Карел Ванек - Приключения бравого солдата Швейка в русском плену Страница 44

Швейк победоносно посмотрел на свою благородную аудиторию, которая в его речи понимала только то, что речь идёт о молоке. Чувствуя себя гордым оттого, что может подтвердить научную теорию о питании людей, он продолжал сладким голосом:

– Или как вот пан Маршалек из Яновиц, который хотел построить у себя ферму для разводки поросят. Он был образованным человеком, окончил агрономическую академию и говорил, что в наше время без науки – никуда. Он, например, глядя, как поросята жрут молоко, кашу и картошку, говорил: «В этой болтушке питательных веществ ровно столько, сколько их находится в половине яйца; на что же нам жечь дрова, носить воду, если мы все это можем дать, так сказать, в виде экстракта?» И вот он стал этим поросятам варить яйца: половину яйца всмятку для поросёнка и целое крутое яйцо для старых свиней. И результаты оказались прекрасными: поросята подохли, свиньи с голоду выбили в хлеве двери и разрыли у него весь огород.

Взгляд Клагена прямо-таки ласкал Швейка, графиня дала ему ещё три рубля, а затем, заметив позументы на рукавах блузы Марека, нерешительно сказала:

– Зи, эйн яригер, вольноопределяющийся, я фам до сих пор ничего не дала? Фозьмите, прошу фас. – Она отделила от пачки две трехрублевки и подала ему их.

Но Марек не протянул руки, а пискун, сидевший за ним, яростно зашипел:

– Не бери, не бери! Пускай сожрут в Австрии, пускай они ими подавятся!

Марек, преодолевая гнев, смотрел в землю. Баронесса, заинтересованная тем, что между пленными находится интеллигент, который ведёт себя независимо и гордо, вынула из своей сумки десятирублевку и, подавая её с самой сладкой, самой обворожительной улыбкой, сказала:

– И от меня возьмите! Это не дар, это просто благодарность! Вы давно заслужили большего. Верьте: как только вернётесь, вас наградит отечество. По всему фронту мы выгнали врага за границы.

– За границы? За какие границы? – как во сне зашептал Марек.

Но улыбка баронессы была слишком переслащена:

– Ну да, за границы, юбер дер гренце.

– Какие границы? – внезапно вскричал Марек, вырывая из её рук деньги. – Что за границы? – повторял он, – нет никаких границ! Я собственными глазами это видел, когда лежал возле пограничного столба, я лежал в Австрии, а передо мной была Россия. Два государства здесь сливались, и пространство между ними было отделено границей. И передо мной вылез из австрийской почвы дождевой червь и через пять сантиметров зарылся головой снова в землю. Половина червя находилась в Австрии, а половина в России. Для человека граница, а для дождевых червей границы нет?! Для зайцев тоже нет границы, для жаворонков все поля одинаковы, и только люди на земле отгородились заборами и границами! Границы! Нет границ – это обман, вы их выдумали! Существует только единый прекрасный мир!

Марек смял кредитки и бросил их в лицо старой графине. Весь штаб побледнел, все были поражены, и только пискун закричал:

– Браво!

Первым очнулся полковник Клаген. Он крикнул фельдфебелю:

– Солдаты, сюда! – А когда они прибежали с ружьями, приказал, указывая на Марека: – Арестовать! Завтра под конвоем привести ко мне!

Из барака миссия вышла очень сконфуженной. На дворе баронесса показала на большой плакат, прибитый у двери, где союз чешских организаций в России призывал пленных вступать в чешские дружины и поднять оружие на борьбу с Австрией, а старая графиня с горечью сказала полковнику:

– Военная дисциплина среди пленных должна поддерживаться со всей строгостью, а вы их превращаете в изменников. Почему вольноопределяющийся находится в одном бараке с солдатами? Интеллигенцию нужно всегда лучше кормить и не держать её вместе с простыми солдатами; она должна себя чувствовать выше их, у неё не должно быть повода к жалобам. Что же, разве вы не понимаете, какая опасность грозит от одной такой мечтательной головы? А этот плакат, господин полковник? Я прошу его снять.

Но полковник Клаген, которому Марек очень понравился, тогда как графиня в душе была ему противна, ответил:

– Это не моё дело. Набор разрешён высшими властями, и их распоряжения отменять я не имею права. Да кроме того, хорошими солдатами они теперь уже никогда не будут. Раз они нарушили присягу, то трудно от них ожидать чего-либо хорошего. И в нашей армии много изменников. А кроме того, среди пленных много интеллигентных солдат. Так посмотришь на него – одна грязь, а оказывается – он был —редактором. А на другого посмотришь – из полена вырезывает статую, и в результате получается художественное произведение. Многие тут научились говорить по-русски и очень интересуются политикой. Дорогая, – обратился он, неожиданно вспомнив что-то, к своей жене, – ты хотела, кажется, выбрать себе портного среди пленных? Зайдём обратно в бараки, поищем, нет ли кого там среди чехов. А вы, Гавриил Михайлович, проводите, пожалуйста, дам всюду, куда они пожелают.

И полковник, раскланявшись с дамами, направился со своей женой в бараки.

Когда мадам Клаген выразила желание найти портного с большим стажем, в бараке началось большое волнение. Все начали предлагать свои услуги, даже и те, о которых было известно, что они не умеют обращаться с иглой и ножницами.

Трое сошли вниз и на немецком языке предлагали свои услуги. Мадам нерешительно рассматривала их, расспрашивая, что они умеют шить и в каком городе работали. Потом опечалилась.

– Нет, они не большие мастера. А мне к весне нужен будет очаровательный костюм! Ведь я же хочу нравиться, – засмеялась она, сказав последнюю фразу по-французски.

Тогда пискун почесал за ухом, молниеносно спустился вниз и, отдав честь полковнику, сделал глубочайший поклон мадам и сказал на чистейшем французском языке:

– Может быть, мадам, я мог бы предложить вам свои услуги? Я работал в Вене, был закройщиком в Брюсселе, главным закройщиком в Лондоне, сочинял моды у Пуарэ в Париже. Все это говорит за то, что я могу удовлетворить ваш вкус.

Мадам окинула его взглядом с головы до ног, тщательно рассматривая его грязные тряпки, замызганное лицо, небритую бороду, нечёсаную голову. Пискун понял этот взгляд и быстро добавил:

– Платье меняет человека.

– Я ему дам новое обмундирование, – решил полковник, – только подходит ли он тебе? Ну да можно за день увидать, на что он способен.

Он задумался, блуждая взглядом по нарам, откуда смотрело добродушное лицо Швейка. Потом сказал:

– А я возьму себе в денщики австрийца, чтобы одному портному не было скучно.

И он позвал Швейка к себе. Когда тот спустился с нар, он спросил его:

– Ты хочешь у меня быть слугой?

– Так точно, хочу, – сказал в ответ на это Швейк, – я был слугой у фельдкурата Катца и вам буду служить верно и добросовестно до последней капли крови, как господину обер-лейтенанту Лукашу.

– В субботу под конвоем приведёшь его ко мне, – приказал начальник лагеря фельдфебелю.

– Ну, у тебя, приятель, дело в шляпе, – сказал один из соседей пискуна, когда тот вновь забрался на нары, – Вот ты где заработаешь! Вот так и нас в Томске начальник лагеря пригласил смастерить ему новую мебель; ну, проработало нас восемь человек у него полгода, а он ничего и не заплатил. Тут все эти начальники воры.

– Да она ищет не только портного, – не обращая внимания на предупреждение, сказал пискун, – она ищет и такого, который бы её позабавил. Иезус-Мария, разве ж я не вижу? Разве она может сказать об этом как-нибудь более понятно?

– Ну да, это как в объявлениях в «Политике», – вмешался Швейк, – там всегда ищут девушку только для хозяйства, а не для забавы.

Гудечек сел на нарах, обнял колени руками и, смотря заплаканными и покрасневшими глазами на пискуна, захныкал:

– Братцы, я независтливый человек, но почему такое счастье попалось не мне? Черт возьми, в этот момент я готов себя заколоть! И что это у меня был за олух отец, что не научил меня портняжному ремеслу! Братец, если тебе Бог поможет и ты с ней будешь в одной постели, не забудь обо мне! Духом я всегда буду с тобой. – И Гудечек поднял вверх два пальца в знак присяги. – Я вижу, что ты человек практичный, – продолжал он. – Когда я был дома, то часто читал в аграрных газетах совет, чтобы крестьянин правильно пользовался положением и ехал на рынок с хлебом тогда, когда на хлеб есть спрос. А человек – это такой осел, что ни о чем не помнит и никогда хорошими советами в жизни своей не пользуется. Я хотел принести в жертву свою свободу этой баронессе, а она, черт возьми, меня оттолкнула! Иезус-Мария, да ведь иначе на меня, грязного и вшивого, и посмотреть нельзя! Вот если бы у человека на лбу было написано, что у него есть хорошее имение, дом и резные кровати! – Гудечек заломил руки от безнадёжности своего положения и, положив на них голову, застонал: – Хорошо ещё, что никто не заметил этого скандала, иначе сидеть бы мне с вольноопределяющимся! И что только напало на этого человека – ругаться с ними? Он с ума сошёл. Какая странная мысль пришла ему в голову!