Джон ван де Рюит - Малёк. Безумие продолжается Страница 20

ПУТЕШЕСТВИЕ МИЛЬТОНОВ В ПАРК РИНИ

По дороге в парк Рини папа трижды чуть не угробил нас. Первый околосмертельный опыт случился близ аэропор­та, когда папа слишком увлекся наблюдениями за садя­щимся самолетом. Он так усердно пытался сравняться с «Боингом-737» «Южноафриканских авиалиний», что чуть не переехал троих автостопщиков, которые стояли на аварийной полосе. Мама назвала его «чертовым идио­том».

Второй околосмертельный опыт произошел под мостом Умгабаба. Папа считает этот мост смертельной ловушкой, потому что какие-то придурки кидают с него кирпичи, пы­таясь попасть в проезжающих внизу. К тому времени, как мы подъехали к мосту, папа сам себя так накрутил, что распсиховался, как Вомбат, стоя в очереди в банковскую кассу. Неестественно высоким голосом он велел мне лечь на заднее сиденье и накрыть голову коробкой с рыболовными снастями. Когда мы оказались под мостом, папа принялся неистово выворачивать руль то влево, то вправо, пытаясь сбить с толку потенциальных метателей кирпичей. К сожа­лению, он так сосредоточился на возможной опасности, ис­ходящей сверху, что не обратил внимания на огромный грузовик, груженный сахаром, который мчался прямо на нас по встречной. И когда он обернулся показать мне, что все о'кей, мама заорала и резко потянула руль в свою сторо­ну. Универсал бросило влево. Домика на колесах мы чуть не лишились, однако папа быстро выровнял громадину. Покачав головой, он заявил, что с каждым днем жизнь в этой стране становится все опаснее. Не говоря ни слова, мама принялась созерцать проплывающие за окном бана­новые плантации.

Третий случай произошел уже на въезде в парк Рини. Папе так не терпелось увидеть, есть ли волны, и проверить, в какую сторону дует ветер, что он не остановился перед же­лезнодорожным переездом и нас чуть не сбил поезд. Закон­чив осыпать ругательствами машиниста, папа подмигнул мне и сказал:

— Легкий северо-восточный... Джонни, пойдем и пой­маем стофунтовую рыбу!

Прогулялся по кемпингу. Место 18 через дорогу занято компанией серфингистов с девчонками, которые сидят в шезлонгах и пьют пиво. Одна из девчонок довольно сим­патичная. Когда я прошел мимо, она мне улыбнулась. По­пытался улыбнуться в ответ, но рот почему-то не открыл­ся, поэтому я сделал вид, что игнорирую ее, и проскольз­нул в туалет. Сидя на унитазе в закрытой кабинке, обдумал свои перспективы. Потом понял, что сижу здесь уже слиш­ком долго. Девчонка может подумать, что я пошел по-большому. Саймон говорит, что красивые девушки никог­да не пукают и не ходят по-большому, поэтому я выско­чил из туалета и прошагал мимо их шезлонгов с невозмутимым видом. На случай, если ее действительно интересовало, чем я там так долго занимаюсь. На этот раз девчонка сидела к дороге спиной, и ее целовал в шею свет­ловолосый серфингист. Кажется, я скоро возненавижу всех блондинов-серфингистов на свете! Вернулся к нашему фургончику. Папа ждал меня с рыболовными снастями наготове. Захлопав в ладоши, как ненормальный, он про­орал: «Скорей-скорей-скорей-скорей!» Как будто я трачу его время понапрасну. Потом он объявил, что бухта ки­шит селедкой, сунул мне в руки удочку и ушел в направле­нии пляжа.

В течение примерно километра мы лезли по скалам, пе­репрыгивая затопленные приливом лагуны, а потом папа указал на какую-то канавку и сказал: «Копать будем здесь». Мы начали разбирать снасти. Внезапно папа завопил, как будто его пытали, и швырнул на землю свой грузик в виде пирамидки. Мы забыли наживку в холодильнике домика на колесах! Папа сел на камень и уставился в морскую даль, как психопат, раздумывающий о смертоубийстве. Потом он сказал: «Я сдаюсь! Это все! Все, что Мильтон бы ни делал, превращается в дерьмо! Какой смысл? Какой смысл?» Я ре­шил, что эти настроения попахивают суицидом, и поэтому соврал, что видел огромную рыбу, которая выпрыгнула из воды прямо под нашим носом. Потом повернулся к отцу, но тот уже был на полпути обратно и прыгал по скалам, как антилопа.

Папино наблюдение, что бухта кишит селедкой, оказа­лось не совсем правдой. К пяти часам рыба ни разу не клю­нула. Папа очень нервничал и все время пробовал разные наживки, но безуспешно. Затем он заявил, что во всем ви­новата расположенная неподалеку бумажная фабрика «САППИ». Глотнув морской воды, он сказал, что у нее привкус нефти. Вдруг моя леска обвисла. У папы загорелись глаза, и он завопил: «Это сельдь! Это сельдь! Тяни! Тяни! ТЯНИ!» Я начал вытягивать леску со всей силы, а потом она натянулась. Папа завопил: «Тяни что есть мочи!» Я вы­дернул удочку, и началась борьба.

17.04. Поймал самую крупную рыбу в своей жизни! Папа говорит, она потянет на два с половиной фунта. Вынул крючок у нее изо рта, а папа бросился к сумке доставать фо­тоаппарат. Мне не сразу удалось крепко ухватить скользкую рыбу, но когда я все-таки сделал это, то поднял ее с сияю­щей улыбкой. Но папа не стал фотографировать. Вместо этого он вдел крючок в голову моей селедки, второй крючок ей под спинной плавник и провозгласил:

—   Ловим на живца, Джонни!

Закинув мою прекрасную рыбу в залив, папа протянул мне удочку, подмигнул и сказал:

—   А теперь поймай мне лихию[23]!

Слегка приуныв после того, как мою суперскую рыбу низвели до статуса наживки, я начал представлять борьбу с самым крупным трофеем, когда-либо пойманным на спор­тивной рыбалке в Натале. Папа открыл банку пива и, гром­ко рыгнув, во весь голос затянул песню «Я король мира». К счастью, никто его не слышал.

Примерно двадцать минут я простоял с папиной удоч­кой, глядя на горизонт и чувствуя себя настоящим мужи­ком. Затем леска резко дернулась. Папа встал позади и странным голосом прошептал:

—    Спокойно, сын мой. Она еще примеривается. Пусть заглотит. Тихонько, не торопись...

К сожалению, леска дернулась только один раз, а выдер­нув удочку, я обнаружил, что от моей прекрасной рыбы осталась лишь голова да жалкий сгусток кровавых кишок.

Осмотрев рыбью голову, папа отхлебнув пива и с видом знатока заявил: «Акула».

У меня похолодела кровь — я только что играл в игры с «Челюстями»! Мы снова закинули удочку, и вскоре папа поймал двух селедок, каждая из которых, по его словам, ве­сила меньше двух с половиной фунтов. Тогда папа оснастил удочки проволочной леской и забросил пойманную рыбу в качестве наживки. Мы стояли как двое воинов в ожидании смертельной схватки с самым устрашающим чудовищем планеты. Папа даже дал мне глотнуть пива, сказав, что от него растут волосы на груди. Хотя лично мне не повредили бы волосы в другом месте. (На сегодняшний момент общее число волос — шестнадцать.)

Затем папина леска вдруг начала дико раскачиваться из стороны в сторону. Он отдал мне пиво и присел, приняв во­инственную позу. Глаза выпучились от предвкушения, он начал говорить сам с собой. Акула виляла, как раненый «феррари». Папа громко заулюлюкал и, спотыкаясь, побе­жал по скалам к бухте, чтобы сразиться с монстром на песке. Я выдернул живца и оставил его в лагуне, а сам побежал к пляжу, догонять папу. Тот сказал, что акула уже размотала двести метров лески и сейчас приближается к Мадагаскару. Поскольку сгущались сумерки, я побежал к тому месту, где мы оставили сумки, и перенес их на пляж. Свою рыбу я от­пустил, потому что мне было жалко смотреть, как она ловит ртом воздух в мутной зеленой воде.

Тем временем на пляже папа терял надежду. У него за­болела спина, а леска порезала кожу на левой руке. Все было в точности как в книжке «Старик и море», но папу это сравнение не впечатлило. К сожалению, акула предприняла хитрый шаг и поплыла параллельно берегу влево от пляжа. Папа очень старался остановить ее, но леска порвалась о риф. Он не очень расстроился — то ли потому, что акула его уже достала, то ли потому, что его сын в глубине души боял­ся увидеть то, что покажется из воды.

Костер в кемпинге пришлось разводить мне: папа был слиш­ком занят. Он ходил от одной площадки к другой и травил байки о том, какая большая рыба ушла от него сегодня. Пар­ню, что стоял рядом с нами, он сказал, что это была острозубая песчаная акула весом более пятисот фунтов. Сосед забеспоко­ился и сказал, что посоветует своим домашним не соваться в воду. Напутав до смерти весь кемпинг парка Рини, папа с до­вольным видом уселся в шезлонг и приказал мне во всех под­робностях описать его битву с акулой в моем дневнике.

22.00. Папа наорал на серфингистов за то, что те слиш­ком громко врубили музыку. Те ему нагрубили и обозвали козлом, когда он отвернулся.

Воскресенье, 14 апреля

Прекрасный день, загораю. Ни рыбалки, ни акул, слава Богу.

Понедельник, 15 апреля

До дня рождения осталось пять дней! Пятнадцать — звучит куда лучше, чем четырнадцать. Мильтоны отправились вниз по побережью и пообедали в пабе «Оранжевый осьминог». По телевизору в углу показывали ролики про рыбалку, и ма­ме все время приходилось одергивать папу, чтобы тот пере­стал смотреть и слушал ее. Но у папы глаза загорелись ры­бацкой лихорадкой, и он так быстро прожевал бургер, что на обратном пути пришлось заехать в аптеку за лекарством для пищеварения.