Максим Михайлов - Двухгадюшник. Рассказы Страница 19

— Пора. Время, — посмотрев на часы, прервал веселье Поэт и положил руку на обмотанное зелеными тряпками цевье снайперской винтовки.

Хан мгновенно заткнулся, посерьезнел лицом и принялся что-то поправлять в карманах самодельной разгрузки.

— Попрыгали, — вполголоса подсказал Беслан.

Попрыгали, нормально, никаких посторонних звуков, все снаряжение подогнано на пять балов.

— Ну все. Вроде норма. Пошли что ли? — Хан вопросительно глянул на Поэта.

Тот кивнул, соглашаясь. Обнялись на прощание с Бесланом.

— Удачи, брат!

— Спасибо.

— Ни пуха!

— К черту!

— Жду вечером, возвращайтесь!

— Шашлык с тебя!

— Заметано!

Хан с Поэтом шли на охоту. На охоту за самой коварной и опасной дичью. На охоту за человеком. Идти было недалеко, через спящее тревожным сном раскуроченное артиллерийским огнем село. Мимо заполненных дождевой водой воронок, выбитых окон и обрушенных перекрытий школы, расщепленных и терпко пахнущих древесным соком стволов кипарисов. Дальше к окраине и через сады к говорливой и быстрой текущей с гор к морю реке. За ней раскинулся темный затаившийся как зверь перед прыжком город. Когда-то там был курорт, когда-то жители села ездили туда на рынок, по магазинам и просто прогуляться по красивейшей набережной. Теперь оттуда с воем крупнокалиберных снарядов летела смерть. Оттуда поднимались в яркое голубое небо боевые вертолеты и штурмовики. Совсем недавно в этом городе жил Беслан. Теперь там живут другие люди. Они не хотят, чтобы Беслан жил рядом с ними, и, вообще, не хотят, чтобы Беслан и его земляки жили. Поэтому Хан и Поэт здесь. Хану позвонил Беслан, рассказал, что началась война, просил помочь. Хан позвонил Поэту. Теперь они снова вместе, впервые после окончания училища.

К реке вышли уже в предрассветных сумерках. Неслышными бесплотными тенями скользнули по зарослям кустарников вдоль берега. В их секторе было спокойно, но тишина обманчива. Река здесь хоть быстрая и своенравная, но мелкая — вброд перейти раз плюнуть. Правда вода ледяная, жуть, но это мало кого останавливает. Горячие головы, что с правого берега, что с левого частенько наведывались в гости на сопредельную сторону, кто охотился за скальпами, увеличивая личный счет, кто за трофеями и оружием. Напороться на группу любителей острых ощущений совсем не входило в планы друзей. Они работали, а не искали подвигов и славы. Пара неразлучных вышла на охоту за вражеским снайпером. Вообще снайперов здесь хватало и с той и с другой стороны, благо так здесь называли любого мало-мальски умеющего стрелять и заполучившего винтовку с оптикой. Особо впечатляющих результатов такие стрелки достигали разве только в расходе весьма дефицитных боеприпасов. Строго говоря, ни Поэт, ни Хан тоже снайперами не были, но кое-какие азы военного дела им в свое время накрепко вдолбили в стриженые головы преподаватели тактики, и теперь эти знания выгодно отличали их пару от множества других искателей приключений шлявшихся в нейтральной полосе.

Их участок фронта держал батальон народного ополчения полностью интернационального состава чуть ли не пятьдесят на пятьдесят состоявший из местных и пришлых добровольцев. На той стороне тоже хватало всякого народа, вроде даже славяне были. И вот недели две назад завелся в секторе особо вредный чужой снайпер. Стиль работы его абсолютно отличался от доморощенных стрелков. Стрелял он пару раз в день не больше и только под прикрытием артналета или пулеметной перебранки, так что звука выстрела никто не слышал. Пуля всегда попадала в голову, и, как правило, не просто в голову, а в голову командирскую. Как уж он вычислял командный состав, Бог его знает. А частенько устраивал такой фокус: зная, об общей нехватке оружия, стрелял так, чтобы автомат убитого остался лежать на бруствере. Того, кто тянулся за брошенным оружием, ждала пуля. Много крови попил у ополченцев этот снайпер, уже начали ходить по батальону байки о том, что это и вовсе не живой стрелок, а призрак, вернувшийся с того света, чтобы отомстить своим убийцам. И взрослые, тертые и битые жизнью мужики верили. Читать такое, конечно, смешно, но в окопах изо дня в день между жизнью и смертью и не в такое поверишь. Вобщем нашей снайперской паре была поставлена жесткая задача — в возможно короткое время уничтожить Призрака любыми способами и средствами.

Легко отдать приказ, да не так то просто его выполнить. Поэт, вооружившись трофейным восьмикратным артиллерийским биноклем, излазил все окрестности, определяя места возможных снайперских лежек, лично осматривал каждую новую жертву Призрака, опрашивал очевидцев, на месте пытался определить позицию, с которой стреляли, на пристрелянных снайпером местах выставлял самодельные манекены. Особых результатов это не дало. Снайпер ни разу не работал с одного и того же места дважды, а манекены игнорировал с великолепным презрением. Несколько раз разведчики уходили ночью на ту сторону перекрывать растяжками выявленные лежки. Впустую, Призрак туда не возвращался. Зато три дня назад группа разведчиков уже у берега нарвалась на дозор противника и в скоротечном огневом контакте потеряла троих убитыми и двоих ранеными. Вылазки пришлось временно прекратить. Сегодня пошел восьмой день охоты.

К заранее подготовленной позиции для дневного наблюдения Поэт добирался по-пластунски, плотно вжимаясь в землю и двигаясь чуть быстрее черепахи. Ничего не попишешь, пот в данном случае в прямом смысле экономил кровь. Эту лежку Поэт оборудовал давно и никогда не работал с нее, используя только для наблюдения. Представляла она из себя неглубокий окоп на склоне поросшего редким кустарником холма. Поэт перекрыл его плащ-палаткой, накидав поверх травы и веток, маскировку приходилось время от времени менять, но дело того стоило. Лежка отличалась хоть и весьма относительным, но вполне ощутимым для понимающего человека комфортом.

Хан расположился метров на пятьдесят левее, для него основной задачей была охрана Поэта и наблюдение за ближними подступами. Очень не хватало радиосвязи, но тут уж как говорится, за неимением гербовой пишем на простой, обходились свистом и условными знаками.

Призрак занял позицию задолго до рассвета. Обостренным чутьем матерого зверя он вычислил, что за ним началась охота. Теперь все реже удавалось поймать в прицел неосторожного ополченца, начали появляться неподвижные фигуры, торчащие из окопов в самых неподходящих местах, да и на удачный выстрел больше не отвечали шквалом бесполезного автоматно-пулеметного огня по окрестностям. Значить это могло только одно, на той стороне работает контрснайперская группа. И теперь он из охотника превращается в объект охоты. Такое положение дел нервировало Призрака, мешало полноценно работать, а работа приносила ему деньги, большие деньги. Каждый удачный выстрел щедро оплачивался нанимателями, и пачка бумажек с бесстрастными лицами заокеанских президентов толстела день ото дня. Небритые грязные ополченцы покушались на его законный доход, так продолжаться не могло. И сегодня он сам вышел на охоту. Раз противник пытался вызвать его на выстрел, выставляя напоказ наспех сработанных кукол, то почему бы и ему не показать свою куклу. Только его кукла будет сделана профессионалом, а не жалкими любителями, посмотрим, как они на нее клюнут. Теперь Призрак ждал, он умел ждать, долго и терпеливо, не нервничая и не ослабляя внимания. Так настороженная змея в густой траве в абсолютной неподвижности поджидает жертву. Настанет удобный момент и последует молниеносный бросок с однозначно летальным исходом. Главное уметь ждать. Призрак умел.

Поэт засек Призрака во второй половине дня, когда солнце, завершая дневной оборот, оказалось у него за спиной и ярко высветило противоположный берег. Засек просто и банально, так, как сотню раз читал в книжках, по отблеску прицела. Боясь поверить в удачу, он приник к биноклю, впившись глазами в то место, где мелькнула вспышка. Так и есть, вот он родной, зарылся в корнях дерева. И только изменившееся освещение позволило заметить темный силуэт, почти слившийся с окружающей поверхностью. Поэту даже показалось, что он различил контуры каски на голове чужого снайпера.

— А что же ты за блендой не следишь, а еще профи… — тихонько процедил Поэт сквозь зубы, вместе с выдыхаемым воздухом стравливая охватившее его нервное напряжение.

Тихим условным свистом он позвал напарника, вытащил заранее припасенный блокнот и отметил на схеме обнаруженную позицию, одновременно прикидывая куда лучше переместиться, чтобы гарантированно снять противника первым выстрелом. Хан на сигнал не ответил. «Заснул он там что ли?» — недовольно подумал Поэт и свистнул еще раз аккуратно по сантиметру выползая из окопчика. Вновь не получив ответа и тихо выматерившись снайпер, стараясь не колыхнуть ни травинки пополз к облюбованному для стрельбы зеленому кусту чуть правее и ниже по склону. Путь занял почти полчаса, зато с новой позиции Поэт отчетливо увидел голову Призрака и даже ствол его винтовки. Еще раз, для очистки совести, свистнув Хану и сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить дыхание, он приник к прицелу. В голове уже пели фанфары, условия для выстрела были идеальны, промазать невозможно. Вот удивится засоня Хан. А Беслан вечером крепко пожмет руку и, значительно глядя в глаза, скажет: «Молодец! Мужчина». Угольник прицела замер на середине темного силуэта, указательный палец плавно, не спеша, выбрал свободный ход, и на выдохе пошел дальше, приклад бешенной лошадью лягнул плечо. Ну, Призрак ты или нет, мы сейчас увидим, попробуй-ка девять граммов свинца.