Джером Джером - Книжка праздных мыслей праздного человека Страница 16

Они никогда никому не говорят никаких неприятностей; никогда не подпускают нам «шпилек», не язвят под видом желания нам добра, как делают наши двуногие «друзья», не говоря уж о родных; никогда не напоминают нам, да еще в самые неподходящие моменты, о наших прежних ошибках и заблуждениях; никогда не дают обещаний того, чего нам сейчас не нужно, чтобы потом отказать, когда нам представится в этом надобность; никогда ни в чем не упрекают нас и всегда довольны тем, что мы можем дать им. Даже тогда, когда им хотелось бы чего-нибудь полакомее всегдашней будничной пищи, они выражают это желание, и то в крайнем случае, разве только тем, что не станут вовремя есть, но не выразят нам никакого неудовольствия, а станут к нам по-прежнему ласкаться.

Они всегда встречают нас с неподдельной радостью; всегда сочувствуют всем нашим настроениям; радуются с нами, когда мы веселы, притихают, когда мы грустны и печальны.

Взять хотя бы того же Гести. Глядит он на вас своими ясными и бесхитростными глазами и всем своим существом точно говорить вам: «Ваф-ваф, хозяин! Как я счастлив быть около тебя. Позволь мне побегать возле, тебя, попрыгать, полаять, поваляться с подрыгиванием всеми лапами в воздухе, потешить тебя разнотонными зевками.

Что мне прикажешь сделать — все исполню, что смогу, и от всего своего преданного песьего сердца. Прикажешь смести всю мебель в гостиной, чтобы она не мешала, — мигом будет сделано. Прикажешь прогнать нежелательных гостей — тотчас же прогоню и даже с большим удовольствием. Ты ведь знаешь, что я терпеть не могу тех, которые тебе не милы. А всего бы лучше нам с тобой побегать по открытому полю, перепрыгивать через канавы и изгороди, побарахтаться в свежей воде, когда сделается жарко от бега, попугать гусей и уток… Впрочем, хозяин, как ты хочешь, так и делай — я на все согласен, лишь бы только мне не разлучаться с тобой».

Когда вам хочется посидеть тихо и спокойно, предавшись своим мыслям, Гести смирно будет лежать на полу у ваших ног, а Тита усядется на ручке вашего кресла, подожмет под себя лапки и будет полегонечку мурлыкать. И они ничем не потревожат вас.

А когда мы закроем лицо руками и от какой-нибудь невеселой мысли раскачиваемся взад и вперед, тяжко вздыхая и бормоча про себя, что лучше бы нам не родиться, животные не будут сидеть пред вами с окаменевшими лицами и не станут скрипучим голосом внушать вам, что вы сами навлекли на себя свои страдания; не скажут, что случившееся с вами — наказание или испытание, посланное вам Небом для вашего исправления. Нет, они только потихоньку прижмутся к вам своими мягкими головами и будут ласково заглядывать вам в глаза, причем кошка потрется о вашу щеку мордочкой и скажет по-своему: «Жаль мне тебя, милый хозяин! Ты добр ко мне, и я люблю тебя». А собака своими чистосердечными и полными преданности глазами и на этот раз умеренными движениями хвоста будет говорить: «Не тужи, дорогой хозяин! Ведь я при тебе и никогда не покину тебя, ни за что не изменю тебе ни за какие косточки. Положись на меня, своего верного пса. Я всегда буду грудью стоять за тебя и ничего не попрошу за это, кроме маленькой ласки».

Собака совершенно равнодушно относится ко всему, на чем зиждется человеческая дружба. Собаке нет дела до того, поднимаетесь ли вы по общественной лестнице вверх или спускаетесь по ней вниз; богаты вы или бедны; умны или глупы; правы или не правы в чем-нибудь; грешник вы или праведник. Вы — ее хозяин, и этим все сказано. И что бы с вами ни случилось, хорошее или дурное, удача или неудача, обогащение или разорение, в славе вы или в позоре, — собака все равно будет вас утешать как может, ластиться к вам, охранять вашу жизнь и имущество и безропотно отдаст за вас собственную жизнь, — та самая собака, которую принято называть неразумной тварью, не имеющей души, лишенной «высших» свойств человека!

О старый друг с прекрасными, глубокими, умными, чистыми глазами, которые все видят и понимают, которые читают на дне моей души, знают мои мысли раньше, чем я успею их высказать! Знаешь ли ты, что тебя считают только глупым, бессмысленным, бездушным животным? Знаешь ли ты, что вон тот, еле держащийся на ногах оборванец, с безобразным опухшим и изукрашенным синяками лицом и тусклыми глупо вытаращенным глазами с злым взглядом, считается неизмеримо выше тебя по его духовным свойствам? Знаешь ли ты, что каждый ограниченный умом и сердцем себялюбивый негодяй, живущий только хитростью и обманом, никогда не сказавший ни одного доброго слова, не сделавший ни одного доброго дела; человек, все помыслы, чувства и стремления которого низменны и грязны, каждое слово которого — ложь или грубость, а каждое действие — подлость, такой человек (а именно такими и полон мир) мнит себя настолько выше тебя, насколько солнце ярче сальной свечки, — тебя, моего честного, бескорыстного, самоотверженного четвероногого друга? Прислушайся повнимательнее, что говорят о себе двуногие существа человекообразного вида, и ты услышишь, как они величают себя самыми великими, благородными, мудрыми и прекрасными существами на свете, а все остальные творения созданы только для их нужд и прихотей.

Да, мои бедные Гести, Тим и крохотная Тита, как не считать вас глупыми и бессмысленными, когда вы не умеете, подобно нам, толковать о политике и философии! Ведь только мы все умеем и все знаем, кроме лишь того, что такое мы сами, откуда беремся и куда пойдем; что находится вне видимого нами, и что, в сущности, представляет собой видимое.

Ничего, милые песики и кисочки, не смущайтесь вашей глупостью. За эту именно вашу «глупость» мы еще и любим вас. Мы вообще любим глупых. Мужчины терпеть не могут умных женщин, а женщины мечтают заполучить себе в мужья таких тупиц, которых он называют «милыми дурашками», «старыми попками» и т. п. лестными эпитетами. Нам так приятно быть среди людей, обиженных в умственном отношении судьбой! Конечно, чаше всего мы и сами не умнее других, а только мним себя умнее и готовы любить дураков уж за одно то, что они дают нам возможность мнить так о себе; но в то же время мы, разумеется, и презираем их.

К действительно умным людям наш мир относится крайне немилостиво. Дюжинные люди ненавидят выдающихся по уму, а те, в свою очередь, от души ненавидят друг друга. Но умных людей так мало на свете, что из-за такого пустяка не стоит и беспокоиться. Ведь мир держится не умными, а глупыми; последних же такое неисчислимое множество, что их хватит надолго. Значит, и мир будет цел.

Но вернемся лучше опять к нашим четвероногим друзьям. Кошки, как известно, пользуются репутацией, что житейски они практичнее собак, более склонны заботиться о своих личных интересах и не так слепо привязаны к своим хозяевам, как собаки. И мы, люди, понятно, негодуем на такое кошачье себялюбие.

И действительно, кошки более привязаны к таким хозяевам, у которых для них имеется коврик за печкой, нежели к тем, у которых такого коврика нет. Если в приютившем кошку доме очень много беспокойных детей, готовых ежеминутно тормошить ее, она часто уходит к соседям, где нет маленьких мучителей, и там отдыхает, но в известное время опять возвращается домой.

В общем же кошки лучше составившегося о них мнения. Подружитесь с кошкой, и она пойдет за вами в огонь и в воду. Все бывшие у меня кошки были моими искренними друзьями. Между прочим, у меня была кошка, которая имела обыкновение всюду следовать за мной, что, в конце концов, приводило к большим неудобствам, вследствие которых я был вынужден просить у кошки, как милости, чтобы она не провожала меня дальше известного расстояния. Как бы поздно ни являлся я домой, кошка всегда встречалась со мной в сенях, следовательно, поджидала меня. Это позволяло мне чувствовать нечто вроде того, что чувствует женатый человек, когда его встречает жена. Впрочем, мне, наверное, было еще лучше, потому что кошка никогда не спрашивала меня, где я был и почему так «страшно» опоздал, и вообще не выражала мне никакого недоверия.

Другая из кошек очень напоминала людей тем, что обязательно ежедневно напивалась. Она целыми часами неподвижно просиживала пред погребом, выжидая случая юркнуть в него, чтобы слизать там с каменного пола сочившееся из бочонка пиво. Я привожу этот факт не в похвалу кошке, а с целью указать, что и в кошках есть кое-что свойственное людям. Если предположение о перевоплощении душ верно, то в описываемой мной кошке должен был быть перевоплощен горький пьяница-человек, за свой порок «разжалованный» в кошку. Кроме того, эта же кошка всегда приносила к нам в комнаты передушенных ею крыс, клала их к нашим ногам и ждала, чтобы мы похвалили ее за усердную службу по очистке дома от нежелательных обитателей. И как она гордилась нашей похвалой! Как смеялись при этом мои племянницы, которые не сознавали, что и они поступали, в границах своей возможности, точь-в-точь так же, как эта кошка, над которой они так потешались.