Максим Михайлов - Двухгадюшник. Рассказы Страница 21

Но это еще по божески, нормально, а когда испытания на пожаровзрывобезопасность все еще веселее. Сбросили ракетку со специальной вышки на бетон. Вроде не взорвалась — это хорошо, испытания выдержала. Теперь ее подальше в степь оттащить и подорвать. Как? Тросом обвяжем и тягачом оттянем на пару километров. А ничего, что там бугры, неровности, не сдетонирует? Да, вроде не должна, а там, кто ее знает… А боевая часть на ракете весом семьдесят килограмм — тридцать пять кило смеси ТГ-24 (тротил-гексоген), тридцать пять — готовые убойные элементы, которые самолет в решето превращают. Как тебе, читатель, не слабо за рулем тягача посидеть? Правильно, ну его на хрен, зачем оно тебе надо. А испытателю надо. Работа у него такая, нервишки щекочет почище любого экстремального спорта. Заодно узнаешь, из какого места в организме адреналин выделяется.

На входе в здание испытательного Управления висит красочный плакат, яркие аршинные буквы гласят: «Я — испытатель, риск и поиск мой удел! Моя профессия — испытывать ракеты!» Замполиты постарались. Напыщенный бред, конечно, как обычно в нашей Краснознаменной. Но проходишь мимо изо дня в день, и въедается в голову.

У офицеров свой лозунг, не такой амбициозный, но не менее звучный:

Дымилась, падая, ракета,И в ужасе бежал расчет.Кто хоть однажды видел этоК ракете вряд ли подойдет.

Но это так, «шутка юмора». Видели все и не однажды, все равно подходят, работают, случается калечатся, гибнут, подходят и работают другие. «Я — испытатель».

Главный конструктор, седой представительный мужик лет семидесяти в строгом костюме сидит в удобном кресле в кабинете начальника полигона.

— Даю девяносто девять процентов гарантии, наша новая ракета абсолютна безопасна в эксплуатации. Можете смело работать.

— Девяносто девять? — генерал слегка удивлен.

— Сто процентов дает только Господь Бог! — улыбается конструктор.

Конечно, конструктор не Бог. Вот только этот проклятый один процент, не вошедший в гарантию, тоже выпадает и гораздо чаще, чем хотелось бы! Поэтому испытания со стрельбой зовутся здесь «боевая работа».

— Давай, брат! Удачи! Чтоб нормально полетела!

— Полетит, куда денется! Если что подтолкнем!

— Не проспите мишень, стрелки. И осторожней с «птичкой» все же опытный образец.

— Не бойся, старый! Все будет тип-топ. Если попадем с тебя сто грамм и пончик.

— Легко, брат, главное не промажь!

— Обижаешь, начальник, я — испытатель!

Весело подмигнув на прощание, неделю назад получивший капитана Мишка Ткачук захлопывает люк боевой машины. Можно возвращаться на командный пункт с докладом.

— Товарищ полковник, расчет на месте, к пуску готов.

Руководитель работы кивает в ответ и склоняется к микрофону громкой связи.

— Внимание по площадке. Готовность к боевой работе пятнадцать минут!

Ровно через пятнадцать с половиной минут на вышедшей из транспортно-пускового контейнера ракете не запустится двигатель и многотонная масса тяжело рухнет на легкобронированную боевую машину. От удара загорится заряд двигательной установки и детонирует боевая часть. Из расчета пуска не выживет никто.

Потом будут долгие разборки и поиски виновных, кого-то снимут с должности, кого-то уволят, но это не вернет Мишку и еще трех офицеров, от этого не станет легче их женам и детям.

Ночь. Покрытая мелким колючим снегом морозная степь. Идет боевая работа. Три ракеты комплекса «Бук» заложенные на длительное хранение еще в советские времена. Во время демократической свистопляски всем было не до них. В итоге пролежали в полтора раза больше положенного. Теперь вот вспомнили — привезли к нам на отстрел. Командир испытательного расчета — заместитель начальника полигона по научно-испытательной работе, невысокий седой полковник, уже где-то успевший тяпнуть коньячку, в расстегнутом бушлате замер на смотровой веранде.

— Боевую работу разрешаю!

Напряжение настолько сгустилось в воздухе, что ощущается даже на физическом уровне. Пристально вглядываются в застывшие на пусковой ракеты представители промышленности когда-то их изготовившие, замолчали перебрасывавшиеся шутками офицеры ракетного отдела.

— Сход мишени, полет нормальный, есть управление — хрипит динамик громкой связи.

Где-то далеко на горизонте ночное небо разрывает яркая звездочка — ракета-мишень в воздухе. И почти сразу же другой голос в динамике:

— Цель наблюдаю, цель в зоне, сопровождение устойчивое, прошу разрешения на пуск.

— Пуск разрешаю, — почти одновременно в два голоса полковник со смотровой веранды и руководитель работы из бункера.

— Ключ в боевое, выдан пуск! — тут же отзывается динамик.

Взгляды прикованы к пусковой, томительные растягивающиеся на часы доли секунды в реальном времени, и вот одна из ракет плюет огнем и медленно, будто нехотя сползает с направляющих, с опозданием доносится и бьет по ушам громкий рев. «Есть!» — тихо выдыхает главный промышленник. Все облегченно переводят дух, сошла, уже хорошо, попадет или нет уже вопрос десятый, как никак давно за пределами всех возможных гарантий.

И вдруг ракета, абсолютно наплевав на мишень, широкой дугой выгибается и уходит назад и вверх, на мгновенье будто замирает и начинает вертеть над площадкой сумасшедшие вензеля, все набирая и набирая скорость. Четыре секунды до начала наведения на ракете, потом еще пять до штатной самоликвидации по необнаружению цели. Девять секунд безумного балета в ночном небе. А самоликвидация — путем подрыва боевой части, тоже не сахар, если «птичка» в это время кружит над тобой. Яркая вспышка и гулкий хлопок взрыва. Сухие щелчки убойных элементов об промерзшую землю, и огненный дождь из горящих кусков двигателя.

На смотровой тишина — народ еще в ступоре. Потом хриплый шепот полковника:

— Ну ни х… себе!

Будто сняли заклятие, все начинают говорить одновременно, не слушая друг друга, торопясь выплеснуть пережитый испуг. Главный промышленник хватает полковника за плечо, и буквально силой оттащив в угол, что-то с жаром ему доказывает, ожесточенно размахивая руками. Минут через десять полковник твердым шагом подходит к микрофону:

— Командный пункт, готовы принять пятнадцати минутную готовность по второй работе?

Все снова замирают, на этот раз в удивлении, что, мало было? Кто-то из офицеров ракетного отдела растерянно повторяет содержательную мысль полковника, подведшую итог прошлого пуска.

— Вас не понял, повторите, — шипит динамик.

— Готовимся ко второму пуску! Доложите, какую готовность можете принять! — зло рубит в микрофон полковник.

И вновь завертелось, переглядываясь и перешептываясь, расходятся по своим местам офицеры. Привычная суета длится не долго, второй пуск не первый, вся основная работа уже сделана, все проверено и готово. Через двадцать минут можно работать.

— Пуск разрешаю!

— Ключ в боевое, выдан пуск!

Харкнув огнем и коротко взвыв, вторая ракета спрыгивает с направляющих и врубается в землю перед пусковой. Красочным фейерверком разлетаются куски взорвавшегося движка, острые искры лижут броню машины.

— Расчет, расчет, доложите, вы там живы? Расчет! Расчет! — надрывается в микрофон полковник.

Несколько минут томительного молчания. Потом усталый и какой-то бесцветный голос начальника расчета пуска.

— Живы. Помощь не нужна.

Общий вздох облегчения. Повезло, взорвался только движок, боевая часть не сдетонировала. От удара об землю ее вырвало из корпуса ракеты и откинуло метров на пятьдесят.

Полковник круто развернулся к главному промышленнику. Тот стоял рядом бледный с трясущимися губами.

— Я думаю, на сегодня экспериментов достаточно, — сухо процедил в это белое лицо полковник, как плюнул.

А офицеры ракетного отдела тем временем без команды рванули бегом к пусковой. На оплавленной броне сидел в полном составе расчет. Глаза шалые с нездоровым блеском, румянец во всю щеку, по рукам ходит бутылка водки. Начальник расчета, моложавый подполковник сунул ее первому из подбежавших ракетчиков.

— Ну поздравь меня с днем рождения!

— Так у тебя вроде не сегодня…

— Сегодня, у всех нас сегодня!

Конец фразы потонул в громком хохоте.

Конечно, такое случается не часто, обычно все летает как положено и попадает куда надо, но бывает и так. Конструктор, к сожалению, не Бог сто процентов гарантии дать не может. Ну что ж, «я — испытатель».

Раз в год приезжаю в отпуск. Большой город, неон витрин, трамваи, автобусы, толпы людей спешащих по своим делам. Совсем другая не всегда понятная жизнь идущая по своим законам.

Встречаюсь с друзьями, однокашниками по училищу. В армии из моего взвода остался я один. Остальные давно на гражданке, кто где, кто как. Кто-то удачливый бизнесмен, кто-то частный охранник (физо и огневую в училище преподавали будь здоров), кто-то просто работает в преуспевающей фирме. Когда я рассказываю им, сколько я получаю денег, они удивляются и смеются, в шутку дразнят убогим и не позволяют вместе с ними рассчитываться в ресторане.