Дима Федоров - Игромания Bet Страница 37

Долгое время я мог наслаждаться чтением безо всяких помех. Потом ко мне в шатер стали заглядывать любознательные туристы. Хихикали, показывали пальцами. В ответ я показывал им различные части тела. Чтобы отвязались. Кулак, средний палец, язык… Некоторым повезло, и они увидели задницу. Но подобное внимание к моей персоне ничего хорошего не предвещало. Книжку дочитать не дадут. За рупь семьдесят пять — не дадут.

И ведь не дали же! Как раз когда дело дошло до линии горизонта, вместо смешливых, стоматологически безупречных девиц из-за полога просунулись усатые полицейские. Полицейским абсолютно нечем заняться. Они ничего не производят — просто шатаются и норовят кого-нибудь сцапать, кто не успел спрятаться. Или спрятался, но на видном месте. Как я. Вот они меня и выудили.

Вины я за собой не чувствовал. В мозгах обнаружил полную пустоту. Кроме идей Надеждина, там ничегошеньки. Никаких воспоминаний: ни трудового стажа, ни образовательных дипломов, ни дружественных привязанностей, ни географических подробностей, ни интимных переживаний, за исключением тех, что были в последнем сне. Я обернулся одеялом, чтобы никого не смущать, и прошествовал по неизвестному городу. Похожему на декорацию. К фильму.

Пару раз попадались насквозь обкуренные чуваки, но полицейские их почему-то не трогали. Хотя одного из них пробило насквозь. Он затянулся миниатюрным бычком и, чудесным образом оставшись в вертикальном положении, свесил голову на грудь и пустил из уголка рта слюни с хорошим замесом соплей — короче, явно представлял для общества большую угрозу, нежели я.

Но в участок привели меня, а не его. И допрашивали. И я ничего не сказал. Не потому, что оказался твердым орешком и мне было что скрывать, а потому, что не мог объяснить, что со мной происходило в последнее время. И даже не мог понять, сколько это последнее время продолжалось.

Катастрофичность моего положения начала вырисовываться довольно живо. У меня ни вещей, ни документов. Переговоры с банком по телефону выявили полное отсутствие финансов. Миллион спрыгнул со счетов за две недели, которые я провел, если верить торговым чекам, в самых разнообразных местах Европы. Меня занесло на денек даже в Аргентину, где я осуществил большой вклад в местную экономику, пройдясь по самым дорогим ювелирным магазинам и оставив там около двухсот тысяч долларов. Я допускаю, что мог по какой-то придури потратить двести тысяч долларов на бриллиантовую мишуру, но почему в Аргентине?

Самое подозрительное и страшное во всей этой истории, что я ни цента не потратил на ставки. Значит, был болен. Находился под воздействием сильных психотропных препаратов или наркотиков —- впрочем, как и все вокруг.

Я оказался жертвой, но полицейские, вместо того чтобы ловить мошенников, смотрели с подозрением на меня. Хоть дали возможность позвонить Клипе в Москву — и на том спасибо. Правда, жирная скотина совсем не обрадовалась, услышав мой голос. Более того, Клипа, как выяснилось, разобиделся в пух и прах. Оказывается, две недели назад я их с Ванечкой послал в грубой форме где-то неподалеку от Брюсселя. В парке мы устроили карнавал, подробности которого стали смутно вытанцовываться в памяти, и вроде как я захотел уединиться с Софи, выдал им денег и велел катиться в Москву. Представляю, в какой форме я должен был это сказать, чтобы Клипа обиделся. Вообще-то Клипе до лампады, какими херами его обложить, а тут вдруг барышней чувствительной выступил. Подумаешь!

Картина происшедшего, прямо скажем, получалась малоприятной. И в этой картине я никак не обнаруживал Софи. Вот в чем гадство! Клипа звонил Софи, разыскивая меня, но ее домашний молчит, мобильный заблокирован — исчезла Софи! С моими деньгами или без — неизвестно. Но исчезла…

Попросил Клипу перевести тысячу долларов, чтобы вернуться в Москву, и был послан. Клипа отомстил. Вот мразь! Я ему так и сказал: «Мразь!» И он сразу трубку повесил. Ну и пошел в задницу!

Однако мне же как-то нужно отсюда уехать. Кстати, откуда? Где я нахожусь?

— Вы, господин русский, в Голландии, — без удивления ответил полицейский с самыми длинными усами, — вы в Амстердаме. И мы не станем оплачивать ваши оргии и хулиганства на площади Дам.

Фрагмент 67.

Буркина-Фасо на службе интересов

униженных и оскорбленных.

Все оплатил я. Я сам. От двух не отложившихся в памяти недель мне перепала кровать с балдахином. В антикварном ее взяли с радостью. Прочухав безнадежность положения раздетого туриста и безразличие к моей выгоде со стороны полиции, они предложили смешные деньги за царственную роскошь. Якобы их смутил запах мочи от белья. Да это все легко отстирывается. У меня моча слабенькая, мягкая. Как у младенца. Вот если бы Клипа нассал в постель, то всем бы пришлось не только ноздри закрыть, но и глаза — их бы начало разъедать, они бы слезились. Шутка ли — мороженое с пивом, коктейль Молотова для желудка.

Ничего не поделаешь: не возвращать же обратно грузовик, на котором привезли постель, и не ехать же к другим антикварам. И полицейские выжидательно смотрят… Придется брать, что дают эти крохоборы. Давайте, кувыркайтесь на моей постели со своими девчонками! Валяйте, грабьте.

После всех взаимозачетов с полицией и прочими голландскими социальными службами, после паскудных препирательств с нашим посольством, которое чуть ли не в открытую пожелало, чтобы я остался в Амстердаме и зарабатывал на отъезд в Россию своей жопой, — так вот, после всех передряг у меня оставалось двести с небольшим евро. Чего категорически не хватало на билет в Москву. Нужно было революционное решение проблемы.

Поездку домой на автобусе я немедленно отверг как оппортунистическую затею. Трястись пару дней по дорогам, перекусывать фаст-фудом, смотреть жалостливыми глазами на хищных пограничников и торопливо забегать в низкорослые кустики — это исключено. Никуда не годится. Годится лететь бизнес-классом и попивать красное вино при поощрительной улыбке вышколенной стюардессы. И на это нужно разыскать деньги. А чтобы разыскать деньги, необходима революционная идея. И тут я увидел двух ниггеров в реперских шапочках с ликом Че Гевары, и алгоритм выстроился самым естественным образом.

Я купил в киоске телефонную карточку и позвонил в «Вертеп», попросил к трубе Кулачова. Около двух минут ушло на объяснение, кто я и откуда.

— Дай «верняк», но с хорошим коэффициентом. Сам знаешь, никогда у тебя не выклянчивал ставки, но сейчас приперло.

— Глеб, ты же опытный… Знаешь ведь, что хороших «верняков» на свете не бывает.

— Но ты знаешь. Уверен! Грузить на матч не буду. Обещаю. Сотка евро. И никому не скажу! Мне бы только улететь отсюда.

— Только улететь? Ну смотри, — и тут же Кулачов перешел на многообещающий шепот; — Ладно, ставь на победу Буркина-Фасо над ЮАР.

— Буркина что?

— Фасо!

— Пасон?

— Да Фасо!! Фасоль! Знаешь, еда такая. Только без буквы «л».

— При чем здесь еда? Блин, говори конкретно!

— Еда ни при чем! Ты спросил, как называется страна.

— Так я не понял, на кого ставить? Еще раз скажи.

— На Буркина-Фасо!! — проорал Кулачов так, что, наверное, весь «Вертеп» повернул к нему головы.

— Теперь понял. Извини, не очень хорошая связь, видимо. Поэтому не расслышал сразу. А какой коэффициент?

— Все тебе скажи. Ищи контору. Меньше четырех не будет.

— Четыре?! Вот круто!

— Прилетишь — проставишься, — назидательно закруглил разговор Кулачов.

Фрагмент 68.

Контора — праздник,

который всегда с тобой.

Контора нашлась. Быстро, как послушная дрессированная собака. Как будто ее построили за несколько секунд прямо перед тем, как я свернул на улицу. И Кулачов не ошибся — 4,5. Европа-Европа, как далека ты от черных проблем и невзгод! А вдруг полковник косанул?

Я протягивал сто пятьдесят евро и обливался потом сомнений. Если Кулачов надул, то он ничем не рискует. Тем более что я в таком случае не куплю билет, зависну в Голландии и никак не разберусь с ним.

Блин, что со мной будет? Задаваясь этим вопросом, я бродил от канала к каналу и мусолил во вспотевшей ладони квиток со ставочкой. И наверное, внешне ничем не отличался от обкуренных обмудков. Впрочем, не такие уж они мудаки, если им клево. Coffeeshop — та же контора. Только без плазм. Вместо плазм марихуана. Вместо «Вертепа» конура. И название собачье — The Bulldog! Здесь надо выключиться на всю ночь и после рассвета узнать свою судьбу — что может быть прекрасней?

Фрагмент 69. Авиабилет от черных братьев.

Где-то в ночи, когда дым обживался в легких, когда девушки на подоконнике раскрашенного дома-курильни, дразнясь, показывали синие языки, — в это самое время доблестные негрилы рубились на кочковатом поле за мой билет в Москву. Вероятно, у них были и какие-то свои дополнительные, факультативные черные интересы, но в тайне от самих себя они работали на меня.