Леонид Свердлов - Добрые глаза, или Братья по вере Страница 2

Владимир огляделся. Красив город Киев, но до Царьграда ему еще ой как далеко. Нетвердой походкой князь направился к святилищу, которое он велел воздвигнуть, как только захватил Киев. В центре главный бог Перун, а рядом другие боги, попроще: Хорс, Даждьбог, Стрибог, Симаргл и Мокошь. Красив Перун, ничего не скажешь: сам деревянный, резьбой украшенный, голова серебряная, усы золотые. Да и остальные боги хороши. Но разве сравнить это со Святой Софией! А ведь раньше Владимиру казалось, что Киев со своим святилищем весь мир по красоте превзошел.

«Ну что, Перун, — задумчиво заговорил князь, — не уважают нас с тобой в Царьграде. Варвары мы, значит. Не по чину нам красота византийская. Наше дело без штанов по деревьям лазать. Но нам-то с тобой что их понты? Плюнуть да растереть. Что нам не дают, мы же и сами взять можем. А? Вот и я так считаю. Все равно Киев краше всех будет. К нам из Царьграда еще туристы приезжать станут. Приглашу художников всяких из той же Греции. Ничего, сперва поморщатся, а потом приедут как миленькие. Денег-то у меня навалом. А то и своих художников заведем. У нас талантов пруд пруди. Недавно один, забыл как зовут, так голую бабу нарисовал, что я по пьяни чуть на ней не женился. Что думаешь, Перун, переплюнут наши художники византийских?»

Видимо, ответ Перуна удовлетворил Владимира. С довольной улыбкой он обернулся к народу, который последовал к святилищу за ним, но держался на расстоянии, чтобы не мешать непосредственному общению князя с богами.

«Ну что, народ, — весело сказал Владимир, — я, вот, думаю, а не принести ли нам жертву?»

Народ одобрительно зашумел.

«Добровольцы есть?» — пошутил Владимир.

Шум немедленно прекратился.

«Ну, я так и знал. Как обычно, то есть. Ладно, будем бросать жребий».

Жребий пал на варяжского юношу по имени Иоанн. Отец его Федор вступился за сына: «Мы православные! — закричал он, заслоняя Иоанна. — Нам вера запрещает приносить человеческие жертвы!»

Владимир просто в бешенство пришел от этих слов.

«Вы придуриваться-то кончайте! — заорал он. — Кто сказал, что вы жертву приносить будете? Поясняю для особо одаренных: в жертву будут приносить вас!»

Но варяги не уступали. Они мужественно защищались, пока разъяренная толпа не убила их. А мрачный Владимир стоял в стороне и ворчал: «Ну что за люди! Как других в жертву приносить, так всегда пожалуйста, а как самих в жертву приносят, так сразу начинаются всякие нелепые отмазки. Все настроение испортили, уроды!»

Время шло, Владимир все больше мрачнел. Каждый день он поднимался на башню, смотрел, не едет ли кто.

— Ты никак невесту из Царьграда ждешь? — спросил его как-то Добрыня. — Брось. Неужто ты византийцам поверил. Всем известно, как они слово держат.

— Обманут, думаешь?

— Конечно. Они всех обманывают.

— А это мы посмотрим. У нас на их хитрость тоже меры найдутся.

Владимир потянулся, посмотрел на небо и неожиданно переменил тему:

— Что-то лето у нас никак начаться не может. В Крыму-то сейчас, небось, получше.

— В Крыму сейчас самый сезон, — ответил Добрыня.

— А что, Добрыня, не устроить ли нам себе каникулы? Надоело уже в Киеве торчать. Может, на юга прокатимся? А?

— Хорошая мысль, — охотно согласился Добрыня. — Пойду, прикажу седлать коней.

Владимир со своим войском отправился в Крым и уже через несколько дней осадил город Корсунь.

Осада затянулась.

«Местный бог им помогает что ли, — жаловался Владимир, обходя позиции своего войска. — Может, жертву ему принести надо? Чего он им только помогает, пусть и мне поможет».

Мимо Владимира просвистела стрела.

«Ну вот, помог», — сказал Владимир, снимая со стрелы записку.

«Перекопайте и переймите воду, она идет по трубам из колодцев, которые за лагерем вашим с востока, — прочитал он. — Подпись: Анастас. Кто такой Анастас? Не знаю такого. Но идея мне нравится. Если получится — покрещусь».

— Ты всегда так говоришь, — усмехнулся Добрыня.

— Жизнь долгая. Я же не говорю, что сразу покрещусь.

Идея Анастаса оказалась удачной. Через несколько дней Корсунь сдался.

Приказав праздновать победу, Владимир со своей дружиной отправился на экскурсию по городу. «Как приезжаете к грекам, первым делом надо идти в церковь, — со знанием дела объяснял он. — Там у них самое культурное место».

Войдя в церковь, Владимир замер в восхищении. Медленно обведя взглядом иконостас, он проговорил: «Красота-то какая! Что же мы со всем этим делать будем?»

— Ясное дело! — бодро сказал кто-то из воинов. — Порубить все нахрен и сжечь.

— Член себе нахрен поруби, умник! — не оборачиваясь, бросил Владимир. — Дрова тут тебе что ли? Не видишь, что это произведения живописи, судя по всему, старинные и представляющие значительную культурную и историческую ценность!

Только тут князь заметил стоявшего у алтаря священника.

— Ты, папаша, на них не обижайся. Невоспитанные они. Что поделаешь, нету у нас в Киеве ни библиотеки, ни выставки какой-нибудь. Кроме скоморохов никакой культуры. Вот и дичаем потихоньку. Ну, это ничего. Ты к нам заезжай лет через пять. Не узнаешь Киев. Мы у себя такую культуру заведем, что вы к нам еще учиться ездить будете. Я у себя в палатах уже ремонт сделал, только стены украсить нечем. Думаю, коллекцию живописи собрать. Люди посмотрят и сразу вырастут в духовном плане. Эти картины для начала самое то. Забираю их для культурного роста Киева.

— Безбожник! — воскликнул священник, поднимая над головой крест. — Господь накажет тебя за надругательство над святыми иконами! Молнией разразит!

Владимир нахмурился.

— Молнией разразит? — повторил он.

Князь сделал своим людям знак оставаться на месте, приобнял священника и отвел его за колонну.

— Это, что предупредил, конечно, спасибо. Я не знал. Ну, давай, мы это так решим: я тебе обеспечу безбедную старость, а ты с богом вопрос урегулируешь, ну, что никого молнией разражать не надо. А за мной не заржавеет: я ему жертву принесу — того полудурка, что все нахрен порубить предлагал. Идет?

— Всемилостивый господь бог наш не принимает человеческих жертв, — ответил священник.

— Не принимает? Серьезно? Значит, не соврали варяги. Как же быть?

На этот раз Владимир ушел из церкви ни с чем, бросив лишь на ходу провинившемуся ратнику: «Вот тебе, раздолбай, точно покреститься надо. Ты даже не представляешь, козел, как тебе сейчас повезло!».

Вскоре в Корсунь прибыл посланник византийского императора.

— Мой государь выражает вам свое расположение и просит передать, что ваши недружественные действия вызывают у него озабоченность и недоумение. Он хочет знать, чем вызвана неспровоцированная агрессия в отношении мирного города.

— Да просто все, — ответил Владимир, сплевывая вишневую косточку. — Мы с твоим царем уговорились, что он за меня сестру отдаст. Ну, я ее ждал-ждал, а потом подумал, что ей в Киев далеко, наверное, ехать. Ну, я не гордый — решил ее здесь подождать. Дождусь и уеду.

— В связи с этим император просил передать, что ваша с ним договоренность остается в силе: он выдаст за вас свою сестру как только вы примете святое крещение.

Владимир ухмыльнулся.

— Налицо явное недоразумение. Твой царь думает, что он захватил мой город и ставит условия. Ты ему объясни, что все как раз наоборот.

— Я передам императору ваши условия.

— Ага, только пусть время не тянет. Скажи, что чем дольше он будет яйца чесать, там меньше тут от города останется. Да и мне здесь начинает надоедать. Подумываю уже, а не заехать ли мне за невестой прямо в Царьград. Знаешь ведь, как оно из-за баб то бывает. Твой царь сам про Троянскую войну рассказывал, когда я к нему приезжал. Это тот самый случай.

Посол низко поклонился.

— В знак своего расположения мой государь прислал греческое вино, которое вам больше всего понравилось во время недавнего визита в Константинополь.

— Вот за это спасибо! — во весь рот улыбнулся Владимир. — Вино у вас хорошее. С ним и ждать будет проще. Хороший царь человек, хоть и прохиндей. Непременно выпью за его здоровье.

Владимир залпом осушил поднесенный ему кубок и с удовлетворением вытер усы рукавом. «Доброе вино. Крепкое. У меня аж в глазах потемнело. Сильно потемнело. Эй, только мне так темно или это туча солнце закрыла?»

«Это господь тебя карает за богохульство и идолопоклонство», — донесся до Владимира голос корсуньского священника.

«Не мог меня бог покарать! — закричал Владимир. — Я за всю жизнь ни одного бога не обидел! Я ли идолов не ставил? Я ли жертв не приносил?»

«Молись, сын мой, чтоб простил он тебя, чтоб отпустил твои тяжкие грехи и дозволил снова видеть свет божий».

«Перун, сильнейший из богов! — взмолился Владимир. — Помоги своему верному поклоннику! Не допусти, чтобы такие добрые глаза перестали видеть! Как же я теперь на красоту смотреть буду? А без красоты мне и жизнь не мила».