Djonny - Сказки темного леса Страница 14

Самым первым у нас на стоянке появился брат Гоблин. Его на руках притащила Вельда, с которой он в ту пору сожительствовал — причем волочь Гоблина ей помогала сестра. Гоблин был пьян в говно. Вельда сообщила нам, что они добирались от станции в кузове грузового автомобиля, а когда пришло время вылезать, неожиданно встретили на шоссе еще одних «приглашенных». Это были наши новые знакомые по игровой тусовке — Морадан и Ааз, а с ними костяк их будущей сборной (которая со следующего года станет известна как «Хирд»).

Крейзино приглашение на игру Морадан принял далеко не сразу. Поначалу он долго выспрашивал: в каком формате будет проводиться мероприятие? Будут ли на нем те, кто собирается употреблять наркотики или пить? И много ли таких будет? Такие вопросы Морадан задавал неспроста.

В те годы Морадан и его сотоварищи жестко держались политики «двойного не» — то есть не пили и не употребляли. Соответственно и общаться они старались с непьющими и не употребляющими людьми — а таких в тусовке было не так уж и много. Пока все бухали, дули коноплю и жрали транквилизаторы, Морадан и его товарищи устраивали маневры и тренировки. Так и в этот раз — они совсем уже было собрались маневрировать, но вид Гоблина быстро их «отрезвил». Морадан заметил Гоблина, когда тот висел перегнувшись через борт грузовика и блевал. Завидев Ааза, стоящего неподалеку, Гоблин принялся булькать и сипеть, иногда выкликая блеющим голосом:

— Аазь, у тебя маззь еззь?

Затем он опять блевал, а когда немного успокаивался, снова принимался блеять:

— Аазь, у тебя еззь маззь?

Увидав такое дело, Морадан спросил у сопровождающей Гоблина Вельды:

— Как ты думаешь, там все такие? Вельда, к тому моменту уже сама пьяная «в три пизды», на вопрос Морадана ответила так:

— Конечно же, нет! Гоблин только что приехал, даже из машины еще не выходил! Так что не надо его сравнивать, он пока еще трезвый! Иди к озеру, если хочешь увидеть настоящий пиздец!

Услыхав про такое, Морадан плюнул в сердцах, развернулся на месте и уехал маневрировать куда-то в другое место — а куда именно, про то мне неведомо. Ну да и (честно будет об этом сказать) не сильно-то мы о нем горевали.

Пока все слушали эту историю, выяснилось, что мы в лесу не одни. Как только стемнело по-настоящему, ветер донес с побережья песни и брань, а через несколько минут распелись так, что стало можно различить слова:

Я буду до-о-олго гнать вело-осипед!В густых лугах его остановлю!

Манера исполнения была совершено дикая — будто бы не человек кричит, а воет прохудившаяся медная труба. Голос поднимался с побережья и хлестал по окрестностям, словно ременная плеть. Затем исполнитель на секунду умолкал, и ему вторили другие — словно многоголосое пьяное эхо:

Я так хочу, чтобы сделала минетТа девушка, которую люблю!

Затем к нам долетали отголоски целого взрыва хохота, а потом тот же голос начинал выводить следующую строчку:

Она возьмет, не поднимая глаз …

— Местные! — уверенно произнес Рома. — Слышите, как орут? Сто пудов, это гопники из садоводства!

— Может, и так, — кивнул я, оглядывая окружающую темную перспективу. — Кому еще тут быть? Между тем одна песня смолкла, и на берегу тут же затянули следующую. Когда ветер шел от воды, звук доносился к нам с такой силой, что я думал — мне шапку с головы оторвет.

Крутится-вертится старая мельницаБьется о камни вода! ЛА-ЛА-ЛА!

По ходу куплета голос набирал обороты, поднимался вверх, а затем с воем пикировал на пляж, словно тяжелый бомбардировщик. В самой нижней точке он детонировал о прибрежные камни, и тогда над озером ухало:

Старая мельница, все перемелетсяКромка щита никогда!

— Слышали, вроде про щиты что-то? — встрепенулся я. — Какие же это гопники? Тут Строри встал и принялся оглядываться по сторонам.

— Видите их костер? — наконец спросил он, указывая пальцем куда-то в сторону берега. — Во-он там, между деревьями. Может сходим, посмотрим? Хоть узнаем наверняка, кто это?

Через несколько минут мы вышли к другому костру. Несколько деревянных ящиков горели в яме на берегу, отбрасывая по сторонам неверный круг желтого, мерцающего света. Перед самым огнем на землю было постелено несколько газетных листов, на которых красовались овощи и зелень, вареные яйца и разнообразные бутерброды. Посередине, на тщательно расчищенном месте, высилась литровая бутылка водки в окружении шести металлических кружек. Владельцы всего этого расположились неподалеку, на самой границе света и тени. Нам не видно было лиц — лишь темные, смазанные фигуры. При таком освещении взгляд способен ухватить лишь разрозненные детали: тут свет упал на край строительной робы, там — выхватил рыбацкую шапочку из темноты.

Собравшиеся были вооружены колотушками из бука и щитами-ромашками, на которых я разглядел в свете костра три руны Киртара.[24] Мне показалось, что они обозначают русскую абравиатуру «Г.Ж.Г.», поэтому я некоторое время думал, а потом решился выступить с предположением:

— «Г.Ж.Г.» значит «Гномы Железных Гор»?

— Ага, но тебе это пусть голову не ебет, — подтвердил один из хозяев стоянки. — Называем мы себя иначе — «Синие Гномы»!

— Зачем же тогда эти руны? — я показал пальцем. — Почему «Г.Ж.Г.»?

— Пусть тебе это голову не ебет, — повторил тот же голос. — Сначала мы думали одно, а потом передумали. Теперь мы — Синие Гномы!

Говоривший не обманул — по сравнению с почтенными гномами даже синька не показалась бы достаточно синей. Собравшиеся были пьяны не то что «в говно», а в три, а может, и в четыре «пизды». И у них было собственное представление о том, какими должны быть гномьи имена.

— Лучшие гномьи имена заканчиваются на «-ин», — рассуждал один из присутствующих, представившийся нам Барином. — «Дарин», «Двалин», «Оин» и так далее — «Сталин», «Филин» …

Сталином и Филином звали еще двоих из их коллектива.

— Или на «-и», — вторил ему четвертый из присутствующих, по имени Хули. — Например — Хули и Фери.

Фери, услышав свое имя, кивнул. После этого повисла тишина, во время которой все уставились на последнего из обитателей этой стоянки, который пока еще никак не представился. Заметив эти взгляды, он встал со своего места и вышел вперед.

— Меня зовут Доцент, — сообщил он. — Вот мое имя!

— Как же так? — спросил я. — Что это за гномье имя, да еще с таким окончанием — «цент»?

— Приколи лучше, какое у тебя самого имя? — нисколько не смутился Доцент. — Посмотрим еще, у кого оно более правильное!

— Меня зовут Джонни, — ответил я, а потом посмотрел на Хули и добавил:

— И это эльфийское имя, на какую бы букву оно не заканчивалось!

— С моим именем такая же хуйня, — объяснил Доцент. — Только оно гномье!

Ближе к середине ночи объявился Крейзи, и у него была для всех нас добрая весть. Каким-то образом он узнал, где и как растут настоящие псилоцибиновые поганки. Крейзи сделал запас этих грибов, около тысячи штук, и теперь был готов «раздать вводные» для своей игры. Это был его «сюрприз игрокам», а так как он был единственным «мастером», спорить никто не стал.

— Подходите по очереди! — предложил Крейзи. — По одному!

Когда пришла моя очередь, Крейзи запустил руку в газетный сверток, а затем быстро вынул её и положил что-то мне на ладонь. То, что он мне дал, было холодным и влажным и в то же самое время каким-то образом будоражащим. Через мою руку словно пропустили электрический ток. Я поднес её поближе к лицу и увидел — у меня на ладони лежит целый ком свежих грибов.

— Съешь это, — предложил мне Крейзи. — И твоя жизнь изменится. Без лишних уговоров я сунул грибной ком в рот и принялся жевать.

Мне особенно запомнилась эта ночь. Лес превратился в бесконечный покров темноты, разорванной посередине застывшей вспышкой нашего костра. Желтый свет, падая на открытые участки кожи, превращался в жар, который плавил руки и лицо, а когда я поворачивался к озеру, то видел на отмели голую фигуру Гоблина. Он блевал, стоя на четвереньках в воде, у самого берега.

Нечто, обитающее в грибах, вошло в нас, и в ту ночь вокруг меня не было обычных людей. Реальность текла, словно краски на стекле — а из-под шерстяных шапок, из-под скрывающих лица прядей на меня смотрели нечеловеческие глаза. Их взгляды лучились, будто юное солнце, и были так же текучи, как нагретая ртуть. Поначалу я удивлялся, покуда не понял — нынче ночью у меня точно такой же взгляд.

За пару часов до рассвета мы подобрали своё снаряжение и спустились в глубокую яму, которую обнаружили в прибрежной лесополосе. Со всех сторон яму окружали кусты, а все дно у неё было завалено старыми железками и битым стеклом. Практически ни черта не было видно — но этого и не нужно, потому что грибы дарят волшебную четкость ночного восприятия. Ту, что за пределами привычных органов чувств.