Андрей Шторм - Как я стал амеpиканцем Страница 2

— Мама, смотри, индейцы! — маленький мальчик восхищенно верещал и показывал на нас пальцем. Мы бежали "обычный утренний кросс" — от нашей воинской части к селению Первомайское и обратно, и как раз пробегали мимо стоящих на автобусной остановке и зябнущих от холодного утреннего ветерка с моря людей. На их фоне наше стадо, одетое только в ботинки и семейные военно-морские трусы, смотрелось как минимум странно. Впереди бежал старшина Козлов с шестом в руках. Этот шест служил для прыжков в высоту после кросса, но в данный момент очень сильно напоминал копье — оружие вождя племени. Дорога за остановкой резко поднималась вгору, что вызвало некоторую заминку — темп бега снизился. Ко мне подскочил мальчик с остановки и пытливо спросил: — Дядя, Вы — индейцы? — Да, мы все здесь индейцы. — А с копьем — это Чингачгук? — Нет, Чингачгук у нас сидит в ротной канцелярии. Он — Большой Вождь, у него как и у всех вождей — большой живот, поэтому он с нами не бегает. Ведь бегущий майор в мирное время вызывает смех, а в военное — панику… А впереди нас с копьем бежит младший вождь Сын Козла… — Разговорчики в строю! — главстаршина Козлов уже был рядом со мной: — Стормин, наряд вне очереди! — Есть, товарищ главстаршина! [$^^%!!!]

Очередной для меня "наряд вне очереди" за мой длиный язык заключался в хозяйственных работах в офицерской столовой. Командованием части мне был предоставлен осел, чтобы я с его помощью (+телега с огромной бочкой) вывозил отходы из полкового камбуза в свинарник. До свинарника было рукой подать — через плац, но ехать надо было вокруг всей части, так как проезд через плац был запрещён для всех, кроме машины командира части. Там даже знак висел такой: "Проезд всему транспорту запрещён, кроме машины номер "3758 CB". Чтобы не ездить вокруг части, и быстрее управиться с грязной работой, я на бочке нарисовал номер машины командира части и с чувством выполненного долга поехал через плац… На средине плаца произошла встреча на Эльбе — навстречу мне выехала машина командира… Конечно, меня "пригласили" к начальнику политотдела — надо же было выяснить, почему по священным местам ездят на ослах. Но я смог отмазаться — мол, я человек городской, с ишаками дел не имел (так как до Армии учился в институте, а не в военном училище); а осёл — не офицер, ему не объяснишь что надо ездить вокруг. Осел — скотина тупая (не то что отцы-командиры) и не знает, что нормальные герои всегда идут в обход. Он видит короткий путь — и прёт по нему… Меня всё равно наказали, но не сильно… Заставили чистить гальюн, который стоял огромным строением без крыши посреди части. Это было здание сродни крепости (на 50 посадочных мест), в него ходили ещё немецкие оккупанты… При этом, расчитан сей нужник был явно на летчиков, ибо только с высоты птичьего полета можно было нагадить кучи выше человеческого роста. Я и еще один провинившийся — это был парень с моей группы по имени Николай, загружали совковыми лопатами окаменевшее дерьмо в носилки и носили их за ограду воинской части. Протрудившись аки табун Сизифов порядка четырех часов, мы увидели, что такими темпами проводить ассенизацию можно до второго пришествия Изи Христа кучи отнюдь не уменьшились, а одна из них, которую мы разворошили, стала жутко вонять. Глаза здоровяка Николая налились кровью. Он взял лопату на-перевес и заявил: Сейчас пойду к штабу и убью первого, кто выйдет этой лопатой… Я бросился его успокаивать, мол все мы християне, а конюшни и святые чистили. Но положение спас Ваня Тайстра. Он возвращался из наряда по Арсеналу (оружейному складу) и его роба на животе подозрительно оттопыривалась. — Эй, Ваня! Иди сюда! — Чего?.. — А что это у тебя?… Ого! — сказал я, увидев у Тайстры взрывпакет для имитации взрыва. Такой взрывпакет загружают большим количеством песка и на учениях имитируют разрыв снаряда, дергая за очень длинный шнур-взрыватель. — Вань, а на хрена тебе это? Найдут, посадят. Это надо выкинуть…, - Николай задумчиво вертел взрывпакет в руках. Ваня, обиженно насупившись, уходил от нас в сторону казармы. Спорить с Николаем было бесполезно. Тем временем Николай набрал дерьма в загрузочную емкость взрывпакета, загрузил его на носилки, и потащили все это к штабу. Прячась в зарослях невысоких туек, мы положили взрывпакет вплотную к стене первого этажа у крыльца штаба, привязав дистанционный шнур-взрыватель к металлической решетке для чистки обуви на крыльце… не подозревая, что за нами наблюдает пара внимательных глаз. Это был Иван Тайстра. Обиженный тем, что у него отобрали взрывпакет, он решил проследить, куда мы его положим, в тайной надежде перепрятать и оставить себе… Вернувшись к нужнику мы опять взялись за лопаты, то и дело поглядывая в сторону штаба. Предчувствие нас не обмануло. Спустя пять минут прозвучал грандиозный взрыв…

— Сегодня днем матрос Иван Тайстра обнаружил взрывпакет, — командир роты офицер Чесноков пристально вглядывался в лица матросов, — для чего он это сделал, установит следствие… как к штабу попал взрывпакет — тоже… Но факт остается фактом: в загрузочной емкости взрывпакета оказалось дерьмо. Произошел несанкционированный командованием части взрыв. В результате все левое крыло здания штаба покрыто тонким слоем говна вплоть до окон второго этажа. Исключение составляет лишь то место, где стоял военнослужащий Тайстра. В этом месте на стене остался трафарет, который запечатлел позу данного матроса на момент взрыва… Сейчас Тайстра находится в больнице… ему оказывают медицинскую помощь по удалению дерьма из ушей… Просьба ко всем: если Вы обнаружите какой-либо предмет, будь-то даже урна или пьяный мичман Рябоконь, не трогайте! Не дай бог, взорвется, как я в глаза Вашим мамкам смотреть буду? Скажут, отдавали на службу здорового хлопца, а получили лысого и в говне…

Мы стояли в белой парадной форме на плацу напротив трибуны, напоминающей Мавзолей в миниатюре (мы долго гадали и решили, что видимо здесь похоронен труп юного Ленина). С противоположной стороны, за нашими спинами толпились родственники — все те, кто приехал посмотреть, как мы принимаем Присягу. Нас вызывали по-очереди, каждый четким строевым шагом подходил к трибуне и глядя в глаза командиру части и начальнику полит. отдела скороговоркой произносил текст присяги, смысл которой сводился к одному: "ежели я нарушу, то нехай меня посадят"… Старшина Козлов громко назвал фамилию очередного курсанта и сразу как-то внутренне напрягся: — Матрос Вячеслав Гольдварг! Славик Гольдварг, махая руками как метроном и совершенно не контролируя с испугу перемещение своих ног, по широкой дуге подошел к трибуне и начал: — … Ммм… Э-э-э… Пегед гицом свогих товагищей… Мммм… Клянусь! — и этим ограничился, от волнения что на него смотрит несколько сотен человек его заклинило. — Вы готовы до последней капли крови сражаться за Родину? — начальник полит. отдела спросил проникновенно в микрофон. — У-у-у… — проблеял Славик… — Родина у него не здесь, — неожиданно громко прошептал Ваня Тайстра, злой на Славика Гольдварга за вчерашний инцендент с одеколоном (Вчера Славик Гольдварг наконец-то получил по почте документы о том, что он страдает мочекаменной болезнью, и отнес их в санчасть. Ему предложили сдать повторные анализы, но тары для мочи не было — да и откуда ей взяться, если у нас почти не было личных вещей? Не нести же анализы в котелке? Поэтому Славик выпросил у меня флакон с остатками одеколона, тщательно вымыл его, наполнил мочой и поставил в умывальнике… Каково же было его удивление, когда он увидел Ваньку, который побрившись, тщательно втирал сей "одеколон" в свою физиономию)… — Родина у него в Тель-Авиве… — Тайстра, молчать! — оборвал Ваньку старшина Козлов… — Hу, шо, сынку? Ты готов послужить своей стране? — микрофон взял командир части капитан первого ранга Бакши, — ну кивни головой… Во! Мо-ло-дец!.. Козлов, давай следующего из своей группы… — Козлов, давай следующего из группы козлов, — прошептал я себе под нос. Стоявший рядом Николай покраснел от натуги чтобы не заржать в полный голос.

После принятия присяги был праздничный обед — нам выдали кроме двойной порции варенного сала еще и по десятку карамелек на брата — слипшихся от жары в противный шерстной комок — с волосами от мешка, в котором их хранили. Затем всех, к кому приехали родители, отпустили в увольнение до завтра. Моя жена не приехала — у нее были каникулы, которые она решила "посвятить стройотряду". Поэтому я пошел в казарму. Открывая дверь в пустое помещение, услышал стихи Блока… Это был старшина Козлов. Уютно расположившись в койке, он декламировал с закрытыми глазами еще несколько минут, пока не почувствовал постороннее присутствие. Резко вскочив с койки, Козлов улыбнулся и сказал: — Все Андрей, отслужил я свое… Завтра домой… А ты веселый парень. Но все же будь аккуратнее, все письма читает военный цензор, ты ее видел — баба из особого отдела… Так вот, говорят, она чуть лужу не напустила от смеха, когда прочитала твое письмо про старшину роты мичмана Пересадова.