Светлана Багдерина - Рыжий, хмурый и влюбленный Страница 44

Огнедышащий волк со скорпионьим хвостом, полукилометровая змея толщиной в колодезный сруб, чешуйчатые и клыкастые олени с когтями как у дракона, плюющиеся ядовитой оранжевой слизью свинотараканы, хмурые зомби, сквозь зеленую плоть которых просвечивали желтоватые кости – все рычали, мычали, выли и голосили на разные лады, но сунуться дальше не решались.

Впереди мелькнул слабый – но настоящий, дневной свет – и зачернел противоположный берег: река кончилась.

– Счастливо оставаться!.. Приятного аппетита!.. – повернулся и помахал своим преследователям Адалет.

Олаф показал язык.

Мьёлнир сделал непечатный жест.

Серафима, судя по ее шкодной физиономии, тоже хотела изобразить что-то не менее остроумное, но вдруг когтистый кротозаяц – последний из выступившей на ее преследование стаи – подпрыгнул, выбросил из спины крылья как у летучей мыши, и стрелой взмыл вдогонку.

Но не зря говорят, что рожденный прыгать летать не может.

Не умеющий пользоваться выпавшим внезапно на его кротозаячью долю счастьем, зверь затормозить вовремя не успел, и со всего маху врезался в Сенькину голову. Звереныш охнул, царевна ахнула… И оба они, вцепившись друг в друга, полетели через край ковра в чернеющие внизу стирающие память сумрачные воды.

– СЕНЯ!!!!!!!..

Когда Масдай опустился на землю, и спасатели царевен из плавных вод беспамятства горохом посыпались на черный галечный пляж, Серафима уже была на берегу.

Опираясь на колени и локти, она хрипло кашляла и хватала ртом затхлый воздух Нифльхайма, мотая головой, будто пытаясь вытрясти из нее что-то.

Или хоть что-то.

– Милая, дорогая, ласточка моя… – бросился к ней Иванушка, схватил в объятья, прижал к груди, и с трепетом заглянул в полуприкрытые глаза. – Ты помнишь… Ты помнишь, как тебя зовут?..

– Яна… – через силу выдавила Сенька.

Краска отхлынула от и без того не слишком румяных щек Иванушки, руки его задрожали и почти разжались…

– Сеня…

– Я на… самом дне… побывала… Тут… оказывается… глубоко… – натужно кашляя и со свистом засасывая в выжатые до нуля легкие, просипела царевна и открыла глаза. – Хоть и от берега… близко…

– Сеня!!!!!!.. Ты!!!.. Ты помнишь!!!..

– Кого? – прервала экскурс в местную гидрографию и непонимающе нахмурилась царевна.

– М-меня?..

– А ты… кто?

И, не дожидаясь реакции низвергнутого в предынфарктное состояние мужа, Серафима расхохоталась и обняла его за шею.

– Да помню, помню, конечно! Такое чудо ни под водой, ни под землей не забудешь!

– Сеня… – выдохнул Иванушка, словно это не она, а он только что вынырнул с самого дна самой опасной реки Белого и Черного Света. – Прошу тебя. Никогда. Больше. Так. Не делай.

– А это я, что ли, виновата? – сразу надулась Серафима. – Я что ли сама туда нырнула?

– А почему ни у кого у другого они не полетели, а у тебя – полетел? – не слишком ясно, но очень понятно задал вопрос Олаф.

Сенька пожала мокрыми плечами.

– Не знаю… Может, я одна из всех подумала, а что будет, если у них вырастут крылья?

– Да уж… Это ж до такого дойти надо… – дивясь, покачал головой маг-хранитель. – Оказывается, у нестандартного мышления есть не только плюсы. А кстати, девица, пока я не забыл, ты ведь воды не наглоталась, насколько я понял?

– Похоже, нет, – подтвердила она.

Блокнот и грифель как по волшебству уже оказались у чародея в руках.

– Уг-гу… Значит, соприкосновение с кожей смертного стирающего эффекта не оказывает… Оч-чень любопытно… А на какую приблизительно глубину произошло погружение?

– Ну что, если все живы и все всё помнят, может, дальше полетим? – бог мотнул головой в сторону Масдая, не дожидаясь окончания интервью.

– Кстати, тоже неплохая идея, – быстро согласился Адалет и перебазировался на ковер, писчебумажных принадлежностей, тем не менее, не пряча. – Продолжим наш опрос подопытного налету…

Но долго лететь им не пришлось.

Едва ковер покинул пределы надела негостеприимной властительницы Нифльхайма, как Серафима заявила, что если сейчас же не окажется у большого и жаркого костра, или во всем сухом, или, что предпочтительнее, не получит то и другое одновременно, то через десять минут погибнет холодной смертью.

Терять дражайшую, только что вновь обретенную половину в объятьях пневмонии-рецидивистки Иванушка не пожелал, остальные его с различной степенью энтузиазма поддержали, и остановка на подогрев и обсушение была сделана на первой попавшейся полянке.

Поставив Масдая вертикально, полукруглой стеной, мужская половина экспедиции принялась за разведение большого и жаркого костра. Царевна же в это время за импровизированной ширмой выжимала истекающие холодной водой холодного Хела одежду и звонко стучала зубами в такт далеким ударам топора Олафа.

Запоздало вспомнив и пожалев об оставленном в Хеле на растерзание хозяйке мешке с провизией, Иван и Мьёлнир отправились на охоту, оставив мага-хранителя продолжать сбор научных данных через ширму ковра.

Охота завершилась скорее, чем они ожидали, и полной неудачей, если принимать в расчет количество убитых съедобных животных.

С точки зрения же количества найденных ископаемых избушек, это был несомненный и непревзойденный успех.

– Это холм, – Мьёлнир определил с первого взгляда природу обнаруженного поросшего травой и кустарником неопознанного лесного объекта.

– А по-моему, это курган, – усомнился в тонкостях, но не в общей картине Иванушка.

– Какая разница? – непонимающе нахмурил брови бог.

– Процедурная? – предположил царевич. – Холм – он куча земли сама по себе. А курган – куча земли, под которой лежит различная утварь, иногда – домашние животные, ну и их хозяин.

– Оч-чень точное определение, молодой человек. Оч-чень точное.

Охотники подпрыгнули от неожиданности, оглянулись на скрипучий старческий голос, и увидели перед собой согбенную фигурку маленькой сухонькой старушонки, закутанной с ног до головы в черное: крытую черной парчой шубу с воротником из черного соболя, шапку из чернобурки и черные лукоморские валенки с черными узамбарскими каучуковыми калошами.

Всё это выглядело так, будто побежденный кошмар Масдая не канул в Лету, а всем колхозом перекочевал к старушке в шкаф и поселился там.

– Здравствуйте, бабушка, – поклонился Иван, и громовержец, заливавшийся густым багрянцем и уже собиравшийся что-то сказать, или сделать по-своему, был вынужден поступить так же.

– Здравствуйте-здравствуйте, коли не шутите, вьюноши… – старушка подняла на них глаза, и царевич с испугом заметил, что она была абсолютно слепа. – Ну наконец-то, хоть кто-то обо мне вспомнил… А то как нужна кому, так чуть не в трубу лезут, лебезят: и заборчик сразу поставят, и сруб поправят, и завалинку починят, и печку перекладут, и подарков натащат, словно к королевичне в посольство пришли, а не к старухе… А как нужды нет, так и поминай всех, как звали. Нет бы – просто так зайти, дров наколоть, крышу перекрыть – так ить днем с огнем не дождешься…

– А где вы живете? Мы сейчас это вам мигом устроим! – вызвался добровольцем Иванушка, позабыв на минуту и о костре, и об охоте, и о голодных сотоварищах. – Только крышу крыть мы не умеем… И сруб поправить – тоже, это инструменты специальные нужны… Забор поставить? Досок нет… Печку сложить?.. Так этому год учиться надо, а у нас года нет, да и учить некому… Дров наколоть зато сможем! Но с другой стороны, если печка не работает, зачем дрова?.. Кхм… А может, вас лучше к родственникам перевезти? В деревню? Или в город?

Старушка захихикала.

– Мои родственники, вьюноша, из деревни-города давно уже сами переехали.

– Куда?

– К Хель под крылышко.

– Извините… я не знал… – стушевался царевич, и тут громовержец, окончательно сменивший свой обычный цвет на темно-бордовый, взорвался диким гневом.

– Ты еще много чего не знаешь, иноземец!!! Да за то, что эта карга моего отца с пути истинного сбила, ее саму надо в трубу затолкать!!!

– Эй, погоди, погоди, вьюноша, ты чего – ополоумел?! – опешила старуха. – Ладно, я слепая, да ты-то зрячий! Ты на меня ладом погляди, а? Да я уже лет семьсот не то, что чьего-то отца, а прапрапрапрапрадеда с пути истинного не собью!

– Да ты еще и запираться вздумала!!!

В чистом небе громыхнул гром. В воздухе запахло озоном.

– Мьёлнир?!.. – ахнула, отступила на шаг и села бабка. – Что ты тут де…

– По душу твою пришел, кликуша окаянная!!!

Сверкая молниями, как школьная установка для демонстрации статического электричества, ослепленный яростью бог рванулся к растерявшейся пенсионерке с молотом наперевес…[79] И наткнулся на Ивана.

Спокойная твердая рука уперлась ему в грудь и подалась только вместе со своим владельцем: под напором не успевшего затормозить двухметрового боевого бога царевич отлетел на пару метров и приземлился на молоденькую майскую травку рядом со старушкой.