Николай Самохин - Шашлык на свежем воздухе Страница 3

— Галстук я бы перевязала.

— Знаете, сроду не умел их завязывать, — сознался я. — Раз в месяц ношу приятелю — он навязывает мне узлов.

— Разрешите, — прищурилась мастер и ловко перевязала мне галстук.

— Хм… Действительно, — сказал я, потрогав узел. — Страничка, надо полагать, называется «Мужчина и галстук»?

— Нет. «Детали делают моду», — ответила мастер…

На улице меня окликнули.

Меня окликнула дама, вышедшая из соседних дверей «Дамский зал и маникюр».

— Привет! — оказала дама и помахала ручкой.

— Добрый день, — вежливо кивнул я и подумал: «Обозналась, видать, тетя».

— Ты что, милый, не узнаешь меня? — удивилась дама.

Вот те раз!

Кто же это такая? Я растерянно уставился на нее и заморгал.

Дама рассмеялась и сняла темные очки.

— А теперь?

— Ну, теперь! — сказал я, переминаясь с ноги на ногу. — Теперь… Совсем другой коленкор. Хе-хе. Теперь…

«Черт побери! Где же я видел эти глаза? Где, где, где, где?!! Вот совсем недавно и близко…».

— Ладно, не мыкайся! — начиная сердиться, сказала дама. — Вижу, что не узнаешь.

«Стоп!!! Вспомнил! Вспомнил, где видел. В журнале «Силуэт» — под рубрикой «Скромная помощь природе». Вот дела!»

— А если так? — сказала дама, быстро сдернула с шеи розовый платочек и прикрыла им замысловатую рыжую прическу, смастерив некое подобие лысины.

«Мать честная! Главбух наш! Дубейко! Петр Кириллыч! Вылитый!» Я чуть было не заорал: «Петр Кириллыч! Что это ты вырядился, старый хрен?!» Однако вовремя спохватился: Петр Кириллыч пониже будет. И потом… некоторые, так сказать, особенности фигуры. У Дубейко их никак не могло быть…

— Да ты что, смеешься! — вспыхнула дама, срывая платочек.

И тут я решился. Набрал полную грудь воздуха и выпалил:

— Извините, гражданочка, вы меня принимаете за кого-то другого.

И пошел.

— Стой! — угрожающе крикнула дама и погналась за мной, на ходу подсучивая правый рукав.

«Кошмар! — похолодел я. — С мужем спутала. Сейчас врежет по физиономии».

Но, видно, дама была настроена не столь воинственно. Она ткнула мне под нос обнаженный локоть и спросила:

— А это что?!

И тут я увидел родинку. Милую, знакомую, тысячу раз целованную родинку.

— Господи, Машка! — закричал я. — Ты, что ли?

— Ну! — сказала жена, распуская рукав. — А кто же еще… Сегодня иду со своим благоверным на юбилейный вечер — надо же выглядеть красивой…

А ЧТО ДЕЛАТЬ?

Свободных мест в ресторане, конечно, не было. Были свободные ряды. На столиках правого ряда стояли таблички — «Для делегаций», на столиках левого ряда лежали бумажки — «Не обслуживается».

Я быстро оценил обстановку и вернулся к буфету. Там я потолкался некоторое время, рассматривая витрину, пока не подошла молоденькая официантка.

— Уф! — сказала официантка, облокачиваясь на прилавок. — Замоталась!.. Триста коньяку, восемьсот водки и сто пятьдесят сухого.

Дождавшись, когда она унесет заказ, я повернулся к буфетчице:

— Скажите, пожалуйста, как зовут эту девушку?

— А вам для чего? — насторожилась буфетчица.

— Вопрос жизни, — сказал я и сделал роковые глаза.

— У всех у вас вопрос жизни, — ревниво поджала губы буфетчица. — Лена ее зовут… Не успеет девчонка устроиться, как уже липнут.

Стоп! Такую информацию да пропускать!

— Она что — недавно здесь? — спросил я.

— Четвертый день, — сказала буфетчица. — Из кафе «Эврика» перевелась.

Ну, порядок в танковых войсках! Теперь я знал все, что надо. И даже больше, чем надо.

Походкой светского льва я прошествовал к пустому столику, сел и небрежно отодвинул маскировочную табличку «Для делегаций». Четверо мужчин с соседнего ряда уставились на меня воспаленными глазами. Судя по расползающейся из пепельницы горе окурков, они ждали заказ часа полтора и уже позеленели от табака и злости. Я скользнул по ним равнодушным взглядом и тоже закурил.

Ага! — вот и моя краля.

— Привет, Ленок! — затормозил я ее. — Ты что это — из «Эврики»-то? Сделала тете ручкой?

— Да ну их! — сказала официантка. — Что я, железная!.. Посиди маленько — сейчас подойду.

Она подошла через полминуты. На соседнем ряду тоскливо заскрипели стульями.

— Волнуются трудящиеся? — насмешливо спросил я.

— А! — тряхнула головой Лена. — Не облезут… Обедать будешь?

— Угу, — кивнул я. — Надо… подзаправиться… Суп молочный, котлеты паровые и кисель.

— Ну, даешь! — рассмеялась Леночка. — А выпить что?

— Уй! — сказал я, хватаясь за голову. — Лучше не говори! После вчерашнего слышать не могу!

— Где это ты так? — посочувствовала она.

— Было дело, — неопределенно сказал я. — Под Полтавой…

Минут через двадцать, плотно пообедав за делегатским столом, я отправился стричься.

Из парикмахерского салона навстречу мне вышел молодой человек с трагическими, полными слез глазами.

— Дайте жалобную книгу! — петушиным голосом сказал он кассирше.

Затылок молодого человека был выработан частыми уступами, как открытый угольный карьер.

— Эге-ге! — подумал я. — Надо применить метод. И поймал за рукав пробегавшую уборщицу.

— Будьте добры, — зашептал я, — как зовут ту блондинку за крайним креслом, от которой только что встал этот клиент?

— А что? — спросила заинтригованная уборщица.

— Вопрос жизни! — сказал я шепотом, прижимая руку к груди.

— Ой! — радостно испугалась уборщица. — Таня!.. Только у нее муж!

Муж меня не смущал. Даже два мужа.

— Привет, Танюха! — сказал я, усевшись в кресло. — Ну, как там твой угнетатель? Все… поживает?

— Поживает, — ответила блондинка. — Что ему сделается. Вчера на бровях домой пришел, паразит!.. А ты чего долго не был?

— Дела, мамочка, дела, — бодро сказал я.

— Держите меня, дела! — прыснула Таня. — Опять, поди, какая-нибудь юбка… Постричь тебя, что ли?

— Ага. Только покрасивее.

— Ну, что я говорила! — взмахнула ножницами Таня. — Конечно, юбка! Покрасивее его — не как-нибудь.

— На этот раз серьезно, старуха… Вопрос жизни. Ты уж постарайся.

— Тогда сиди, не дергайся, — сказала Таня. — Сделаем прическу, как на конкурс красоты…

Когда я, идеально постриженный, причесанный и надушенный, вышел в зал ожидания, молодой человек, непримиримо шмыгая носом, писал жалобу.

«Молодец, — завистливо вздохнул я. — Упорный парень».

Теперь мне оставалось купить сыну подарок и устроить еще кое-какие мелкие дела.

В детском магазине, в отделе игрушек, висел стихотворный лозунг:

Куклы, погремушкии прочие игрушкимы предлагаем вам,дорогим нашим покупателям-малышам!

Под лозунгом стояла продавщица, а против нее топтался какой-то задетый за живое гражданин.

— Куклы вижу, — говорил покупатель желчно. — Погремушки тоже имеются. А где же прочие игрушки, а?

Продавщица высокомерно отворачивалась. Я заложил крутой вираж и двинулся к противоположному прилавку — «головные уборы».

— Как звать вашу подругу из игрушек? — спросил я.

— Мою подругу? — кокетливо прищурилась продавщица. — Ее звать Муся.

— Вопрос жизни, — на всякий случай пробормотал я и пошел обратно.

— Привет, Мусик! Ну, как план товарооборота? Выпо или перевыпо?

— Балдеж! — презрительно сказала Муся.

— Хм, — затоптался я. — Слушай, My, ты этого… Пашку помнишь?

Мусик вскинула брови.

— Еще новый год вместе встречали, — подсказал я (встречала же она где-нибудь новый год!).

— Это когда балдели? — спросила Муся.

— Вот-вот! Да помнишь ты его. Такой… весь на элеганте.

— Балдежный парень! — вспомнила Муся.

— Женился, — сообщил я. — С ребенком взял, представляешь?

— Обалдеть! — сказала Муся.

— Короче, завтра у его сына день рождения — подарок надо, соображаешь?

— Может, хоккей? — сказала Муся. — Тут от него все балдеют.

Она достала из-под прилавка страшно дефицитную игру «Хоккей» и начала заворачивать. И пока она заворачивала, у меня дрожали колени — я за этим хоккеем полгода гонялся по всему городу.

Ну, кажется, на сегодня все: сыт, пострижен, подарок вот он — под мышкой. Ах, да! Чуть не забыл! — еще же надо туфли жены в починку отнести…

…ПРИГЛАШЕНИЕ «НА ИНОСТРАНЦА»

Мишу Побойника я встретил на второй день после возвращения.

— Привет, иностранец! — обрадовался Побойник. — Сенькю вери матч! Хорош ты гусь — заявился и в кусты! А кто будет впечатлениями делиться, а? Пушкин?