Густав Водичка - Родина дремлющих ангелов Страница 14

Совершенно очевидно, что мужчины по своей природе значительно агрессивнее женщин. Это, в свою очередь, указывает на их повышенную восприимчивость к страху. Противоречия здесь нет, так как женщина может противостоять угрозе, а мужчина — обязан. В борьбе за безопасность он рассчитывает только на себя, и чем больше он боится, тем агрессивнее он становится и тем сложнее способы его защиты.

Каждому хочется иметь материальный достаток, красивого партнера в постели и уверенность в завтрашнем дне. Но желаемое, как правило, расходится с действительностью. Боясь лишиться необходимого, человек превращается в источник тотальной агрессии. Все, что он делает, является угрозой потенциальным конкурентам. Один качает бицепсы, приобретает оружие, лихорадочно обогащается, другой повышает профессиональный уровень, рекламирует свои возможности. А кто-то открыто грабит, рвется к власти или банально ворует. Красивая одежда, дорогой автомобиль, личная популярность и солидный диплом, короче, все, от модного галстука до президентского кресла, призвано пугать врага и ограничивать его возможности. Другими словами, самые запуганные прибегают к самым изощренным формам агрессии, и никто не может вырваться за пределы взаимных угроз. Это особенно заметно на войне, где проблема выбора крайне ограничена. Солдат вынужден убивать, потому что боится быть убитым. Он справедливо допускает, что мотивация поведения противника точно такая же, — СТРАХ. Поэтому всякое проявление мужества нужно рассматривать как степень развития страха. Когда человеку одновременно угрожает противник, собственный командир и возможная потеря близких, он способен совершить агрессивный поступок, противоречащий здравому смыслу. Вдумайтесь: как нужно запугать человека, чтобы он закрыл своим телом амбразуру дота или бросился под танк!

Но страх вызывает не только чувство дискомфорта. Это мощное эмоциональное топливо, способное опьянять душу. Вспомните вьетнамский синдром: человек, искупавшийся в океане страха, уже не может нормально жить. Солдат, вернувшийся с войны, неприятно поражается обнаглевшим от безопасности людям. Измельченность агрессии и страха в мирное время порождает острое чувство эмоционального голода. Человек, привыкший пожирать энергетическую ткань страха в больших количествах, часто не выдерживает “голодного пайка”. Чтобы не попасть в психушку, “наркоманы ужаса” ищут новые возможности испытать сильный страх.

На этом фоне возникает странный парадокс: человек, лишенный чувства страха, в нашем обществе считается идиотом. Феномен книги “Похождения бравого солдата Швейка” заключается в том, что в ней присутствует образ человека, который ничего не боится. Швейк абсолютно не восприимчив к внешним угрозам и потому совершенно не агрессивен. Мир, окружающий Швейка, обезоружен его неприятием правил общепринятой игры. Портрет Швейка — это бытовой образ святого, который радуется жизни, ни в чем не испытывая нужды.

Неудивительно, что высокое развитие религиозного сознания предполагает полное отсутствие животного страха и агрессивности. Человек, реально ощущающий свое духовное бессмертие, не чувствует угрозы каких-либо потерь. Страх не может питать его душу и руководить его поступками.

Тот, кто известен Богу, не ищет “агрессивной” славы. Ему нечего делать на вершине Эвереста, на Северном полюсе и в правительственном лимузине. Индивидуум, лишенный страха, практически умирает для обычного мира. Он превращается в некое самодостаточное инородное тело, неподвластное агрессивным механизмам управления. Такого человека можно считать проявлением “неординарной” биологии, выходящей за рамки общего развития.

Сущность, лишенная страха генетической смерти, не нуждается в половых партнерах и, как правило, не воспроизводится. Традиционный обет безбрачия в высшей религиозной среде — прекрасное тому подтверждение.

Каждый получает то, к чему стремится. Когда маленький негритенок Джексон в борьбе за жизнь с перепугу “покрасился” в белый цвет, мир не выдержал яростной наглой агрессии и отдал ему свои деньги, женщин и право на повышенную безопасность. Перепуганные завистники, конечно, могут злорадно посмеяться над этим, и только Швейк останется равнодушным.

Записки мичуринца

О вреде размножения Минздрав нас не предупредил, и мы привыкли хулиганить без трусов, не чувствуя угрозы. А ведь почти все наши несчастья связаны с желанием плодиться. Любая война, экологическая катастрофа, воровство, грабеж и социальное насилие возникают на почве невинного стремления произвести и защитить потомство. Ради этого, подобно мелкой рыбешке, мы сбиваемся в крупные стаи, создавая племена, народы и нации. Как нормальные хищные животные, мы врозь и коллективно убиваем посторонних, чтобы обеспечить своей популяции возможность продления рода.

Кто-то сказал, что настоящий мужчина способен роту прокормить. Не понимая, зачем нужно роту кормить, каждый мужик, как племенной петух, топчет свой курятник, посягает на чужой и клюет всякого, кто делает то же самое. Даже развитой пиит Пушкин умер за курицу в примитивной петушиной схватке.

Все покорны голосу крови. Чтобы растиражировать себя, таких красивых и душистых, мы постоянно усложняем техногенную цивилизацию, боремся с бесплодием, детской смертностью, сексуальным меньшинством и национальным большинством. На скопление чуждых рас мы автоматически поглядываем искоса, как на китов, которые, по нашему мнению, занимают слишком много места в океане.

Чеховский “человек в футляре” поверил, что каждый нормальный индивидуум должен вступить в брак. На этой почве он свихнулся и протянул ноги. А вот запорожские казаки вовремя смекнули, что всякая беда — от страсти размножаться. Плюнув на женщин, они скрылись в степной глубинке.

Не утруждая себя строительством уютных городов и накоплением съестных припасов, запорожцы защищали только свободный образ жизни, не совместимый с безопасностью потомства.

Несмотря на врожденный родительский инстинкт, в отличие от других живых существ только человек способен отказаться от размножения. Это служит характерным показателем его возможных приоритетов. Почти все мировые религии имеют институты безбрачия. Именно там развитая личность проводит грань между собой и звероподобным миром.

Конечно, дело не столько в самом размножении, сколько в личном отношении к нему. Важно знать, до какой степени сознание индивидуума подконтрольно инстинкту воспроизводства. Когда Бог захотел протестировать Авраама на умственную зрелость, он приказал ему зарезать любимого сыночка. Когда же Авраам занес нож над горлом своего потомка, его рука была остановлена ангелом, ведь важен был не труп, а готовность переступить через самое главное — животный закон. Иисус конкретно указывал: “Враги человеку — домашние его... Кто любит сына или дочь более, нежели меня, не достоин меня”.

Абсолютное большинство людей в конце своей жизни могут похвастать только тем, что родили и воспитали детей, как будто хомячки не делают то же самое. Разница только в масштабах и сложности. Если животное защищает свое гнездо глубиной норы или остротой зубов, то человек способен применить атомную бомбу и сибирскую язву. Чем выше наша озабоченность собственным воспроизводством, тем больше факторов угрозы. Мы запросто можем исчезнуть как вид только потому, что боимся исчезнуть.

Нам только кажется, что защита диссертации имеет отношение к научному поиску, — любой научный поиск имеет прямое отношение к защите потомства. Ученое звание, хорошая зарплата, оборонная мощь страны обеспечивают безопасность гнезда.

Когда индивидуум начинает догадываться, что вся его жизнь ушла на воспроизводство себе подобных, целью которых является все то же воспроизводство, тогда он понимает, что не жил, а лишь функционировал.

В момент такого просветления вчерашний мочеполовой функционер имеет шанс начать действительно человеческую жизнь, лишенную привязанности к чему бы то ни было. Ведь одно дело, когда мы приносим себя в жертву ради спасения курятника, прикрываясь словами “честь”, “родина”, “долг”, и совсем другое — когда нам доступен подвиг, лишенный гормональных оснований. А может, подвиги и вовсе не нужны?

Чтобы вырастить папуаса, достаточно хорошей погоды и веточки бананов. Воспитывая же европейца, необходимо заниматься трудоемким клонированием, строить космические корабли и совершенствовать технику абортов. Но когда какой-нибудь бельгийский спиногрыз все же вырастает, общество вдруг удивляется первобытным татуировкам на его теле, кольцам в носу и дикости прически, как будто не было Нобеля, Менделя, Штрауса и Нострадамуса.

Естественно, задашься вопросом: зачем такие сложности размножения, если результат один и тот же. Как ни старайся, все равно вырастишь тупого самца, не делающего разницы между дубинкой и танком, или надменную гусыню, чья задача — высиживать кладку, перебирая харчами.