Анатолий Шендерович - Диалог в ходе эксперимента Страница 4

— Очередная цитата, полагаю. Или ты и в самом деле заблудился?

— Нет, это из Данте. Божественная комедия. Часть 1. Ад. Большой поэт. Они с Вергилием — это его чичероне — бродили по аду…

— Что ты несёшь! Где ты видел ад?

— На Земле. То, что там творится, иначе, как адом, не назовёшь. Но Данте придумал свой, и они решили обойти его, посмотреть, как мучаются грешники. Ну, я к ним присоединился — мне же интересно, всё-таки это моя епархия.

— Интересно, что он придумал для грешников? Что-нибудь новенькое, до чего люди ещё не дошли на практике?

— Практически нет. Просто все мучения, какие он знал, он сделал вечными!

— Да, у них это страшилка такая — вечность…

— Осторожно — сленг.

— Виноват… Но всё-таки, что изменилось на Земле?

— Очень многое. Два ключевых слова: Ренессанс и инквизиция. Целое созвездие поэтов, художников, скульпторов. учёных. Один Леонардо чего cтоит! Рафаэль, Микельанджело… А рядом с ними — Торквемада, глава Святой инквизиции.

— Это ещё что?

— Это такое Министерство страха. Его создал один ревностный доминиканец, бывший духовник испанской королевы Изабеллы. Все в ужасе, даже монархи. У Торквемады — целая армия инквизиторов, написаны трактаты по систематизации разных прегрешений и способов искоренения ересей…

— А ты говоришь — Данте…

— Данте — поэт. Зато Торквемада…

— Ладно, чёрт с ним, С Торквемадой…

— Нет уж, я не с ним…

— Не придирайся к словам. Но всё же науки, искусства процветают, как я понял?

— Конечно. Вот выяснилось, что Земля имеет форму шара и вертится вокруг Солнца…

— Слава богу!

— В том-то и дело, что не слава богу! Напротив, это всё козни дьявола — шарообразная земля и гелиоцентрическая система. За эти открытия многие уже поплатились…

— Инквизиция?

— Она самая. Галилей посидел в темнице и отрёкся. А Джордано Бруно отрекаться не стал, и его сожгли…

— Ах ты, боже мой! Опять костёр.

— Но вообще-то учёные — не главная забота инквизиции. Их, учёных умников, не так уж и много. Так что в основном инквизиция сейчас занята охотой на ведьм.

— Кто они, эти ведьмы?

— Женщины.

— Что ты городишь?

— В принципе каждая женщина может стать ведьмой. Если она причинила кому-нибудь вред: порчу навела или что-нибудь этакое…

— Темнота и невежество! Какую ещё порчу?

— Например, у соседской коровы испортилось молоко. И хозяйка коровы доносит, что это дело рук её соседки, которая общается с демонами, которые её подучили…

— Ничего не понимаю! Как можно доказать, что виновата соседка?

— Если за дело берётся инквизиция, доказать можно всё. У неё такой арсенал пыток..

— Ты рассказываешь ужасные вещи. Это трудно понять.

— Ничего, есть учебное пособие, называется «Молот ведьм». Написали два инквизитора. Я тебе эту книжицу привёз. Ты почитай — там всё написано: и как ведьм распознавать, и как с ними бороться.

— И как же с ними борются?

— Сжигают. Сейчас вся Европа полыхает кострами.

— Вот этого нигде не было!

— Ты о чём?

— Ни на одной планете.

— Брось, ты сам говорил, что были планеты, где людей сжигали.

— Да, но масштабы! И потом — почему только женщины?

— Я ж тебе говорил: они — ведьмы. Вообще-то попадают на костёр и мужчины, колдуны. Но меньше. Женщины привлекают инквизиторов больше.

— Прямо по Фрейду…

— Я такого имени не слыхал.

— Ещё услышишь.

— За несколько веков сапиенсы успели сжечь десятки, если уже не сотни тысяч женщин, обвинённых в ведовстве и связях с демонами… Саморазвитие!

— Оставь это слово в покое. Лучше скажи: больше никакого позитива ты не принёс?

— Отчего же? Вот изобрели книгопечатание!

— Наконец — то!

— Погоди радоваться. Специальная комиссия рассмотрела изобретение Гуттенберга и нашла его совершенно бесполезным.

— Как это бесполезным?!

— Комиссия решила, что людей, умеющих читать, так мало, что им хватит и рукописных книг.

— Какая глупость! И ужасно недальновидно!

— Не волнуйся, комиссии — они все такие: туда отбирают самых тупых. Сейчас уже книги печатают повсюду. И не только тексты…

— А что же ещё?

— Картинки. Порой занятные. Если хочешь — покажу… Вот, смотри! Это тоже книгопечатание…

— Несла… То есть я хотел сказать — срамота! Интересно, кто до этого додумался?

— Художник Джулио Романо, а «Сладострастные сонеты» к рисункам написал Пьетро Аретино. Все шестнадцать позиций… — Хватило бы и одной.

— Для продолжения рода — да. Но люди хотят получать удовольствие чаще, чем этого требуют законы сохранения популяции.

— В общем, бес не дремлет, так ты говоришь?

— Я тут только наблюдатель.

— Не верю я тебе…

— Тоже мне Станиславский! Прости, ты стал вроде инквизиции — во всём видишь козни дьявола.

— И пришло же в голову печатать всё это…

— Это жизнь, дорогой. Никуда от этого не денешься. Это рисовали ещё в древних Помпеях.

— Не агитируй меня. Такие книги вредны, их следовало бы сжигать.

— О, да ты последователь Савонаролы!

— Кто такой, почему не знаю?

— Монах. Проповедовал нравственность и искоренение грехов.

— Так это же хорошо!

— Да, он проповедовал так убедительно, что люди стали сжигать всё подряд: игральные карты, карнавальные маски, украшения… А знаменитый Боттичелли так проникся словами Савонаролы, что бросил в огонь свои замечательные картины…

— Ну, это уж слишком!

— Сапиенсы тоже так подумали. И сожгли Саванаролу. Предварительно повесив.

— Зачем же так сложно?

— Наверно, повесив его, решили, что этого недостаточно, и для верности сожгли.

— Да-а… Но хоть с войнами они покончили?

— Это какая-то маниловщина. Покончить с войнами? Не в их правилах. Только теперь про Гроб Господень они подзабыли — он теперь под турками — и воюют затерритории. Ну, и военная добыча…

— Так они друг друга поубивают…

— Ничего! Как сказал один знаменитый маршал, бабы новых нарожают.

— Сказано, может, и неплохо, но только, я смотрю: чем дальше, тем страшнее. Куда идёт человечество?

— Питер Брейгель старший уже ответил на этот вопрос: в яму.

— Это кто такой? Философ?

— Художник. Хотя вообще-то жить на Земле и не быть философом трудно.

— А что за яма?

— Думаю, достаточно глубокая, чтобы оттуда не выбраться. Недавно он написал картину «Слепые». Это притча о слепцах, поводырь которых — тоже слепой. На картине он уже сваливается в яму, которая попалась на их пути. Нетрудно представить судьбу остальных: они идут гуськом, каждый держась за плечо впереди идущего…

— Ты думаешь, это пророчество?

— Скорее всего, господин Утопист.

— Чёрт побери! А так хотелось… Чего ты смеёшься?

— Один русский… философ, скажем так, заметил как-то: хотелось, как лучше, а получилось, как всегда…

— Это он про меня, что ли?

— Вряд ли, я думаю. Нет, эти слова у него вырвались спонтанно, но они, несомненно, выражают некий всеобщий закон, который подтверждается, в частности, и твоими экспериментами.

— Собирайся в дорогу! Уже пора. Я чувствую, что на Земле…

— Не продолжай. Лечу!

Царство справедливости

— Ты где это так изгваздался? Уж не в аду ли ты наконец побывал?

— Угольная пыль… Лучше скажи, зачем ты мне тело шерстью покрыл?

— Ну, во-первых, только нижнюю часть… А вообще-то так принято…

— Принято! Теперь не отмоешься… И, знаешь, пора кончать с этими чертовскими атрибутами…

— Ты имеешь в виду рога и копыта? Что же, я не возражаю. Можешь щеголять, как Воланд.

— И на том спасибо. Хвостик тоже не забудь.

— Не забуду… А ты не забудь рассказать мне, откуда уголь.

— Из-под земли. На Земле — промышленная революция. Нужны источники энергии. Пока главный — уголь. Чёрного такого цвета.

— Это я вижу.

— Но ты не знаешь, как его добывают. Это-ад.

— У тебя всюду ад,

— Миль пардон, господин Утопист, это не у меня. Но действительно — всюду. Под лозунгом «Свобода, равенство, братство»… Это лозунг Французской революции…

— Вот! Наконец — то люди нашли идею для установления справедливого порядка…

— Идея пришла вовремя: век Просвещения, век философов-энциклопедистов. Могущество разума проявилось во всём…

— Опять что-нибудь не так?

— Видишь ли… Королям рубили головы и раньше. Палач брал в руки секиру и…

— Не понимаю, ты о чём?

— Я о том, чем закончился век Просвещения. Гильотиной. Это такой серповидный нож, который под действием силы тяжести падает сверху и отсекает голову. Законы Ньютона пригодились и здесь.

— Наука не виновата. Это ты зря.