Виктор Шендерович - Изюм из булки. Том 1 Страница 40

Французская штучка

Некоторое время Европа пыталась перевоспитывать Лукашенко. В 1996 году «колхозного диктатора» даже свозили во Францию. Водили по Парижу, рассказывали о французской выборной системе, о местном самоуправлении, независимых СМИ…

Батька смотрел, дивился, слушал с огромным интересом…

Старания оказались не напрасны: Лука отобрал для своей несчастной Родины кое-что из французского опыта! И, вернувшись в Белоруссию, первым делом накинул себе пару лет президентских полномочий.

Чтобы было не пять лет, а семь.

Как во Франции!

Кого хочет Дед?

«Куклы» выходили в воскресенье, а сдавать сценарий, по технологии, надо было во вторник. В эту пятидневную расщелину мы улетали несколько раз, и глубже всего улетели — в сентябре 1998-го…

Госдума в те дни дважды «забодала» кандидатуру Черномырдина, и все шло к тому, что Борис Николаевич насупится, упрется и выдвинет ЧВСа в третий раз.

Отмашку на этот прогноз и получила Наталья Белюшина, писавшая сценарий очередных «Кукол».

Но жизнь пошла враскосяк со сценарием. Когда программа была написана, озвучена, и уже полным ходом шли съемки, мне позвонил гендиректор НТВ Добродеев.

— Витя, — сказал он негромко. — Дед хочет Лужкова.

— О господи, — сказал я. — Точно? — спросил я чуть погодя.

Олег Борисович помолчал, давая мне возможность самому осознать идиотизм своего вопроса. Что может быть точного в России, в конце ХХ века, под руководством Деда?

— Пиши Лужкова, — напутствовал меня гендиректор и дал отбой.

Я позвонил Белюшиной — она ахнула, и мы вместе приступили к операции. Скальпель, зажим… Диалог, реприза… Через пару часов ЧВС был вырезан из сценарного тела, а на его место вживлен Лужков. Когда я накладывал швы, позвонил Добродеев.

— Витя, — негромко сказал он. — Только одно слово.

У меня оборвалось сердце.

— Да, — сказал я.

— Маслюков, — сказал Олег Борисович.

— Это пиздец, — сказал я, имея в виду не только судьбу программы.

— Пиздец, — подтвердил гендиректор НТВ.

— А это точно? — опять спросил я. — Кто тебе сказал?

— Да я как раз тут… — уклончиво ответил Добродеев, и я понял, что Олег Борисович находится там .

Мне даже показалось, что я услышал в трубке голос Деда.

Галлюцинация, понимаиш.

Я позвонил Белюшиной, послушал, как умеет материться она, — и мы приступили к новой имплантации. Лужков и ЧВС были вырезаны с мясом. Окровавленные куски текста летели из-под моих рук. Время от времени в операционную звонил Добродеев с прямым репортажем о ситуации в Поднебесной.

— Лужков, — говорил он. — Лужков, точно. Или Маслюков. В крайнем случае, Черномырдин…

К вечеру среды были написаны три варианта.

В четверг утром Ельцин выдвинул Примакова.

Хоум-видео

Лицо российской политики — широкое и, по преимуществу, красное — не лезло ни в какие ворота, а часто не вписывалось и в рамки информационного вещания. Самыми выразительными сюжетами такого рода корреспонденты НТВ делились со мной: для программы «Итого» всякое безобразие годилось вполне.

Иногда, с барского плеча, что-то перепадало нам и от гендиректора телекомпании Олега Добродеева. Поэтому я не удивился, когда однажды утром получил из его рук кассету.

— Посмотри, — посоветовал Добродеев. — Не пожалеешь.

— Порнушка? — пошутил я.

— Ага, — ответил Олег.

Я взял кассету и пошел в свой кабинет. Созвал трудовой коллектив — Лену, Сережу, Таню… — и нажал на «play». На черно-белом размытом фоне зашевелились фигуры. Качество было чудовищное, но содержание не оставляло сомнений. Голый дядька лежал на постели, обложенный двумя голыми же девками. Они уныло сношались.

— Что это? — поинтересовалась режиссер программы Елена Карцева.

— Не знаю. Добродеев дал, — честно ответил я.

Из уважения ко вкусам Олега Борисовича мы посмотрели пленку еще пару минут. Потом включили перемотку. На перемотке происходящее смотрелось гораздо живее, но случившегося с Добродеевым не проясняло. Дядька на огромной скорости досношал девок, и пленка кончилась. Мы переглянулись.

— Давай посмотрим еще раз, — предложил шеф-редактор Феоктистов.

— Понравилось, — ядовито заметила редактор Морозова.

Но было ясно: мы пропустили что-то важное. Ассистент перемотал пленку и нажал на «play». Мы приникли к экрану и стали смотреть сначала. И досмотрелись. Точнее — услышали: пьеска, оказывается, была с текстом.

В антракте между двумя актами девка спросила дядьку:

— Как тебя зовут?

И дядька ответил с легкой картавинкой:

— Юра.

И я ахнул, потому что только тут узнал в голом клиенте — Генерального прокурора Российской Федерации Юрия Скуратова!

В тот же день в коридоре НТВ я встретил Светлану Сорокину.

— Ты видел? — спросила она.

— Да.

— Какой ужас! — сказала Света.

— Почему ужас? — спросил уже я. Насчет занятий, в которых проводит досуг российское руководство, иллюзий у меня не было давно. Ну сходил Генпрокурор к проституткам — чего руки-то заламывать?

— Как? — воскликнула Сорокина. — Но ведь он ни разу не сходил в душ!

Утро удалось

Один мой знакомый сравнил телевидение с унитазным бачком. Не в унизительном смысле, а в технологическом. Приходит время дергать за цепочку, а внутри еще не накопилось.

…В информационной службе готовили утренний выпуск новостей, а новостей не было. Да и какие могут быть новости в половине девятого утра? Только из другого полушария, да те, которых — не приведи, Господи…

Но ни импичментов, ни наводнений, ни терактов в тот день Господь не послал, и выпуск накрывался медным тазом. Ни одной новости, вообще!

— О! Пожар в Костромской области! — оживился редактор, сидевший у компьютера, в «агентствах».

— Погибшие есть? — с некоторой надеждой спросил ведущий.

— Полно. Коровник сгорел.

— Да ну тебя…

До эфира оставалось меньше часа. Бачок был совершенно пуст. Где-то в Латинской Америке ограбили ювелирный магазин, но «картинки» не было. Тайфун, гад, прошел мимо населенных пунктов. Полное затишье на земном шарике означало локальную катастрофу на нескольких этажах останкинского телецентра.

Служба информации была спасена в последний момент. За полчаса до эфира в дверь всунулась девчоночья голова практикантки и радостным голосом крикнула:

— Корнеев [4] умер — никому не нужно?

— Нужно, нужно! — радостно закричали ей и полезли в интернет, искать биографию покойной знаменитости.

Встреча Ельцина с деньгами

В конце девяностых в Москве появилась сеть закусочных «Русское бистро»: патриотический фаст-фуд, наш ответ «Макдоналдсу»! Для показа, что живой, и демонстрации близости к народу на открытие пищевой точки привезли президента Ельцина.

Предварительно, разумеется, установив на месте события телекамеры.

И вот — о счастье! — Ельцин своими ногами вышел из лимузина и пошел лично пробовать пирожок с вязигой и запивать оный кваском ядреным, с хренком! Народ, разумеется, разогнали по округе погаными метлами, чтобы случайно питающийся рядом избиратель не испортил дедушке аппетит.

Дедушка взял заранее проверенное охраной питание, пошутил заранее написанную спичрайтерами шутку и вместе с подносом и свитой двинулся к кассе, за которой уже полчаса в предынфарктном состоянии сидела заранее отобранная кассирша.

Пришел, таким образом, час расплаты.

На этот случай дедушке дали деньги — и любознательный Борис Николаевич, будучи человеком абсолютно непосредственным, начал прямо у кассы их рассматривать с огромным интересом. Он видел российские деньги в первый раз.

Дедушке помогли подобрать нужные бумажки, и сближение с народом состоялось.

«Юноше, обдумывающему житье…»

Самолет летел из Сочи.

В соседнем кресле кочумал крепкий молодой человек. Он только что вернулся из армии и находился на жизненном распутье. У юноши была задумка поставить свою жизнь на крепкую финансовую основу, и он колебался между школой милиции и работой на братков.

Братки предлагали дело и «крышу» — в школе милиции была перспектива стать «крышей» самому. Но у братков деньги начинались сразу, а в школе милиции первых серьезных «бабок» надо было еще дожидаться.

С другой стороны, у братков постреливали, а юноша хотел пожить.

У каждого из вариантов, таким образом, имелись свои плюсы и минусы, и юноша спрашивал моего совета. Я отнекивался, но юноша, еще выпив, спросил у меня напрямик: к браткам — или в милицию?

Я сказал, что, по моим наблюдениям, в текущий исторический момент одно другому не мешает, чем, кажется, снял камень с его пытливой души.