Пол Гэллико - Миссис Харрис едет в Нью-Йорк Страница 23

Миссис Харрис как-то еще даже не ощутила всю огромность этого города – уж слишком она была занята и озабочена, слишком резкой была перемена обстановки. Но теперь все изменилось – она узнала этот Вавилон наших дней, и познакомили ее с ним Джорджи Брауны.

Это стало возможным благодаря периоду относительного покоя, воцарившегося с официальным признанием прав Генри на жизнь на половине прислуги пентхауса Шрайберов. Охватившая всю Америку сеть дистрибьюторов и агентов "Нортамерикан" изучала всех Джорджей Браунов на участке каждого из агентов в поисках отца Генри, а миссис Харрис получила возможность заняться собственными изысканиями.

Хотя Генри спал в комнате миссис Харрис и обедал с прислугой, в целом он пользовался свободой передвижения в доме Шрайберов. Ему было позволено рыться в библиотеке, и он начал всеядно поглощать книги одну за другой. Миссис Шрайбер часто брала его с собой, когда отправлялась в кино или за покупками, а каждое воскресное утро мистер Шрайбер и Генри играли в бейсбол на Овечьем Лугу в Центральном Парке – Генри, у которого был глаз как оптический прицел и открылось прекрасная координация движений, посылал мячи в самые дальние углы поля, так что мистеру Шрайберу приходилось гоняться за ними – что было весьма благотворно как для его здоровья, так и для настроения. Затем они шли в зоопарк кормить обезьян или просто бродили по парку, или же, взяв напрокат лодку, катались по озеру. Такие прогулки быстро стали обязательным ритуалом и сдружили старого и малого.

Таким образом миссис Харрис больше не было нужды все свободное время отдавать мальчику, тем более что в доме она выполняла уже в основном руководящие обязанности – помогала миссис Шрайбер подбирать прислугу, наставляла и обучала ее и присматривала за работой. И в какой-то момент она осознала, что не выполняет свою часть работы в поисках отца Генри.

Конечно, мистер Шрайбер сказал, что если человека вообще можно найти, его организация это сделает; но в конце-то концов, миссис Харрис ехала в Америку, чтобы самой найти его, она в свое время была абсолютно уверена, что сумеет это сделать. Она была абсолютно уверена, что стоит ей приехать сюда, и все проблемы малыша Генри будут решены; ну вот, она в Америке, питается от тука земли и кто-то другой делает за нее ее дело. А она могла бы по крайней мере проверить всех Браунов Большого Нью-Йорка!

– За работу, Ада Харрис! – велела она себе, и с этого дня посвящала все свои свободное время систематической проверке всех Дж.Браунов, внесенных в телефонные книги Манхэттена, Бронкса, Бруклина, Квинс и Ричмонда.

Конечно, можно было просто обзвонить их всех и спросить каждого из них, не служил ли он или кто-то из его родственников во время войны в Англии и не женился ли там на официантке по имени Пенси Котт. Но это было бы грубой и малополезной работой, с ее точки зрения, и вот она одного за другим посещала их лично, иногда умудряясь в один день наведаться в два, а то и в три адреса.

После лондонского метро нью-йоркская подземка не казалась ей чем-то сложным или опасным; но вот автобусы, после лондонских культурных и аккуратных двухэтажных машин, были настоящим испытанием. Уже в одной из первых поездок ей довелось столкнуться с одним из бедняг, у которых невроз – профессиональное заболевание, с водителем за рулем чудища, прокладывавшего путь к северной окраине мегаполиса. Замороченный необходимостью давать сдачу, складывать деньги в кассовый ящик, открывать и закрывать двери, выкрикивать номера улиц и вести неуклюжий автобус сквозь плотные потоки печально известных желтых такси, лимузинов и грузовиков – и всё это одновременно! – водитель накричал на нее, приказывая убираться к черту в середину автобуса или выходить к черту из машины, ему все равно.

– Вот как! – парировала миссис Харрис. – Попробовали бы вы так-то на меня наорать в Лондоне – живо очутились бы посреди мостовой на Кингсроуд, мигнуть бы не успели!

Водитель, услыхав знакомый ему акцент, обернулся к миссис Харрис.

– Послушайте, леди, – сказал он, смахивая пот, – был я в вашем Лондоне, когда в морпехах служил. Так вот ваши шофера только баранку вертят!…

Несправедливость к людям ее класса всегда трогала миссис Харрис. Она похлопала водителя по плечу.

– Ну, Бог с вами – так, конечно, с леди говорить не годится, но и вас нельзя заставлять делать столько дел сразу. Я бы на вашем месте просто разорвалась. Не-ет, у нас в Лондоне никто бы не позволил превращать человека в какую-то там машину…

Водитель остановил автобус, обернулся и изумленно посмотрел на миссис Харрис.

– Ну! – воскликнул он. – Вы правда так считаете? Уж простите, что сорвался, но сказать правду, просто приходится иногда выпускать пар, чтоб не лопнуть. Пойдемте, я вас посажу.

Он встал из-за руля, совершенно не обращая внимание на то, что позади автобуса немедля образовалась гигантская, кварталов на двадцать пробка; взял миссис Харрис под руку, провел ее сквозь толпу и распорядился:

– Ну-ка, парни, уступите кто-нибудь даме место. Она из Лондона. Вы ж не хотите, чтоб она считала нью-йоркцев сплошными невежами?

Поднялось сразу трое. Миссис Харрис, поблагодарив, уселась и подмигнула шоферу:

– Спасибо, голубчик!

– Порядок, мамаша? – спросил тот на всякий случай и пробрался на свое место. Он чувствовал себя бойскаутом, сделавшим свое доброе дело дня. И чувствовал себя хорошо еще почти целых десять кварталов.

Вскоре миссис Харрис увидела и узнала о всех пяти огромных районах Нью-Йорка и его жителях, пожалуй, больше, чем способны узнать большинство коренных нью-йоркцев за всю свою жизнь.

Один из Джорджей Браунов жил возле Форт-Джорджа в Верхнем Манхэттене неподалеку от Гудзона – и миссис Харрис впервые увидала эту величественную реку, отвесные стены набережных Джерси на той стороне; а посетив другого, жившего на Спайтен-Дайвел, она побывала в том месте, где эта прихотливо вьющаяся речушка соединяет Гудзон и Ист-Ривер, превращая Манхэттен в остров.

Батарейную Набережную с ее парком и памятниками, над которой встают небоскребы делового центра, а за которой Ист-Ривер и Норс-Ривер (так называется в этом месте Гудзон) сливаются в Верхний Залив, она посетила, поскольку поблизости жил очередной Браун; миссис Харрис долго любовалась заливом, по которому сновали десятки, а то и сотни буксиров, катеров, яхт, барж и лайнеров, и всего прочего, что способно плавать – она и не знала, что существует столько разновидностей плавучих предметов. Даже дома, на Лимузин-Рич и в Уоппинг-Доках движение на воде не было таким оживленным.

Впервые она почувствовала себя маленькой рядом с гигантским мегаполисом. Лондон был большим серым городом, раскинувшимся даже шире Нью-Йорка, но он не заставлял человека чувствовать себя таким крохотным, незначительным, потерянным. В Лондоне можно было ходить с гордо поднятой головой. А тут небо заслоняли невероятные громады небоскребов, каждый из них был увенчан флагом, сверкающим шпилем или дымным плюмажем – глаз отказывался охватить все это разом. Что это за мир, и кто они – его обитатели, которые воздвигли эти поражающие воображение башни? По улицам-каньонам грохотали фургоны и автобусы, грузовики с прицепами, огромные трейлеры, непрерывно сигналящие параноидальные такси; свистели полисмены, гудели суда в гавани, – а среди всего этого невозможного Вавилона стояла неустрашенная им миссис Харрис.

Был район, прорезанный 135-й улицей и Леннокс-авеню, – район, известный как Гарлем. Все Брауны, разысканные здесь, соответствовали своему имени – они были действительно шоколадного цвета [5], но, впрочем, отнеслись с полным сочувствием к поискам миссис Харрис. Некоторые из них в войну служили в частях армии или ВВС, расквартированных в Британии, – для них встреча с миссис Харрис стала напоминанием о временах, когда все люди были равны перед нацистскими бомбами, и когда цвет кожи значил куда меньше, чем храбрость. Один из гарлемских Браунов, расчувствовавшись, пригласил ее выпить с ним джину. Впрочем, никто из них никогда не был женат на Пенси Котт.

Благодаря Браунам из Брайтона, где белые барашки волн набегают на берег, миссис Харрис познакомилась с восточной границей города и страны и погуляла в шумном парке Кони-Айленд. Тамошний Браун оказался зазывалой в балагане с "женским шоу". Это был высокий здоровяк в яркой шелковой рубашке и соломенной шляпе-канотье, обладатель горящих глаз, невольно приковывавших к себе внимание – он торчал на балкончике балагана, украшенного не слишком художественными плакатами, изображающими девиц, не обремененных избытком одежды, и зычно расписывал соблазны, ожидающие почтеннейшую публику на замечательном представлении.

Сердце миссис Харрис упало, когда она подумала, что этот человек может оказаться отцом Генри. Впрочем, нельзя сказать, чтобы вульгарность предлагаемых парком увеселений особенно оттолкнула ее – крики зазывал, хлопки ружей в тирах, громыхание "русских горок" и жестяная какофония карусельной музыки живо напомнили ей о Ярмарочном Поле в Бэттерси и любых других английских ярмарках – только тут всё было раза в два больше, громче и суетливее.