Валерий Смирнов - Операция «Гиппократ» Страница 27

Главврач повнимательнее прислушался до слов заседающих народных избранников, из года в год заботящихся о благе народа, и неожиданно пришел к выводу: их тревоги по поводу экономического кризиса немножко преувеличены.

– Значит так, доктор, – заметил Сучок. – Твой барак лагерной диагностики перенесешь в задний корпус. Чтобы плесень своими буркалами меньше шарились на других болящих. Так что давай по-быстрому, у меня уже бульдозер копытом бьет. Командовай своими шестыми лепилами, ты же у них хозяин.

Моргунов остался доволен темпами роста медицинской новостройки и бороды доктора Вонга.

– Слушайте, Слава, – сказал Вонг, не меняя каменного выражения на лице. – Кажется, я уже готов. А как наша больница?

– Еще пара недель… Знаете, профессор, я уже хуже того прораба. Но всё ровно… Я так себе понимаю, если бы они нам заплатили за построить коммунизм, так мы бы на раз сделали им такую халтуру. Вы бы видели те синие от горя зори, когда я пришел туда. Это был не санаторий, а куча неприятностей без капитального ремонта. Так я там устроил всё на счастье общества. Спортзал по последнему слову, сауна-шмауна и прочие мансы. Да, Капон, я сам за собой плохо чувствовал, как сумею хорошо делать для блага человека, когда он за это платит.

– Я прямо-таки за вас счастлив, – перестал строить каменную морду доктор наук с шестью ходками за плечами, – только скажите, зачем вы так гнали кино с моей бородой? Борода уже есть, а у вас пока даже нет, где ее показывать. Зато я каждый день скоблю макушку, хотя мне нет сильного понта быть похожим на того Хрущева. Вы такой же трепач, как он.

– Слушайте сюда, доктор Вонг, – почти спокойно сказал Славка, – что за дешевые возбухания? Вы опять лезете в свою тарелку. Забыли, как полировали ложку языком, пускай без бороды на морде при корочках академика? Вы сильно переработались? Я занимаюсь строительством, а он обзывает меня…

– Кто вам виноват? – начал возбуждаться академик с одним глазом. – Вы сами стали нести за коммунистическую стройку. Хрущев мне гарантировал построить коммунизм к восьмидесятому году, а вы – кончить ремонт за две недели. Но прошло уже три. Так чем вы отличаетесь от того Хрущева?

– Я не знаю никакого Хрущева! И между прочим то, что я сделал за пару недель, так хрен бы вам за такие темпы мечталось даже при… И после всего я – швицар? Скажите, товарищ Вонг, чего вы домахались до меня со своим Хрущевым? Он что, ваш родственник? Какие дела, Капон, чем он вас так возбудил?

– Он стырил нашу мечту, – глухо сказал доктор наук. – Господи, как сейчас помню, хотя столько воды протекло. Как вчера было. После его трепотни мы лежали на нарах и мечтали за коммунизм.

– Только не говорите, что вы были диссидент. А то мне смешно. Сейчас любой молохольный, стукач или просто говно тогда обязательно был борец за сегодня. И чем вам сдался этот коммунизм, чтобы блатные поверили фраерскому слову?

– Вы не поймете, Слава, – вздохнул Капон. – Это был такой зоманухис, что мы таки да поверили… Мы хотели коммунизм поскорее. Все, кто тогда чалились на киче. Потому что главное в коммунизме: от каждого по способностям, каждому по потребностей – я это выучил на память до сих пор… Да, помню Гриня Кувалда мечтал рядом возле меня вслух… Комсомол тогда так не мечтал!

– Знал я вашего Кувалду, – сказал Моргунов. – Он, говорите, мечтал? Вот это надо же было так вам вправить, чтобы Гриня мечтал со своими двумя извилинами в мозгах. Знаете, Капон, я думою, ваш Хрущев был аферист выше Пургена или Кукушки. Это же надо – заставить рассуждать Кувалду за то, чего никогда не будет. Хотя бывшие клиенты моей страховой компании… Да, но Кувалда и думает – конечно, высший класс работы… И за что мечтал этот дуболом?

– Как все. За коммунизм. За от каждого по способности, каждому по потребностей. Так Кувалда сам знал: способностей у него – только дать кому-то в голову, вытащить на себе железный шкаф с профсоюзной выручкой, ну, еще чересчур громко храпеть во сне. Это я точно знаю – нары рядом были. Зато потребностей у Кувалды были такие, что при коммунизме остальные бы только успевали на него вкалывать…

– Как сейчас я на вас? – с подковыркой спросил Моргунов.

– Слава, что за дешевые рассказы? – спокойно ответил Капон. – Вы кончайте этих ментовских штучек. Я всё равно буду вас слушать с каменной мордой на лице. Короче, борода уже есть, а сцены пока нет. Мы начали тормозить дело. Моргунов, вы это чувствуете, а потому примахиваетесь не до своей совести, а к партнеру.

– Вы думаете, самое главное – ремонт с бородой? Не смешите меня, Капон. Может, вы считаете, это важнее всего, что уже есть? Нет. Главное – другое.

– Так чего вы так хипишитесь за медленно растущий волос, если есть другое главное?

– Потому что из-за вашей бороды мы не можем до него приступить. Вы сильно отстали от жизни, профессор. Мы же не в «три листа» катать собрались. И то в этой дешевой фармазухе зазывала есть. А у нас? Откуда лохи узнают, куда нести нам лавэ? И как сделать, чтоб они сами его таскали без лишнего шороха? Это же не афера, а по натуре работа… Так вот, доктор. Сегодня без заманухиса мы не продадим даже партию дырявых гандонов… Кстати, они до сих пор у меня лежат. Ну, и хрен с ними. Тем более теперь общественное стало мне выше личного. Короче, раньше это называлось сами знаете как. А теперь – реклама.

Как можно, подумайте своим мозгом, делать рекламу доктору с Тибета, если у него борода не выросла? Зато сегодня – другое дело. Вы правы, Капон. У нас есть всё. Даже согласие мадам Левицкой, не считая санатория, дурака-директора… О, кстати, я нанял жменю профессоров. Надо же, чтобы кто-то по натуре хоть чего-то соображал среди больных. Хорошо, что сейчас этих голодных и безработных докторов развелось, как бродячих собак. Один даже говорит, как умеет лечить от алкоголизма. Вы бы его видели. Так махает деревянным молотком и рычит на всех подряд – со страха можно бросить не только пить, но и жрать…

Хорошо, что вы держите морду на месте, Капон. Потому что главный врач у нас – доктор Вонг, а не это пришибейло с научными терминами. Но пока вам не устроить рекламу, вы стоите не больше, чем он вместе с молотком от алкоголя. Потому сейчас мы должны сделать самый главный удар. Я же не зря назначил нам этого пришмалянного апаше.

– Того самого, за которого вы рассказывали при моей бывшей жене?

– Вот именно.

– А что будет лепить ваш Отсосопуло?

– Сосисомиди. Капон, разве это главное? За наши бабки он будет лепить, что скажем. В общем, делать рекламу. Даже по ящику.

– А вдруг меня кто-то узнает? – не изменил заданного выражения на морде Капон.

– Кто вас скикает при таком виде, профессор? Я вас сам с трудом узнаю. Менты, которые понимали за ваши способности, давно слиняли от дел. Чего переживать? Тем более, вы таки да самый настоящий Вонг, и ваши академические корочки – совсем не фуфель. Осталось только, я дико извиняюсь, залепить из говна пулю… Да, Капон, вы даже не дернулись, значит готовы до своего бенефиса. Но сначала придется немножко пофотографироваться.

Глава семнадцатая

Пресс-атташе Сосисомиди смотрел на Моргунова с преданностью терьера, готового вцепиться в любую журналистскую тему по приказу хозяина. Янис когда-то убедился – этот человек достоин ему приказывать. Судно сильно жалел, что страховое агентство, за которое он накатал три восторженные статьи перед тем, как оно лопнуло, перестало принимать вклады у населения.

Несмотря на запоздалые вопли вкладчиков, в агентстве трудились порядочные люди, которые ни разу не обманули журналиста. За каждый вопль, своей души на газетной полосе о страховой моргуновской компании Янис без обмана получал по двадцать баксов.

Но время идет вперед, а вместе с ним не стоят на месте люди, постоянно повышающие свою квалификацию. Моргунов важно намекнул Сосисомиди за его блестящее будущее, и поэт начал возбуждать себя сомнениями: а не гибнет ли в нем прозаический талант рядом со стихотворным, если его зовут к себе такие люди? Янис легко пришел до мысли – он не имеет права губить в себе Божий дар, а потому по-быстрому согласился на громко звучащую должность и делать всё, что ему скажут. В разговоре Славка небрежно заметил: если Сосисомиди станет трудиться на совесть, а не как другие, так благотворительность тут же поймет, чего не хватает народу для полного счастья, и издаст книгу стихов Яниса.

После такого заявления Судно уже был готов работать почти бесплатно и чуть не взвился до потолка вместе с креслом. До своего счастья, стихоплет не догонял: издать книжку собственной поэзии толщиной с ноготь может любой придурок, лишь бы у него нашлось баксов, этак, двести. До счастья читателей, большинство графоманов не обладали такими гигантскими суммами, подтверждая народную мудрость: «Чому бідний – бо дурний, а чому дурний – бо бідний».

Когда Янис притаскал жене моргуновский аванс, Вера подобрела до сильной степени, налив измученному беготней и творческими поисками мужу тарелку борща, вместо того, чтобы дарбалызнуть его по загривку пустой коробкой из-под конфет.