Алексей Котов - Рыцари и сеньоры (сборник) Страница 4

— Правильно! — согласился рыжий рыцарь.

— И вообще, мы к ним сами пристаем, — поддержал товарищей Драпс. — Мы же с вами кто?.. Да оккупанты самые настоящие. Будь я на месте неверных, я бы тоже захватчикам все рога поотшибал.

Рыцари подняли тяжелые кубки.

— За братьев-неверных! — рявкнул фон Шнапс. — И к черту чуму!

Рыцари дружно выпили и снова принялись вспоминать прежние схватки. Придремавшие было слуги теперь еле успевали приносить из подвала вино.

— …Помню, идем мы, значит, по Чудскому озеру, — вспоминал рыжий рыцарь. — Вдруг на нас ка-а-ак набросятся мужики с кольями! Кол, ребята, эта такая дубинка длиной метра четыре. Когда меня первый раз ей по башке стукнули, я чуть забрало не потерял…

— …А вот я помню, как-то раз в пустыне от нашего отряда отбился. Жара, просто ужас какая!.. Смотрю, еврей с кувшином идет. Я хриплю: «Воды!..» Еврей мне говорит: «Купи!»

— …Я, когда из проруби первый раз вынырнул, мне опять ка-а-ак дадут по башке этой чертовой дубинкой!..

— …Так я, ребята, этому еврею не только латы, а даже подштанники продал. Ну и цены у них в пустыне на воду!

За окошком громко заскрипели подъемные ворота. Разговор оборвался и все дружно посмотрели на хозяина застолья. Фон Борг быстро встал и направился к выходу: даже самый гостеприимный хозяин не решился бы впустить в свой замок путника, зная, что за стенами дома свирепствует чума.

Возле ворот фон Борг нос к носу столкнулся со своей симпатичной женой Матильдой. Женщина только что вылезла из бронированной кареты и, улыбаясь, весело болтала с придворными дамами.

— Ты, где это была?! — удивился фон Борг.

— К маме в гости ездила, — неохотно пояснила женщина.

— Так ведь, это самое… Чума же там! — воскликнул барон, кивая на ворота.

Молодая женщина слегка покраснела.

— Нет никакой чумы, милый, — тихо сказала она.

— Как это нет?!

— Я тебе наврала, — Матильда покраснела еще больше. — Просто мне надоели твои ежедневные отлучки. Сколько можно драться, дорогой?!

Барон заморгал глазами и попятился в сторону зала.

— Опять, да?! — громко закричала женщина.

Барон повернулся и побежал. В зал фон Борг ворвался в зал с быстротой поднятого с лежки молодого кабана.

— Ребята!!.. — гаркнул барон.

Сидевшие за круглым столом рыцари оглянулись.

— Нет никакой чумы!!

Несколько секунд за столом царила полная тишина. Последовавший за ней дружный, радостный и пьяный вопль был похож на взрыв. Рыцари бросились к сваленным возле стены в кучу латам, щитам, мечам и шлема. Путая свое с чужим, они быстро напялили доспехи и устремились к выходу.

— За мной, ребята! — восторженно кричал герцог Шнапс, размахивая щитом с гербом барона Драпса. — Ух, и оторвемся щ-щ-щас!!..

Сорвав с петель подъемные ворота, толпа вырвалась на волю…

Матильда фон Борг выглянула из окошка своей спальни только через час. Близлежащая деревушка уже весело горела. Оттуда доносились радостные вопли мужа и его гостей. Чуть ближе к замку, в свете горящего стога сена, крестьяне лупили черенками лопат рыжеволосого рыцаря.

Женщина вздохнула и потушила свечу.

«Видно, с этими мужчинами ничего не поделаешь…» — решила про себя Матильда, укладываясь в постель.

Уснула женщина очень быстро…

Любовь абсолюта

Графиню Дебуа тащили на окровавленный эшафот. Красавица царапалась, кусалась, а при случае смело пускала в ход изящную ножку.

Нет-нет!.. Ничего страшного. Заранее было условлено, что там, на окровавленном эшафоте, графиня упадет на колени и попросит у Его Величества Людовика X прощения. Даже реплики всем раздали:

Графиня: О-о-о, сжальтесь надо мной, тиран!

Людовик: (недоверчиво) А ты больше не будешь?

Графиня: (пылко) Никогда-никогда-никогда!

Людовик: Хорошо… Тогда мы вас прощаем.

И далее по тексту последнего рыцарского романа.

Но драки на эшафоте не ожидал никто. Первый помощник палача хрюкнул и пал челом на политые томатным соком доски. Бутафорская кровь на лице мастера утонченных допросов сделала его похожим на попугая.

Его Величество Людовик поморщились и мельком взглянули на сидящую рядом с ним сиюминутную фаворитку Эльзу. Милое личико виконтессы несколько портили злая гримаска и плохо припудренный синяк под глазом.

Графиню Дебуа связали, но перед этим ей удалось прокусить палец главному палачу. Головку красавицы осторожно положили на плаху. Второй помощник палача поднял огромный топор.

Народ втянул в себя воздух для испуганного вопля. Его Величество терпеливо ждали покаянных слов графини. Но графиня Дебуа била ножкой по эшафоту и громко рычала.

«Мы вас прощаем… — произнес про себя заранее заготовленную реплику Его Величество и снова скользнул взглядом по личику Эльзы. — А мы это кто?.. Я и Элиза, что ли?!!..»

Синяк под глазом Эльзы был делом рук графини Дебуа. Ночной шумный скандал разбудил весь королевский замок. Сами Его Величество в это время прятались за королевской кроватью и пытались объяснить темпераментной графине, что пригласили Эльзу только на чашечку чая.

Помощник палача перехватил топор поудобнее и посмотрел на Его Величество.

Народ краснел от натуги, еще не смея выпустить из себя вопль.

Красавица Эльза нервно постукивала пальцами по подлокотнику.

Людовик откинулся на спинку кресла и задумался. Женщина, как он только что понял, ни при каких обстоятельствах не попросит прощения у другой женщины. Особенно если одна из них сидит рядом с королем, а вторая смотрит на это безобразие с эшафота.

Еще не рожденный народом и сдерживаемый из последних сил крик ужаса грозил взорваться воплем революционного облегчения.

Помощник палача с трудом удерживал топор, переминался с ноги на ногу и глупо улыбался.

Его Величество встали и направились к эшафоту. На эшафоте он наклонился и что-то шепнул графине. Та в ответ лязгнула зубами, пытаясь цапнуть короля за нос.

Стоять было неудобно… Его Величество опустились перед плахой на колени.

— Дура бестолковая! — соизволили прошипеть Его Величество. — Видишь, уже на коленях перед тобой стою?!

— Все равно не прощу, подлец! — прошептала в ответ графиня Дебуа.

Его Величество положили свою голову на плаху, и посмотрели в глаза возлюбленной.

— Хочешь, от короны отрекусь? — спросил Людовик. — Но учти, корону я могу потерять только вместе с головой.

— Тогда как же вы тогда ее надевали сегодня утром? — съязвила графиня.

Помощник палача держал топор из последних сил. Острое лезвие дрожало и переливалось в багровых лучах заката.

Народ уже синел от натуги, из последних сил сдерживая вопль.

Графиня вдруг заплакала… Она поцеловала Людовика в нос, встала и громко сказала всем, что она прощает Его Величество.

Народ ответил легким, почти предсмертным вздохом, показывая, что он все-таки еще жив.

Палач уронил топор…

Его Величество подобрали с политых соком досок кусок короны и милостиво подарили его своей возлюбленной.

Красавица Эльза, нервно покусывая губки и писала на обратной стороне королевского помилования революционное воззвание к дворянам, купцам, духовенству и черни.

Его Величество взяли графиню Дебуа за руку и направились к карете.

Помощник палача задумчиво смотрел вслед счастливой парочке и зачем-то пробовал пальцем лезвие топора.

Народ расползался с площади, проклиная абсолютную власть монархии.

Солнце опускалось все ниже и ниже согревая последними лучами тихое и уютное средневековье…

Незыблемое правило войны

Городишко Льен капитулировал без боя. Оборванные и голодные солдаты герцога Барбадоского, позвякивая громоздкими алебардами, входили в распахнутые ворота нестройной бараньей толпой. Впереди ехал глашатай.

— Три дня на разграбление города, господа! — весело вопил он. — Три дня на разграбление города, не считая сегодняшнего!

Солдаты построились на центральной площади. Жители города отсутствовали, видимо занятые подготовкой к беспощадному и скорому грабежу.

— Ну, наконец-то, братцы! — герцог вытер с небритой физиономии умильную слезу и всхлипнул. — В общем, наша взяла. Ура-а-а, братва!..

Солдаты угрюмо молчали. Уже долгих два года армия герцога шлялась по охваченной гражданской войной стране без какой-либо надежды на успех. Незадачливых вояк колотили крестьяне, интервенты, и неразговорчивые монахи. Городишко Льен казался подарком судьбы.

После короткой вступительной речи предводителя солдаты разбрелись по домам. Но город безмолвствовал. Милые сердцу герцога вопли обираемых до нитки горожан не тревожили тишину в виду своего полного отсутствия.