Сергей Уткин - История болезни Страница 38

Саныч до конца слушать эту заупокойную не стал. Попросил слова и прямо, по рабочему, врубил:

– Если партсобрание не примет мой самоотвод, я тут же пишу заявление об увольнении по собственному желанию.

Честно скажу: я сам до сих пор не могу поверить, что Саныч осмелился задвинуть такой ход конем. Но на том собрании было еще трое работяг из нашего цеха, они слово в слово повторяли эту историю. По словам очевидцев, в актовом зале повисла гробовая тишина. Кое-кто начал потихоньку отодвигаться подальше от несознательного ударника.

Руководство в президиуме долго скребло в затылке, протирало очки и мрачно сопело, пытаясь переварить услышанное. Потом сухо поинтересовалось:

– Товарищ Смирнов, а чем, собственно, объясняется такое нежелание стать народным избранником?

Нежелание объяснялось просто: деньги. Будучи мужиком неглупым, Саныч прекрасно понимал, что стать народным депутатом ему не светит ни шиша. Зато времени вся эта галиматья отнимет много. А время, как известно, деньги. Особенно если всякие там протокольные встречи с избирателями придется проводить в рабочее время. Конечно, что-то там бухгалтерия насчитает "по среднему", но о премиях и всяческих надбавках можно забыть сразу. Невыгодно.

Конечно, вслух ничего этого Саныч не сказал. Быстренько прикинув план сицилианской защиты, ударник коммунистического труда начал вбивать в начальственные головы каленые гвозди фраз:

– Товарищи! Все мы знаем, что сейчас наше предприятие работает над особо важным государственным заказом. Третий месяц моя бригада собирает блоки изделия номер NNNN. Общую сборку веду лично я. И я, как коммунист, целиком и полностью несу ответственность за качество изделия и за сроки выполнения работ. Совесть коммуниста не позволит мне переложить эту ответственность на чужие плечи. Лучше сразу уволиться, чем потом краснеть перед товарищами по цеху и перед избирателями!

Сидевшие в зале товарищи по цеху закрыли лица руками, Женька Бочаров уткнулся лбом в рукав пиджака. Плечи всех троих тряслись мелкой дрожью от еле сдерживаемого хохота. Изделие, о котором говорил Саныч, было грыжей "Ленинца". Кто-то когда-то спроектировал очередной перпетуум мобиле. Конечно, не буквально. Просто в расчетах и чертежах изделия было столько ошибок, что сравнение с вечным двигателем подходит более всего. Кто и как пропустил это недоразумение в производство – наверное, даже Господь не знает. А в итоге Опытный завод "Ленинца" несколько лет пытался заставить работать то, что работать не должно по определению.

Конечно, руководство это прекрасно знало. И демагогию Саныча видело насквозь. Но прищучить непокорного бригадира было не за что. Ну не объяснять же потом в горкоме партии, что много лет оборонное предприятие впустую гробит время и государственные деньги?

Самоотвод Саныча приняли, вместо него на выборы двинули менее сообразительного токаря из цеха 117.

Честные выборы

Ну и чтоб закрыть тему выборов.

В девяносто шестом году дело было, когда на выборах мэра Санкт-Петербурга Собчак со своим замом Яковлевым бодался. Матушка тогда в "третьем Смольном" работала – так в народе психоневрологический интернат №1 прозвали. Который сейчас сломали и на месте старого дурдома хотят построить новый – Конституционный суд, что ли... Между прочим: богадельня при Смольном монастыре появилась задолго до большевиков. На картах Петербурга, составленных генерал-майором Шубертом в 1828-м году богадельня уже имеется. Так что ежели по исторической справедливости, то не тот дурдом в область выслали. Надо было городскую администрацию из Смольного института благородных девиц выгонять...

Впрочем, я отвлекся. Надо сказать, что к девяносто шестому году Собчак в Питере стал настолько непопулярным, что его фамилия слыла едва ли не новым ругательством. Если вспомнить, с каким восторгом его избрали Председателем Ленинградского городского совета народных депутатов, то можно себе представить как чудила команда Собчака... Но, видимо, банда Собчака слишком увлеклась разграблением города и очухалась только когда под жопой капитально припекло. Проиграть на выборах было нельзя никак – под Собчака выбивались огромные деньги на различные грандиозные проекты. То небоскреб на Васькином острове, то Олимпиада в Петербурге, то новый порт... Ни один проект так и не был реализован, зато бабла хапнули. Про бардак с многократными перепродажами недвижимости в центре города уже не говорю.

Короче говоря, проигрывать выборы было нельзя никак. Запустили крутую избирательную программу, всячески прославляли Собчака, выставляя его спасителем Петербурга. И потом горестно вопрошали – мол, если не Собчак, то кто?

В ответ получали: кто угодно, только не Собчак. Рейтинг Яковлева рос как на дрожжах. Нужно было предпринимать что-то кардинальное.

Вот с этим "кардинальным" матушка и столкнулась. В один прекрасный день по интернату начала ходить жутко ответственная дама из отделения лечебной физкультуры. В руках дамы был список сотрудников и пациентов. Дама не терпящим возражений тоном заявила, что на выборы матушке ходить не надо. Матушка в ответ сказала, что в любом случае не сможет участвовать в голосовании, поскольку будет на дежурстве. Дама тут же черкнула в своем списке и успокоила маманю – голос не пропадет.

Благодаря этому списку и жутко ответственной даме, за Собчака проголосовал весь коллектив дурдома, включая слепоглухонемых и полностью парализованных.

Это, повторюсь, было в девяносто шестом году, когда В.В. Путин был руководителем избирательной кампании Собчака.

Нашелся!

Недавно в чате пришлось одному балбесу объяснить, что он балбес. А балбес оказался не просто балбесом, а околокавказского происхождения. В ходе общения применил убойный, как ему казалось, аргумент и был сильно шокирован ответом. Наивный, я на этот "аргумент" более двадцати лет назад ответ нашел. Рассказываю.

Дело было летом восемьдесят восьмого года, я только-только начал осваиваться в новой, пока временной, должности комплектовщика. Заготовки раскладывать это вам не за верстаком целый день сверлить-пилить. Куча свободного времени и фиксированный оклад, а не сдельщина. В общем, лафа полная.

А время было, если кто не помнит, позднесоветское, горбачевская перестройка с одновременным опустошением прилавков магазинов. Поэтому после (а иногда и во время) работы первой задачей было прошерстить магазины в поисках жранья. Наш Веселый поселок в те времена в плане магазинов был даже не деревней, а пустыней. Разительный контраст с центром Питера и Тверской улицей, где рядом с домом было три магазина, две булочных, пара пирожковых... Здесь же до ближайшего магазина было дальше, чем на Тверской до универсама. И ассортиментом магазин не баловал.

Зато очень неплохой набор магазинов был на проспекте Славы. Который был аккурат по дороге и прошвырнуться по местным магазинам вместе с Юрой Парфеновым у нас вошло в традицию. А тут лето, на каждом углу появились лотки с овощами-фруктами, арбузами-дынями. Ну и очереди, само собой, ругань в стиле "вас тут не стояло"...

Ткнулись мы с Юрой в очередь поменьше, стоим. Продавщица, как на грех, еле шевелится, все по три раза перевешивает, в деньгах путается. Народ тихо психует, но стоит. Наконец подползает наша очередь, я Юру вперед пропускаю – по старшинству. И тут между мной и Юрой вклинивается лицо кавказской национальности. Причем, лицо крепко выпившее и дошедшее до стадии морды. Без всякого "разрешите, мне только один огурец без сдачи", просто тупо ломится. Ему надо. Я также молча выталкиваю эту морду и становлюсь вплотную к прилавку, лишая возможности вклиниться снова.

Морда такое обращение посчитала оскорбительным и раскрыла пасть. Опять же, без всяких просьб разрешить взять пару лимонов без очереди. Просто матерно стал возмущаться что его выкинули. Попытка мирно объяснить, что нормальные люди себя так не ведут, на морду никакого эффекта не произвела. Тогда ему просто посоветовали заткнуться и проспаться до обретения человеческого облика. Морда же явно жаждала драки и уходить не собиралась. Поэтому применила последний, убийственный аргумент, громогласно заявив:

– Я маму тваю э..л!

В ответ я радостно заорал:

– Папочка, родной! Нашелся! Люди, это мой папа, он нам алименты за шестнадцать лет должен!

Не знаю, что стало ключевым – то ли что морду папой признали, то ли слово "алименты" что-то напомнило. Но под хохот очереди этот "папаша" драпанул так, что запросто бы обставил чемпиона мира по бегу на стометровке.

Урок русского матерного

Что-то последнее время в телевизоре все чаще требуют русский матерный запретить. Видимо, более важных проблем в России не осталось.