Герберт Уэллс - Мухомор Страница 2

Вспомнив по этому поводу о канале, через который он только что перешел по мосту, мистер Кумб усомнился в возможности погрузиться в него с головою, даже при таком маленьком росте. Как раз в эту минуту взгляд его упал на великолепный, ярко-красный мухомор, росший около тропинки. Сначала он взглянул на гриб совершенно машинально, затем остановился, подумал немножко и сорвал его. Мухоморы ведь слывут страшно ядовитыми… А этот смотрел особенно внушительно: толстый, красный, скользкий и с каким-то одуряющим запахом…

Запах, впрочем, не особенно неприятен. Постояв несколько секунд, мистер Кумб отломил кусочек мухомора. Поверхность излома оказалась млечно-белою, но через минутку пожелтела, а потом и позеленела — перемена, тоже очень внушительная с точки зрения ядовитости… Мистер Кумб отломил еще два кусочка, чтобы на нее полюбоваться. Удивительные растения — эти грибы, думал он, и все страшно ядовиты, особенно этот! Так, по крайней мере, говорил покойный отец мистера Кумба.

Почему бы не решиться теперь же? Лучшего времени для решения не найдешь… Мистер Кумб попробовал разжевать кусочек, правда, очень маленький — с просяное зерно… Воняет скверно, так что хочется выплюнуть, но вкус — ничего, перечный, жгучий… Разжевав, мистер Кумб проглотил этот кусочек. Затем попробовал еще… так себе — не совсем дурно… А главное — увлечение экспериментом заставило забыть злобу дня. Кусочек за кусочком, мистер Кумб окончил почти весь мухомор, даже не ясно сознавая, что делает, как бы шутя со смертью. Пульс его забил быстрее, в концах пальцев ощущалось курьезное покалывание, в ушах начался сильный шум; ноги плохо повиновались, язык стал заплетаться, как у пьяного.

— Хорррошая штука! — воскликнул он, слегка покачиваясь, и начал оглядываться вокруг, выпучив глаза. — Надо бы еще крошечку!

Увидав неподалеку красные головки мухоморов, он направился к ним, но, не успев дойти, упал лицом вниз и потерял сознание.

Пролежал он, однако же, не долго. Придя в себя, он сел и стал внимательно чистить свою шляпу, упавшую в грязь. Затем потер себе лоб, чтобы вспомнить, что с ним случилось. Кажется, он о чем-то горевал. Кажется, он там, дома, наделал всем неприятностей потому только, что они желали веселиться? Вот глупо! Теперь у него на душе ни малейшего следа горя не осталось! Он никогда не был так весел, да и погода, кажется, никогда не бывала такой приятной. Мистер Кумб даже рассмеялся от какой-то безотчетной радости. Не хочет он больше горевать и мешать веселью других людей! Вот он пойдет сейчас домой и всех там успокоит! Надо, однако ж, взять с собой мухоморов. Пусть их тоже покушают на здоровье! Пить, вот, только хочется, — в горле отчего-то жжет. Но это ничего, это дома можно. Какой он был дурак! Разве можно мешать веселью? А мухоморы надо положить в рукава пальто. Ха, ха, ха, ха! Это будет очень весело! Рукава-то можно вывернуть наизнанку, так удобнее… да и смешнее. Теперь — марш домой! Да с песней!

По уходе мистера Кумба из дома мисс Дженни тотчас же перестала играть, повернулась лицом к публике и сказала:

— Вот много шума из пустяков!

— Теперь вы видите, мистер Кларенс, какова моя жизнь, — сказала мистресс Кумб, обращаясь к новому гостю.

— Ну, что ж? Он немножко горяч. Это еще ничего, — отвечал мистер Кларенс примиряющим тоном.

— Да не то, что горяч, а он совсем не понимает меня, — продолжала мистресс Кумб. — Он ни о чем ни думает, кроме своей лавчонки. Если мне нужно общество, если понадобятся деньги для того, чтобы иметь какие-нибудь развлечения, наконец, даже просто на хозяйство, то у нас сейчас же ссора. Он сейчас же начинает толковать о «благоразумной экономии», о «борьбе за жизнь» и все такое. Поверите ли, он по целым ночам не спит, обдумывая как бы это обрезать меня на пару шиллингов! Он однажды потребовал, чтобы мы ели французское масло! Ей Богу! Не слушаться же мне его, в самом деле!

— Разумеется! — подтвердила Дженни.

— Если мужчина дорожит женщиной, — сказал мистер Кларенс, — то он должен быть готов на всякие для нее жертвы. Что касается меня, — прибавил он, откидываясь на спинке дивана и смотря на Дженни, — я и не посмею жениться до тех пор, пока не буду в состоянии прилично обставить мою жену. Это было бы презренным себялюбием. Мужчина должен предварительно сам пробить себе дорогу, а не тащить жену…

— Я с этим не совсем согласна, — прервала его Дженни, — почему же бы мужчине и не воспользоваться помощью женщины, если только он будет обращаться с нею как следует. Нам, главное, нужно…

— Вы не поверите, — прервала мистресс Кумб, — какая я была дура, что вышла за него замуж. Должна бы уж, кажется, хорошо его знать. Ведь, если бы не мой отец, то у нас и кареты-то к венцу ехать не было бы.

— Боже мой! Неужели он даже об этом не подумал? — сказал мистер Кларенс с негодованием.

— Говорит, деньги были нужны на какой-то там товар или вообще на какие-то пустяки. Да что! Он не хотел даже нанимать прислуги! Это уже я настояла. У нас всякий раз целые бури из-за денег. Приходит ко мне, приносит какие-то счета, чуть не плачет. «Нам бы, говорит, только этот год как-нибудь пережить, а там дело пойдет». Я уж к этому привыкла. Знаю, я говорю, нам бы только этот год пережить, а там опять нужно будет переживать еще год, я говорю. Вам угодно, чтобы жена ваша морила себя черной работой, я говорю, так вы бы тогда должны были жениться на черной невольнице, а не на порядочной девушке, я говорю. Мы у папеньки белья не стирали, я говорю…

Долго еще мистресс Кумб причитала в таком же духе, и долго разговор вертелся на недостатках ее мужа и страдальческой ее судьбы, но мы передавать его не будем, так как многие из наших читателей сами бывали, вероятно, объектами таких разговоров или, по крайней мере, слыхали их… Довольно того, что разговор затянулся до вечера, когда мистресс Кумб отправилась готовить чай, а мисс Дженни во время ее отсутствия кокетливо присела на ручку дивана, рядом с мистером Кларенсом.

— Что это мне послышалось, как будто кто-то целуется? — шутливо спросила мистресс Кумб, снова входя в гостиную.

На этой фразе основался веселый разговор о поцелуях, затянувшийся и во время чая, до тех пор, пока появились первые признаки возвращения мистера Кумба.

Признаки эти состояли в постукивании ручкой наружной двери.

— Вот мой супруг и повелитель! — сказала мистресс Кумб. — Ушел аки лев рыкающий, а возвращается, наверное, смирней овечки.

Что-то такое упало в лавке, — повидимому, стул. Все притаили дыхание и прислушиваются иронически. Слышны тяжелые, но неверные шаги по коридору; затем дверь отворяется, и входит мистер Кумб, но мистер Кумб совершенно преображенный. Безукоризненный воротничок намок, запачкан и повис; пальто надето навыворот и рукава его полны мухоморов; те же грибы торчат из карманов жилета, и грудой высятся в шляпе, которую достойный глава семьи держит в руках. Все эти легкие изменения праздничного костюма являются, однако же, ничтожными по сравнению с переменой, совершившейся в лице мистера Кумба. Оно мертвенно бледно; глаза вытаращены, зрачки расширены, а бескровные, почти синие губы искривлены в какую-то не то улыбку, не то гримасу.

— Гулляй! — восклицает мистер Кумб, от самого порога пробуя начать танцевать. — Рразумное развлечение! Тттанцы! Вот!

Он делает несколько неловких шагов и начинает раскланиваться с публикой, едва держась на ногах.

— Джим! — восклицает мистресс Кумб, а мистер Кларенс, как сидел, так и остается с открытым ртом.

— Он пьян, — говорит мисс Дженни потихоньку, хотя едва ли она когда-нибудь видывала такую страшную бледность на лице пьяного или такие блестящие расширенные зрачки.

Мистер Кумб протягивает Кларенсу горсть мухоморов.

— Кушшьте! — говорит он, — хорошая штука!

Он, очевидно, весел и желает всем добра. Но при виде всеобщего отчуждения вдруг круто меняется и переходит к страшному гневу, как это обыкновенно бывает при отравлениях наркотическими ядами. Очевидно, он вспомнил утреннюю ссору и потому сразу начинает кричать таким страшным голосом, какого мистресс Кумб никогда не слыхивала.

— Мой дом! Я здесь х-х-хозяин! Ешь, что дают!

Кларенс при этом оказывается трусом. Взглянув на разъяренного хозяина, он вскакивает и прячется за стул. Мистер Кумб схватывает его за шиворот и начинает совать ему в рот мухоморы. Дженни и мистресс Кумб с криком бегут через коридор в лавку. Стол с чайным прибором падает. Мистер Кларенс с физиономией, намазанной мухоморами, вырывается из рук Кумба, оставив в них воротник своего пиджака, и бежит через тот же коридор в кухню.

Выбежав в коридор, мистресс Кумб кричит: «Заприте его в гостиной!», но союзница ее, мисс Дженни, успевшая добраться до лавки, запирает дверь из этой последней в коридор, причем мистресс Кумб бежит вверх по лестнице и запирается в своей спальне.