Виктор Шендерович - Изюм из булки. Том 1 Страница 34

А вот история другой тургруппы. Новый русский, уцелевший в процессе взаимного отстрела девяностых, остепенился и привез в Иерусалим братков следующего поколения.

Типа культур-мультур.

Привез — и предупредил: если чего в экскурсии не поймете, спрашивайте у меня, я переведу…

Хотя экскурсия шла по-русски.

И вот у Стены Плача братки поинтересовались: а чего у этих — кружке́ на головах?

— Головной убор на ортодоксальном еврее, — пояснила Лена, — называется кипа и означает, что еврей признает над собой власть Господа.

Братки дружно повернули головы к старшому — за переводом. И старшой перевел блистательно:

— Типа ты не самый крутой, — объяснил он. — Есть круче тебя!

Вопросы на засыпку

— Скажите, это правда, что вы пишете справа налево?

— Да.

— А читаете?

Не туда пришли

На просьбу оказать материальную помощь конференции, посвященной еврейской Катастрофе, олигарх N. ответил, как отрезал:

— На Холокост у меня денег нет!

Разочарование

— Ну не знаю, не знаю… — призналась американка, выходя с экскурсии. — Я ожидала от Освенцима большего!

Традиции пивоварения

Мы ехали по автобану, вечер плавно переходил в ночь, пора было устраиваться на ночлег. И я, путешествующий на правах штурмана, увидел указатель на подходящий городок по ходу движения…

Всем был хорош городок, кроме названия.

Назывался он — Дахау.

Спасибо, не надо.

Проехав еще немного, остановились по соседству. Гостиниц не было — были (и за то спасибо) комнаты для постояльцев, в пивной, на втором этаже.

Утром мы спустились на завтрак.

На стене, в паре метров от распятого Христа, висела поясная фотография мордатого бюргера — надо понимать, предка нынешних хозяев пивной. Под портретом, на полке, красовались кубки за победы в пивных фестивалях — 1934, 1938, 1939 годов…

Хорошее пиво варили в паре километров от Дахау дедушки нынешних жителей города! Были первыми по профессии.

Внуки продолжают этим гордиться.

Контекст

Я стоял в мюнхенской Пинакотеке перед батальным полотном.

Сюжет картины, написанной в ХIХ веке, отсылал ко временам Тридцатилетней войны, и называлось все это — «Атака при Дахау»…

Увы. Что бы ни происходило в истории возле этого населенного пункта, — после сороковых годов прошлого века это уже не имеет значения. Дахау — это Дахау. Особенно если фамилия художника — Гесс.

Аналогичные чувства я испытал когда-то, прочитав в газете о достижениях советского автомобилестроения в Елабуге…

Общий знаменатель

Фотография: Нюрнбергский трибунал, скамья подсудимых. Военные преступники во главе с Герингом откровенно веселятся — улыбаются, переглядываются, прыскают в кулак, смеются в голос…

О Господи, — над чем?

А вот над чем. Речь в выступлении прокурора зашла о троянском коне, и советская переводчица забормотала: какая-то лошадь… причем тут лошадь? И скамья подсудимый зашлась смехом вместе с охранниками.

В этом есть некоторый ужас, если вдуматься. Чувство юмора — столь универсальное человеческое чувство, что заставляет тебя отнестись к любому, кто его проявил, именно как к человеку!

Даже если это убийца.

Нихт ферштеен

В немецком посольстве в Москве раздался звонок.

— Добрый день, — сказал старичковый голос в трубке. — Меня зовут Иван Сергеевич, у меня есть старые фотографии, может быть, они вас заинтересуют…

Сотрудники посольства не поняли: какие фотографии?

— Я работал на ваше государство… — застенчиво пояснил тихий Иван Сергеевич.

Сотрудники не поняли опять:

— Когда? Где?

— Я работал на ваше государство в сорок втором году, под Донецком…

Практичный полицай Иван Сергеевич хотел наладить небольшой бизнес, но чуток приотстал от исторических процессов.

Посольские потом отпаивали друг друга валерьянкой.

Ущемление прав

Для получения статуса беженца кандидат на заветную американскую «грин-карту» должен был доказать, что его ущемляли как еврея. Это был тот редкий случай, когда погром мог улучшить материальное положение.

И приходит на интервью в американское посольство немолодой человек с характерной выправкой. Сотрудник посольства смотрит на него, смотрит в его бумаги и интересуется:

— Ну вот, вы — полковник советской военной авиации, награждены медалями… Расскажите, как вас ущемляли по национальному признаку?

Летчик был готов к вопросу и пожаловался без раздумий:

— Когда в семьдесят третьем наша эскадрилья готовилась бомбить Тель-Авив, меня не взяли!

Без подробностей

— Вам тут целый день рассказывали всякие ужасы, — сказал глава семьи. — Так вот, у нас все было гораздо хуже!

Ошарашенный консульский работник без единого вопроса шлепнул всем четверым статус беженцев.

С подробностями

Уже в Штатах одного выходца из Прибалтики — сугубого блондина, вдруг пожелавшего запротоколировать свое еврейство, спросили ненароком: сколько в его городе было синагог?

— Две! — уверенно ответил беженец. — Одна православная, другая католическая.

Платная медицина

Доктор Кашпировский в эти годы много гастролировал по русскоязычному белу свету.

— Сначала, — вспоминал об этом антрепренер N., — я хотел сделать билеты по пятнадцать долларов, а потом подумал и сделал по тридцать пять. Лечиться так лечиться!

Силы природы

Знакомый рассказывал: выхожу, говорит, из подъезда, а во дворе стоит над машиной Алан Чумак. Капот открыт.

— Что случилось? — спрашиваю.

— Аккумулятор разрядился.

— Так зарядите! — говорю.

Не может.

Как вас теперь называть?

Я любовался родными просторами, стоя на носу теплохода «Федор Шаляпин», и взгляд мой случайно наткнулся на судовой колокол. На колоколе черным по медному было написано: «Климент Ворошилов».

«Если на клетке слона прочтешь надпись “буйвол”»…

На ближайшей стоянке версия подтвердилась: перед словом «Федор» на корме совершенно отчетливо читались следы букв, бывших здесь раньше: «Климе…»

Вскоре случай свел меня с главным механиком судна, и от него я узнал замечательную историю этого корабля.

В 1990 году, когда Санкт-Петербург еще был Ленинградом, но процесс уже пошел, в высоких кабинетах решено было «Ворошилова», от греха подальше, переименовать, и экипажу предложили поплавать под именем «Николай Карамзин».

Тут — целая интрига. Историк родом из Ульяновска (который, в свою очередь, долгое время был Симбирском), а ульяновский первый секретарь дружил с первым секретарем нижегородским (в ту пору горьковским).

Вы следите за логикой?

Корабль, приписанный к горьковскому пароходству, стал залогом партийной дружбы: нижегородский секретарь Горьковского обкома, чтобы сделать приятное коллеге, пообещал ему, что «Ворошилов» будет «Карамзиным». Так сказать: от нашего стола — вашему столу!

Однако в дело вмешалась перестройка: экипаж, которому имя Карамзина ничего не говорило, написал письмо чуть ли не в ЦК со своим рабочим условием — либо «Федор Шаляпин», либо вообще «Владимир Высоцкий»! В девяностом году начальство трудящихся побаивалось, но о Высоцком еще не могло быть и речи.

Так «Ворошилов» стал «Шаляпиным».

А чтобы ульяновскому руководству не было обидно, в «Карамзина» переименовали пароход «Советская Конституция». После такого имени экипажу было уже все равно, хоть Чаадаевым назови…

Знаки времени

В начале девяностых, на дне рождения моей шестилетней дочери, с именинницей чинно беседовали два ее кавалера — сын журналиста и сын бизнесмена.

— У тебя есть визитная карточка? — поинтересовался сын журналиста.

— Кредитная, — не переставая жевать, поправил сын бизнесмена.

Врасплох

«Авангарду, — сказано у Тургенева, — очень легко сделаться ариергардом… Все дело в перемене дирекции». Перемены в обратную сторону тоже иногда происходили довольно стремительно.

Петр Авен преподавал в тихом австрийском университете, в глубоком «ариергаде», когда получил приглашение войти в правительство Гайдара, министром внешнеэкономических связей!

Он прибыл на Смоленскую площадь, но внутрь его не пустил милиционер. Никаких подтверждающих бумаг не подоспело, а голословные утверждения гражданина с такой фамилией и внешностью о том, что он — российский министр, милиционера почему-то не убедили.