Лион Измайлов - 224 избранные страницы Страница 14

— За что же вы их так не любите? — спросил один из фермеров.

— А как же их любить, — отвечал счетовод, — ведь они же все как один — семиты. Вот, к примеру, первый из них семит Егоров Ерофей Кузьмич, или этот — яблоки на базар вез — возьми, говорю, моих полпуда. Где там! Жадные, одно слово — жады! Весь колхоз как один — семиты! Только в прошлую осень один приличный человек был, да и тот Рабинович.

Американцы вышли несколько озадаченные.

Следующей была изба продавщицы нашей, Клавдии Ивановны. Председатель, входя, сказал:

— Вот, познакомьтесь, это наша передовая проститутка, так сказать, валютная путанка.

А путанка Клавдия Ивановна, пятипудовая женщина, сидела у самовара, распаренная, в тренировочных штанах, грудь колесом, размалеванная и в бигуди.

Председатель Будашкин сказал:

— Работает уже в счет будущей пятилетки. Производительность нашей путанки неуклонно растет.

Клавдия Ивановна томно посмотрела на фермеров, вытерла пот со лба и сказала:

— Желающие есть?

Желающих не оказалось. Один из фермеров спросил:

— А какие у вас условия работы?

— Оплата у нас, проституток, сдельная, — отвечала Клавдия Ивановна. — Сколько заработаешь, столько и получишь. Клиент всегда прав. Бывает, правда, машина подъедет, а грузчиков нет, сама, как проститутка, мешки на себе таскаешь. Подсобник запил, товаров с базы не дождешься. Всему начальству давать приходится на лапу. Ой, батюшки, трудно нам, колхозным путанкам, ой трудно!

Американцы уходили довольные. А один фермер, маленький такой, даже норовил остаться, объясняя, что он желающий. Но Клавдия Ивановна, пользуясь тем, что вся делегация ушла, поднесла к носу фермера свой кулачище величиной с его голову, и фермера как ветром сдуло.

В следующей избе разместился целый вертеп: в сенях Федька Савин курил кальян, сидя по-турецки, в валенках и телогрейке, в комнате передовик Костя Сидоркин, нанюхавшись вместо героина сахарной пудры, орал не своим голосом, что видит светлое будущее, а в углу Костя Баранов с оглоблей в руках предложил американцам "рашн балдеж", а Ступкин пояснил:

— Тем, кто хочет побалдеть, Костя сильно бьет оглоблей по балде, и клиент балдеет до тех пор, пока не вынесет свою балду из реанимации.

Голубой, которому не нашли пары, грустно сидел в углу и, обливаясь слезами, демонстрировал свой любимый сепаратор. Американцы радовались, как дети. Они долго хлопали по плечу председателя и говорили, что у себя в Америке они такого разврата никогда в жизни не встречали. Когда американцы уехали, председатель Будашкин сказал:

— Хотели по мясу обогнать, обогнали по разврату.

— Ничего, — сказал Ступкин, — мы их раньше по вранью обгоняли, а теперь по правде уделали.

Председатель Будашкин грустно посмотрел на Ступкина и сказал:

— Дурью маемся, а надо бы делом заниматься.

1988

Сложный случай

— Доктор, болит голова. Температура небольшая, но противная. И ломит в суставах перед непогодой.

— Спите нормально?

— Не очень.

— А бывает так, что кофе выпьете и заснуть не можете?

— Да, точно, бывает.

— Особенно от бразильского кофе?

— Да от любого.

— Нет, не скажите, бразильский самый лучший. Я лично пью бразильский, когда достаю. Сейчас трудно с бразильским, а другой я не пью.

— Доктор, температура небольшая, но противная.

— А позавчера в магазине за чаем стояла. Индийский давали. Передо мной кончился, а я другой вообще не пью. Только индийский. Но где его теперь взять, ума не приложу!

— Доктор, и суставы ломит. Если перед плохой погодой. Отчего это?

— Это от погоды. Если погода меняется, у вас суставы ломит, верно?

— Точно.

— Это от погоды. Это бывает. Погода меняется, суставы болят. Это от погоды.

— И температура небольшая, но противная. От нее чувствую себя плохо.

— Крабы пропали. Раньше один больной доставал. Потом сам пропал. Либо вылечился, либо перешел к другому врачу. Нет, он вылечиться не должен был так быстро. Он секцией в продуктовом заведовал, такие болеют подолгу, если попадут к хорошему врачу. Значит, перешел к другому. Или переехал. Но только не вылечился.

— И болит, доктор, голова.

— А не подташнивает?

— Тошнит.

— А от чего?

— Даже не знаю.

— От икры?

— Нет, от икры не тошнит, это я точно знаю.

— Вот и меня тоже. От икры не тошнит, особенно от черной не тошнит. От красной тоже не тошнит, но уже не так сильно. Вот у меня один больной был…

— А что у него было?

— Он икру доставал.

— Я говорю, у него что было-то?

— Так я вам говорю: икра у него была. Он мне ее доставал. Потом перестал. И все. Пропал.

— Уехал?

— Да, насовсем.

— За границу?

— Еще дальше.

— Это куда же дальше?

— Туда, где нет ни икры, ни крабов. И где бюллетени не нужны.

— Мне бюллетень не нужен. Мне главное чувствовать себя хорошо.

— Как же чувствовать себя хорошо? Голова болит, температура противная, суставы ломит…

— Доктор, а это вылечивается?

— Ну, конечно, а кем вы работаете?

— Инженером.

— А-а-а. У инженеров это все плохо лечится. Тем более все это без крабов, без икры, без кофе и чая.

— Да я могу безо всего этого обойтись.

— Вы-то можете, а другие никак.

— Но меня другие не интересуют. Ведь болит-то у меня. И здесь болит, и здесь…

— У вас, видно, и с головой не все в порядке.

— Вы так думаете, доктор?

— Убеждена. Надо голову проверить, и в первую очередь. К невропатологу вам надо, дорогой, к невропатологу. А как только головку наладите, так сразу ко мне. И все тут же пройдет.

— Ладно, доктор, я пойду. Значит, все, что у меня в портфеле — икру, крабов, кофе, — все это к невропатологу нести? Счастливо, доктор.

1989

Порнуха

Борис Иванович приехал в Москву к Капитоновым в самый праздник. Когда-то Капитоновы жили в Великих Луках, были соседями Бориса Ивановича. Володя окончил институт, женился на Гале и переехал сначала в Московскую область, а потом в Москву.

Жили они в приличной трехкомнатной квартире. И Борис Иванович, когда приезжал в Москву, останавливался у них. Борису Ивановичу недавно исполнилось пятьдесят пять лет, да и Володя с Галей были уже не первой молодости — сыну Юрке стукнуло двадцать.

Володя с Галей были всегда гостеприимны, не походили на тех москвичей, которые давали провинциалам телефон на отдыхе, а потом прятались в Москве от наехавших гостей. Нет, они встречали Бориса Ивановича радушно. А летом сами приезжали в Великие Луки, и здесь уж Борис Иванович поселял их в лесу на заводской турбазе и устраивал им разные шашлыки и рыбалки.

Итак, приехал Борис Иванович 7 ноября и попал прямо с поезда на бал. Капитоновы ждали гостей. Галя хлопотала над закусками. Володя, обливаясь слезами, натирал хрен, а сынишка их, Юрка, оседлал телефон и ездил на нем уже часа полтора, время от времени приговаривая: "Иди ты! Не может быть! Ну гад!"

После первых охов и ахов, после "Как вы там?", "А как вы здесь?" стало ясно, что заниматься с гостем некогда, надо готовить закуски. Борис Иванович сказал, чтобы не обращали на него внимания, но Галя дала по затылку Юрке, оторвала его от телефона и приказала: "Ну-ка, включи дяде Боре "видешник". Поставь ему чего-нибудь повеселее".

Юрка нехотя пошел в соседнюю комнату, дядя Боря последовал за ним. Борис Иванович знал, что существует видео, и в Великих Луках тоже есть видеотека, но никогда этот "видешник" не смотрел и потому, с удовольствием потирая руки, уселся в кресло напротив телевизора.

Юрка выбрал кассету, вставил ее в магнитофон и включил телевизор, потом, сказав загадочно: "Вот теперь повеселитесь", — удалился.

Дядя Боря уставился в экран. Играла веселая музыка. Пара бракосочеталась где-то на Западе. Перевода не было, артисты говорили на неизвестном Борису Ивановичу языке. Молодая пара вышла из ратуши. Невеста в фате и белом платье, жених в смокинге с бабочкой. Друзья, родственники.

Пара поехала на автомобиле, за ними ехали друзья. Молодые приехали в роскошный замок, прошли в комнату, сели на диван, а напротив них уселся с двумя девушками друг. Парень стал целовать девушек, а жених обнимался с невестой, попивая шампанское. Вдруг жених бросил невесту и тоже стал целовать девушек, а друг подскочил к невесте и принялся ее обнимать.

Борис Иванович удивился такому началу, но, поскольку ни слова не было понятно, подумал, что так и должно быть.

Но дальше пошло уже что-то невообразимое, такое, о чем Борис Иванович у себя в Великих Луках и не мечтал. Эти две девицы стали раздевать жениха, по ходу целуя его в разные места. А другой задрал у невесты платье и стал нагло сожительствовать на глазах у обалдевшего Бориса Ивановича.