Djonny - Сказки темного леса Страница 20

Времена были настолько дикие, что даже Олюшку (которую все тогда называли Гу) и Мондора, людей в целом здравомыслящих, видели в те смутные годы на занятиях у Княжны. Из всего этого вам может стать ясно, какие господствовали взгляды и почему у Таниса были все основания вполне серьёзно отнестись к произошедшему с ним на дороге.

— Танис, время! — настаивал голос, и Танис поспешил объявить спутникам о своей неминуемой смерти.

Воодушевленный открывающимися перед ним перспективами, Танис осветил эту историю достаточно широко. При каждом удобном случае он подробно пересказывал историю своего «падения», дополнительно поясняя: ждать теперь осталось недолго. Пройдет совсем немного времени, и он «вознесется», а его «здешнее тело» умрет. Вскоре он добился того, что его стали поторапливать:

— Когда же уже, а, Танис? — спрашивали мы у него. — Не опоздаешь на коронацию? Барин, особенно раздосадованный назойливостью Полуэльфа, как-то раз заявил:

— Достал меня этот Танис Полупенис! Сколько можно динамить? Имя прилипло, и иначе чем «Полупенис» мы Таниса больше не называли.

Вместе с друзьями Таниса тусовалась одна девушка по прозвищу Белка, она запомнилась нам как милая и разумная девушка. Но была и еще одна Белка, о которой мы хотели бы вам рассказать — та, что терлась временами возле царя Трандуила. Это была совсем другая Белка — до того глупая, что не переносила даже слова «наркотики».

Она считала, что это очень страшное дело. Если мы начинали курить в комнате коноплю, она тут же завязывала рот и нос платком, чем очень нас умиляла. Прикиньте: вы курите коноплю, а кто-нибудь сидит перед вами с завязанным в платочек лицом. Это ли не рай на земле, как обещают Свидетели?

Совпало так, что в один из дней вместе с Белкой появился прыщавый подросток — круглолицый, с бегающим взглядом маленьких жадных глаз. Этого типа звали Никки-пионер, но ему суждено было, как и многим другим, сменить своё имя.[37]

Он отличался непереносимыми качествами — нес без перерыва душнейшую, очень и очень натужную хуйню. Знаете, бывают люди, которым так и хочется сказать: заткни свой поганый рот! Никки-пионер был как раз из таких. Раз, нажравшись крепкого грога, он уснул, и с ним произошел вот какой случай.

На даче у Транда места немного. Кроватей не хватало даже хорошим людям, не говоря уже про Никки-пионера. Он лег на пол, но его немного подвинули, так что получилось вот как: Никки лежит под диваном, из-под которого торчит лишь его голова. Барин приспособил эту голову, чтобы ставить на неё ноги, а так как Никки во сне недовольно и злобно отпездывался, дал её обладателю кличку на будущее — «Злая Голова».

В тот раз нам удалось выкрасть из холодильника у царя Трандуила шмат сала и целый литр спирта. Всё выпив и съев, мы задумались: на кого же свалить пропажу? Свой выбор мы остановили на Голове, объявив разгневанному Трандуилу, что видели Никки, хлещущего спирт и закусывающего украденным салом. Нам удалось отмазаться, причем так удачно, что позднее Крейзи отразил этот случай в немеркнущих строфах:

А где же сала килограмм, и спирта две бутыли где?С вопросом этим, милый друг, ты обращайся к Голове!Да, Голова всё сало съела, и спирт весь выпила до дна!Да как же подлая сумела? Да как же подлая смогла?

Днем Трандуил не любил сидеть без дела — он мутил из проволоки четырехгранные стилеты-саи и толкал их на тусовке по пятнадцать рублей. Многие мои товарищи ходили с такими стилетами, а Гоблин даже заказал у Трандуила «большой широкий нож». Это чудовище особенно меня впечатлило.

Тогда были дремучие времена, и для тех, кто не имел отношения к какому-либо заводу, нелегко было раздобыть стальное оружие. Практически не было мастеров, предлагающих свои услуги открыто, так что любая железка ценилась, и ценилась весьма высоко. По просьбе Гоблина Транд сделал тесак длинною в полметра: у гарды он был в три пальца, а потом расширялся ромбом до последней трети своей длины, где был шириной почти в полторы ладони. Себе Трандуил выковал скандинавский меч-селедку (так, во всяком случае, он его называл) и ходил с ним, спрятав под ватник, на остановку к ларьку.

Так он поступал потому, что у нас не сложились отношения с местным населением — обитатели Красного Села совершенно нас не понимали. Больше всех в этом виноват Кримсон, из-за него у нас постоянно случались какие-то ссоры.

По ночному времени мы надевали ватники и строительные каски, брали кто арматуру, а кто и топоры, и отправлялись на остановку. Из темного и замерзшего садоводства наша компания поднималась на дорогу, под мигающий свет нескольких фонарей. Там стоял ларек, к которому мы приходили за данью, но не с самого ларька, а с беспечных ночных покупателей. Мы просили немногого — бутылку водочки или несколько бутылок пивка, так что нам редко отказывали. В один из таких разов к ларьку подошел мужчина с собачкой. После недолгих уговоров он раскошелился на бутылку водки и на пиво для каждого из нас, а заодно приобрел бутылку пива себе и чупа-чупс для своей любимой собаки. Он развернул конфету и кинул её псу — здоровенной таксе, чем неосторожно привлек внимание Кримсона. Поставив своё пиво на землю, Кримсон бросился на собаку, вырвал чупа-чупс у неё из пасти и сожрал, не вставая с земли. Мужик увидел это и побежал — бросив на остановке собаку и пиво.

Такие случаи привели к тому, что какие-то здоровяки, лет на пять-шесть нас постарше, приехали на двух машинах к ларьку в одну из таких ночей. Ни в какие переговоры они вступать не стали, а сразу же бросились к нам. Увидав их, мы бросили все дела и поспешили к оврагу, где по низине течёт незамерзающий ручей. В кирзачах мы легко его преодолели, а вот нашим поимщикам, обутым в кроссовки, это показалось не с руки. Что и послужило причиной нашего чудесного избавления.

Второй случай с Кримсоном был вот какой. Мы возвращались от ларька через парк, когда один незнакомый парень, пьяный в говно, подошёл прямо к нам.

— Я ухожу, — начал он неподобающим для общения с посторонними тоном, — служить в морскую пехоту. И нуждаюсь в средствах на это дело!

— Сначала отслужи, — предложил ему Кримсон, — а потом охуевай! Пехота, блядь!

— Ах вот как? — незнакомец принялся внимательно осматривать нашу компанию, а когда смог сфокусировать взгляд, осведомился у Кримсона:

— Тебя как зовут?

— Дима, — ответил Кримсон, — а что?

— Знаешь что, Дима? — ответил незнакомец. — Я здесь ни к кому больше претензий не имею! Но вот тебе, Дима — тебе пиздец!

С этими словами он бросился на Кримсона, пинаясь и размахивая кулаками. Но Кримсон не сплоховал — встретил его порыв, как положено. Схватив незнакомца за горло, он опрокинул его на землю и несколько раз ударил головою об корни стоящего рядом дерева, а затем добавил еще — округлым камнем, который я сразу же ему подал.

Все эти случаи не укрепили нашей дружбы с обитателями поселка, из-за чего царь Трандуил брал с собой по ночам к ларьку упомянутый меч из рессорной стали длиной один метр, заточенный с обеих сторон. Как-то раз сотрудники милиции, проезжая мимо ларька на своем тарантасе, увидали на обочине подозрительного мужичка. В ватнике, из-под которого на несколько ладоней высовывается конец блестящего жала, и с авосечкой, полной палёной водки. Они погнались за Трандом, он стал уходить, но в конце концов его положили-таки на землю под автомат. К счастью, о произошедшем с Трандом вовремя узнали, так что успели до обыска на даче притопить в ручье два ящика стилетов, ящик кинжалов и Гоблиновский «большой широкий нож». Как видите, трудностей хватало с избытком, так что в убежище царила порой неспокойная атмосфера.

Посреди всеобщего праздника случались подчас безобразные вещи. Строри, ловко орудуя мусорным баком, выставил Богдану челюсть, а Гоблин взялся её вправлять. Видя, как Гоблин грядёт — с засученными рукавами, из-под которых торчат огромные волосатые руки, пьяный и страшный — Богдан с мычанием и стоном, ухватившись обеими руками, вправил себе челюсть сам. Тот же Строри, прогневавшись на Энта, совершил достойное упоминания в сагах деяние. Вырвав из земли молодую яблоню, он ударил ей Энта, но промахнулся и снес корневищем ворота при въезде на участок, полностью отломив обе хилые створки с петель.

В другой раз Гоблин, метая абразивный круг в одну заезжую девку по имени Строря (за то что она как бы в насмешку над нашим Строри назвалась таким именем), промазал и пришел в огромную ярость.

— Хорошей девушке, — пророчески произнес он тогда, — бутылка в зубах не помешает!

С этими словами он метнул пузырь из-под водки, который попал девке горлышком в рот, враз выщелкнув ей передние зубы. Все очень осуждали Гоблина за этот поступок, но на него это мало повлияло. Он сделал ещё и худшее, из-за чего потом, уже на партийных собраниях, братья частенько говорили: