Феликс Кривин - Учёные сказки Страница 24

— Ах, Кокуйо, светлая ты душа, — вздохнул бизон. — Ты во всем видишь светлую сторону. А я вижу темную… — И это было действительно так, потому что у него не было фонарика.

— До свиданья, Кокуйо, — грустно сказал бизон и ушел в свою темную сторону.

А жук Кокуйо стоял и светил. В этом не было никакой надобности, потому что он и без того хорошо знал дорогу. Но он все равно стоял и светил.

— Эй, ты, с фонарем, поди-ка сюда! — услышал он грубый голос.

Жук Кокуйо подошел и осветил большую рыжую кошку. Рыжих кошек он видел немало, потому что он и вообще многое повидал, но такую большую кошку он видел впервые.

— Ну-ка посвети, — сказала кошка грубым голосом и стала что-то высматривать на земле.

— Вы что-то потеряли?

— Иди вперед, — приказала рыжая кошка, оставляя его вопрос без ответа. — Иди вперед и свети.

И жук Кокуйо шел впереди и светил.

— Давай шевелись! — торопила его рыжая кошка. — Так мы его никогда не догоним.

— Кого?

— Бизона. Ты что — не видишь следы?

Жук Кокуйо остановился.

— Бизона? Так это вам нужен бизон? Я его очень хорошо знаю, мы с ним большие друзья. Вы с ним тоже большие друзья?

— Друзья, — рявкнула рыжая кошка. — Давай пошевеливайся!

— Сейчас, — сказал жук Кокуйо. — Я знаю всех его друзей, он мне о них много рассказывал. Простите, как вас зовут?

— Ягуар.

— Я?..

— …гуар! — прорычала рыжая кошка.

Нет, нет, это неправда, этого просто не может быть. Жук Кокуйо жил здесь еще тогда, когда у Носорога не вырос нос, у Рогохвоста не вырос хвост, а Слон был еще совсем-совсем маленький. Жук Кокуйо знал все, где, что и как, отчего и по какому поводу. Но о Ягуаре он ничего не знал.

— Я?..

— …гуар! — прорычала рыжая кошка.

Значит, это все-таки Ягуар. Ох, как страшно! Сейчас он догонит бизона, и тогда… тогда… Вы знали бизона? Он был славный парень, мы с ним дружили… И вот — его разорвал Ягуар…

— Свети! — прорычала рыжая кошка.

Жук Кокуйо, светлая ты душа! Ты всю жизнь светил, ты хотел, чтобы каждому было светлее. Но сейчас, если Ягуару станет светлее, бизону, твоему другу, будет совсем темно…

Жук Кокуйо погасил свой фонарик.

— Свети!!

Ох ты, боже мой, до чего страшно! Ноги подкашиваются, внутри все дрожит, а сердце… Боже ты мой, куда девалось его сердце?

— Чепуха, — сказал жук Кокуйо. — Не буду я вам светить.

— Свети!!!

И от этого рева жук Кокуйо совсем потерял свое сердце. Внутри ничего не билось, внутри было пусто, глухо и темно. Он открыл глаза, потом их закрыл, потом снова открыл, — но вокруг ничего не изменилось.

— Че… пу…

Вы знали Кокуйо? Он был славный парень и верный друг. Он был светлая душа и во всем видел только светлую сторону. Вы знали Кокуйо? Лишь в последний раз закрывая глаза, он впервые открыл для себя Америку…

Примечание:[71]

Если бы я был Горностаем

Если бы я был Горностаем, я расхаживал бы, как король, и все удивлялись бы, откуда у меня моя шуба, и все спрашивали бы: «Скажите, где вы купили эту шубу, кто вам ее подарил, кто вам ее прислал, у вас, наверно, рогатые родственники?» А я бы ходил в горностаевой шубе, в шубе из чистого горностая, потому что я был бы сам Горностаем, и я отвечал бы: «Нет, я нигде не купил шубу, и никто мне ее не подарил, и никто не прислал, я хожу в горностаевой шубе, потому что, вы же видите, я сам Горностай». Но они бы чае, конечно, не верили — ведь Горностая встретишь не на каждом шагу, и они бы просили: «Ах, пожалуйста, дайте нам поносить эту шубу!» А я бы отказывал, я бы всем категорически отказывал: и Зайцу, и Суслику, и Волку… И Волку? Нет, боюсь, что Волку я бы не смог отказать, Волку очень трудно отказать, он наверняка снял бы с меня мою шубу…

Если бы я был Волком, я бы снимал шубу с каждого Горностая, и с Куницы, и даже с Зайца, хотя у Зайца шуба очень плохого качества, она все время линяет, и ее едва хватает на один сезон. Но я все равно бы снимал с него шубу, потому что ведь я был бы Волком, а Волк может себе это позволить, Волк может себе позволить абсолютно все, кроме удовольствия залезть на дерево. Волки не лазят по деревьям, хотя, конечно, им очень хотелось бы, они бы не отказались, но где им, куда! По деревьям лазят обезьяны, а волки бегают по земле, и им ни за что не залезть на дерево!

Если бы я был Обезьяной, я бы никогда не спускался на землю, я бы прыгал по веткам и кричал, и визжал, и швырял бы сверху бананы, стараясь попасть кому-нибудь в голову. И другие обезьяны тоже бы визжали и швырялись, и мы бы соревновались, кто громче завизжит и кто скорее попадет, и радовались бы, что никто не может достать нас на дереве. Разве что Жирафа, потому что она сама, как дерево, потому что у нее шея такая длинная, что по ней можно лезть и лезть и все равно до конца не долезешь!

Если бы я был Жирафой, я бы ни перед кем не склонял голову, я бы смотрел на всех сверху вниз, такая б у меня была длинная шея. И мне ничего не стоило бы заглянуть через забор, и я видел бы, что там внутри, а там обязательно что-то должно быть внутри, потому что заборы существуют не зря — но, конечно, не для тех, у кого такая длинная шея. И никто до меня не мог бы дотянуться, потому что для этого нужно было бы прыгнуть очень высоко, а это не каждый умеет.

Если бы я был Леопардом, я бы, конечно, сумел. Я бы прыгнул этой Жирафе на шею и в одну секунду откусил бы ей голову. А потом прыгнул бы на дерево и откусил бы головы всем обезьянам, а заодно и Волку, чтоб не отнимал чужих шуб, а заодно и Горностаю, чтоб не кичился своей шубой. Если б я был Леопардом, мне не был бы страшен никто — разумеется, кроме Льва, потому что Лев каждому страшен. Когда встречаешь Льва, хочется стать маленьким я незаметным, хочется зарыться в землю, как Крот.

Если бы я был Кротом, я бы каждый день зарывался в землю. Я бы рылся там под землей, и меня бы совсем не интересовало, что происходит здесь, на белом свете. И кто у кого отнял шубу, и кто у кого откусил голову — все это было бы мне ни к чему, все это меня нисколько бы не тревожило. И никто бы меня не видел — ни Лев, ни Леопард, потому что они ведь не станут рыться в земле, им и на земле дел хватает. А я бы себе рылся да рылся, — и только иногда высовывал голову, чтобы посмотреть, как там растет трава и как ее щиплют бараны. Бараны ходят по полю и щиплют траву, и греют спину на солнышке, и они могут ни о чем не думать, хотя, конечно, и они думают, иногда они так задумаются!..

Если бы я был Бараном!

Впрочем, я ведь и есть Баран.

Примечание:[72]

Счастье свиньи Бабирусы

Ноги у антилопы Бейзы длинные и тонкие, как у Безоарова козла. Шея у нее длинная и тонкая, как у Безоарова козла. Рога у нее длинные и тонкие, как у Безоарова козла. Поэтому, конечно, Безоаров козел полюбил антилопу Бейзу.

У свиньи Бабирусы почему-то рога на носу. Такая неприятность, вместо того, чтобы вырасти на голове, рога у свиньи Бабирусы выросли на носу, и их никто не называет рогами. Их даже не называют бивнями — как у слона, а называют клыками — боже, какой позор! — просто клыками, как у волка.

Безоаров козел терпеть не может клыков, особенно таких больших, как у свиньи Бабирусы. Он считает их признаком дурного характера и старается держаться подальше от тех, кто имеет клыки. Он держится поближе к тем, у кого длинные ноги, длинная шея, длинные рога. И конечно, конечно, Безоаров козел полюбит антилопу Бейзу!

Так-то вообще у свиньи Бабирусы все в норме. И приятная полнота, и короткая, совсем коротенькая щетина… Но клыки, эти клыки! В последнее время ее даже стали спрашивать:

— Скажите, вы не родственница покойного Мамонта?

Ну вот, пожалуйста. Оказывается, у Мамонта точно так же загибались клыки, только их у него называли бивнями.

— Нет, — говорит свинья Бабируса, — я не знаю никаких мамонтов, у меня нет покойных родственников, я сама по себе.

Ну почему, почему она не может быть интересна сама по себе? Почему от нее все отворачиваются, лишь только узнают, что она не родственница покойного Мамонта?

У антилопы Бейзы никто не спрашивает о родственниках, ею интересуются лишь потому, что она — антилопа Бейза. Бейза! До чего неприятное имя! То ли дело — Безоаров козел… Свинья Бабируса называла б его Безоаром.

— Мой Безоар, как ты спал?

— Превосходно, моя Бабируса.

К сожалению, все это только мечты, и никогда, никогда свинья Бабируса не узнает, как спал Безоаров козел.

— Скажите, вы не родственница покойного Мамонта?

Кто знает — может, и родственница. Но разве это что-то изменит? Разве от этого исчезнут ее клыки и на голове вырастут рога — такие, как у антилопы Бейзы? И разве от этого к ней придет ее Безоар?

Безоар… Странное, загадочное имя. Такое имя можно услышать только во сне, где и видишь, и слышишь все по-другому. И там, во сне, среди каких-то лесов, среди каких-то степей вдруг услышишь ты «Безоар!», чтоб потом, проснувшись, без конца повторять это имя.