как кому нравиться, — согласился с ним парашютист.

Но мыслями дедушка уже был далёк от проблем полового самоопределения.

— … и тогда белорусские партизаны начали смазывать рельсы солидолом. В результате фашистские поезда с продовольствием останавливались только во Владивостоке, — неожиданно вспомнилось ветерану.

— Как зовут патриарха? — спросила Каца работница Офакимской фабрики по производству туалетной бумаги, на всякий случай крепче прижавшись к конструктору крыла-самолёта. Так она чувствовала себя увереннее. В его присутствии её почему-то никто не обижал. А без него обижали часто. Ей было трудно сосредоточиться, и поэтому она не могла понять, в чём дело, но от этого без него её становилось ещё страшнее.

— Дедушку зовут Ананий, — развеял туман Кац.

Дедулька тем временем вновь обратил внимание на прижавшуюся к парашютисту заспанную даму, встал по стойке «смирно» и доложил:

— Страстные женщины хороши до безобразия!

После чего встал по стойке «вольно», ухмыльнулся и добавил:

— А так же во время безобразия и после безобразия.

— С Лениным умер ленинизм, со Сталиным умер сталинизм, даже трудно вообразить, что произойдёт, если умрёт старик Ананий! — с явной угрозой в голосе сказал конструктор крыла-самолёта. По крайней мере, эта реплика придала ходу мыслей дедушки правильное направление.

Существует три правила поведения на похоронах, — назидательно сказал старик Ананий, — Первое — белого не надевать. Второе — обтягивающее не носить. И третье — по возможности не танцевать. Кстати. Доктор Лапша меня спрашивал: «В одно ухо влетает, из другого вылетает». Что же это могло быть?

— Может быть, лом? — высказал смелую догадку конструктор крыла-самолёта.

— Может быть, может быть, — не стал спорить дедуля. — В этом случая становиться окончательно ясно, что оранжевый кризис обошёл Украину стороной…