Александр Белокопытов - Рассказы о литературном институте Страница 14

Потом сходил и за второй бутылкой… Стали «горько» кричать. Заставили Валентина обниматься и целоваться с Бахой. Баха целуется с чувством, а Валентин как бы по принуждению, стесняется немного, сидит обалдевший, но ничего, привыкнет.

А папа и за третьей бутылкой сбегал… И потом еще бегал, пока портфель не опустошил… Потом закричали:

— Все, хватит! Пора оставить жениха и невесту наедине, брачная ночь наступила! — и отвели их в отдельную комнату.

Папа очень расчувствовался, все происходящее близко к сердцу принял и даже расплакался, и сказал сквозь слезы:

— Валька-то ведь у меня один… Да как же так можно было? Даже мне не сказать! Хотел все втихую провернуть… Ну и пусть живут, если любят… Я что, против, что ли? Да никогда в жизни… Он же у меня, Валька, еще ни разу женатым не был! Я ему говорю: «Ты что это не женишься-то? Тебе уже скоро сто лет в обед, а ты туда-сюда мыкаешься, давай-ка женись и дело с концом! Окрути кого-нибудь, пока отец-то живой…»

Так Валентин и женился… Все это, конечно, шутка была и, надо признать, не очень удачная. Утром папа все сопоставил, понял, что это обман, все ради самогона придумано, обиделся и уехал… А Валентин после брачной ночи какое-то время задумчивый ходил, без портфеля, а потом опять стал с портфелем ходить, а в нем банка с пивом…

Потом он как-то исчез из виду… В общежитии больше не показывался. Может, закончил Литинститут и съехал? Я не знаю… А потом и я исчез из общежития навсегда.

О Валентине я ничего не слыхал. Кто-то случайно обмолвился, что вроде он комнату в собственность получил и работает лифтером. Что это такое? Я с трудом представляю… Или он людей в лифте поднимает и опускает, или следит за лифтами, приезжает спасать, если кто застрял?.. И еще вот что думаю: если я вдруг когда-нибудь застряну в лифте и приедут меня спасать, я погляжу, а это — Валентин Камышан приехал! А в портфеле у него — банка с пивом! Он меня спасет, и после этого мы сядем с ним на ступеньках и пивка по стаканчику выпьем. А потом я расчувствуюсь и целый чайник с чаем выкачу…

КЛУБ «МОЛОДОЙ ЛИТЕРАТОР»

В любом общежитии клуб есть. Как — в деревне. Чтоб прийти, кое-чем потрясти, а потом и подраться… А как может клуб в общежитии Литинститута называться? Конечно — «Молодой литератор». «Молодой», правда, немного обидно звучит, я бы на что-нибудь его поменял. Если, допустим, на «Зрелый» или «Старый», то опять нельзя, слишком пародийно будет. Наверное, я бы только «Литератор» оставил — просто, емко и лаконично. Почти как «истребитель» звучит, который пронзает пространство… Так же и литератор действует, тоже пронзает… А чтобы «Молодой», я — категорически не согласен.

Ну, вот я лично, какой молодой? Мне уже двадцать пять лет было, когда я поступил! Я уже уставший приехал, меня уже тогда на капитальный ремонт можно было ставить. А некоторые и еще постарше были. Ну, какие мы к черту молодые! Вон, Николая Шипилова, когда ему премию дали как лучшему прозаику, назвали лучшим среди молодых писателей. А какой он «молодой»? Не в обиду Коле будет сказанно, ему уже почти сорок лет было. «Лучший» — это хорошо, но — «молодой»-то зачем? А то вроде как обзывают, слишком уничижительно это звучит. Получается, что все еще не подрос, сопли до колен висят… У кого, к примеру, поднимется язык Лермонтова молодым писателем назвать? Конечно, ни у кого. Дураков-то нет. Ладно, замнем этот вопрос для ясности.

Так вот, есть у нас свой клуб «Молодой литератор». В нем тоже, как в деревне, собираются и пляшут под магнитофон… Я в него принципиально не ходил. У меня же — достоинство. Но потом меня кто-то подначил и я пошел туда и тоже поплясал… А когда надоело, лег на спину и просто ногами поплясал: подрыгал и поболтал… Я — тоже не лыком шит. А потом говорили, что Белокопытов на дискотеке на спине лежал и ногами в воздухе танцевал… А носки-то у него снизу рваные! Ха-ха-ха… Так я потерял достоинство. И больше в него не ходил.

Потом в нем стали показывать фильмы по видеомагнитофону: боевики, фантастику и разную другую дурь типа ужасов. Свои же студенты открыли маленький бизнес. Платишь рубль — и проходи. Я, конечно, не ходил… Зачем мне эти фантастики и еще рубль платить? Я лучше рубли эти скоплю да куплю себе толстую тетрадку. И буду в нее стихи и прозу записывать. А все потом пусть обзавидуются, что я себе толстую тетрадку купил, а они деньги на дурацкую фантастику потратили.

Потом сказали, что эротику привезли, будут показывать потихоньку… Сильно-то еще нельзя было. Я, конечно, тоже не пошел. Зачем мне это? Я скромный человек. Мне это не надо. А то будешь рядом с девушками и женщинами сидеть, глазами хлопать и оглядываться, кто-нибудь еще что-нибудь не то подумает… Мне это — не надо. Обойдусь.

Потом сказали, что порнографию привезли… Тоже потихоньку будут показывать. Я — не пошел. Зачем мне это? На тех, которые сходили, погляжу, а они как ненормальные по коридору бегают, руками машут… Противно смотреть. И на второй день не пошел. Терпел. А на тех, которые сходили, погляжу, они совсем как сумасшедшие носятся… А на третий день — пошел, не вытерпел. Пришел. Сел. Жду, когда народ придет, порнографию смотреть. Никого что-то нет. Когда порнография-то будет, интересно? Потом гляжу, заваливают люди… Завуч наш, еще кто-то из начальства, комендант, и сами киномастера — студенты наши, аппаратуру свою уносят… А я сижу, глазами хлопаю. Начальство меня спрашивает:

— А вы чего расселись?

Я ноги-то поджал, испугался.

— Да вот, — говорю, — кино пришел смотреть…

— Какое кино, порнографию? — и поперло на меня: — Да как вам не стыдно! Такой уже взрослый, солидный человек, а пришли гадость эту, порнографию, смотреть! Вчера уже все добрые-то студенты взбунтовались, от стыда и в институт сообщили. Так что идите отсюда, не будет вам никакой порнографии, развели тут бардачок!

Подскочил я конечно и побежал… Мне же еще и досталось! А я-то не при чем.

Потом опять про меня говорили, что Белокопытов-то один пришел порнографию смотреть и сидел, как пень. Все уже от стыда давно отказались смотреть, попросили запретить немедленно, а он — пришел, не терпится ему.

Так что я больше в клуб «Молодой литератор» ни на какие мероприятия не хожу, ни на плохие, ни на хорошие. Мне это — не надо.

А недавно проходил мимо, слышу, там стихи читают… И наши поэты собрались, и чужие в гости приехали, и только мат-перемат доносится, хорошо-о слышно! Причем женщины матом-то полощут — поэтессы! И все в натуральную величину. Соревнуются, кто кого перематерит в стихах, аж уши вянут… Вот что перестройка выделывает!

Так что я в этот клуб «Молодой литератор» больше — ни ногой!

ТАРАКАН

В общежитии у нас, в основном, студенты бегали… Носились туда-сюда с рукописями, чтоб с друг другом поделиться поэтическим открытием или находкой. Нетерпячка же страшная! Один слишком талантливо рифму завернул, а другой еще талантливее образ нагромоздил. Так что, в основном, только студенты носились, как оглашенные…

А помимо студентов и тараканы иногда пробегали… А иногда вдруг совсем распоясывались и рядами шли, как в психическую атаку… Хоть общежитие у нас и интеллигентное, и высокоинтеллектуальное было, по сравнению, допустим, с другими общежитиями, но они-то этого не знали, жили — и все. И зверушки еще иногда высовывались, крыски разные… Они тоже вывеску не читали, что это общежитие Литинститута, что им путь сюда заказан, жили себе и в ус не дули.

Одна хорошая такая зверушка прямо на кухне жила, под газовой плитой. Почти домашняя сделалась, только что на колени не просилась. Пойдет какой-нибудь студент на кухню мясца сварить, а она высунется, показывает, чтоб он ей тоже дал, поделился, а то она еще не завтракала. Ну, некоторые делились по-братски, а некоторые — нет. Жадные были.

Конечно, не всем такое соседство нравилось: тараканы и зверушки. Особенно — возвышенным девушкам, поэтессам. Вдруг слышно, одна завизжала!

— Что такое? — подбежит на подмогу какой-нибудь прозаик, крестьянский сын.

— Ой, да крыска проклятая опять высунулась!

— Ну и что?

— Как что?! А если она меня укусит?

— Дура. Это же наша крыса, родная, литинститутовская. Может, она тоже стихи пишет? А потом еще и книжку издаст… Тебе нос утрет, — только тогда она успокоится и побежит быстрей стихи писать, чтоб крыска ее не обогнала.

Или — другая завизжала.

— Да что такое? — кинутся ей на помощь.

— Ой, да тараканище чуть на голову не прыгнул! Страшно! — ну успокоят ее кое-как, а тараканищу кулаком погрозят.

Конечно, страшно, когда таракан на голову прыгнет. Он может и за пазуху запрыгнуть или еще куда-нибудь… под резинку и натворит там дел, всю малину испортит.

Так что некоторые девушки, особенно — возвышенные, побаивались тараканов. А ребята не очень побаивались тараканов, а уж про зверушек и говорить нечего. Ну, у нас такие ребята учились, что их ничем не испугаешь, даже летающими коровами.