Джон ван де Рюит - Малёк. Безумие продолжается Страница 49

—   Биология, Мильтон? Совсем, что ль, умом повредился? Со стойки библиотекаря раздалось громкое «ш-ш-ш», и

миссис Холл покачала головой, неодобрительно взглянув в нашу сторону. Я сказал Папаше, что читаю про чуму. Тот в ужасе отпрянул и возопил:

—   Надеюсь, ты триппер не подцепил? (Не знаю, что та­кое триппер, но звучит еще хуже чумы.)

Затем я в свою очередь спросил Папашу, что он делает в секции биологии.

—   О, да как обычно, Мильтон, — ответил он. — Страни­ца 124 в бело-зеленой книге.

Я сообщил, что страницу вырвали. Папаша выпалил: «Черт!» — и ударил тростью об пол. Тут миссис Холл потеря­ла терпение и заорала на Папашу, мол, тот подает ученикам дурной пример. Папаша тоже заорал на нее и сказал, что в ее библиотеке царит хаос и вся секция биологии перевернута вверх дном. Постучав меня по ноге тростью, он прошептал:

—   Видишь, какая кокетка? — Затем выпрямился и доба­вил: — Обед в понедельник, Мильтон. Ты, я и ЭЭК. — С этими словами он вышел из библиотеки, с треском за­хлопнув за собой дверь.

Сказал Гоблину, что даже Папаша знал про страницу 124 в бело-зеленой книге, а значит, книга была популярной, еще когда он учился в школе! Гоблин был весьма взволнован этим открытием и заявил, что это подтверждает его теорию «хорошие буфера — вечная ценность».

Пятница, 23 августа

После обеда у моей кровати нарисовался Чэррил и сказал, что мне следует немедленно явиться в койку Джулиана. (Я так понял, имеется в виду его спальня.) Я постучал в дверь, и мне долго никто не отвечал, а потом Джулиан крикнул:

—   Войдите! — Увидев меня, он схватился за грудь и ах­нул: — О, слава богу, это ты! Я уж думал, Андерсон.

Джулиан задернул шторы и вдруг накинулся на меня, словно я сделал что-то не так.

—Малёк, ты очень меня расстраиваешь, очень. — Я не знал, что он имеет в виду, поэтому провернул обычный фо­кус: покачал головой и печально уставился в окно. К сожа­лению, шторы были задернуты, поэтому, должно быть, моя реакция выглядела по-дурацки. Но Джулиан этого как буд­то не заметил и продолжал свою тираду: — Каждое воскре­сенье я наблюдаю за тобой в церкви. Ты такой одинокий и всеми отвергнутый, что у меня просто сердце разрывает­ся! — Я кивнул и изобразил одинокое и отвергнутое лицо. Джулиан обнял меня за плечи и сказал: — Бедный, бедный мальчик.

—Так вот, — продолжил он не своим голосом. — В по­следние дни моего пребывания певчим я решил пожаловать тебе королевскую милость. Отныне ты назначаешься тено­ром и снова приглашен в хор. — Такого я совсем не ожидал и в результате не знал, как реагировать. — Но, — Джулиан поднял палец, — есть одно условие, всего одно. Ни при ка­ких обстоятельствах тебе не разрешается петь!

Я заметил, что это безумие, но Джулиан ничего не желал слышать. Мол, через год, когда моим тенором можно будет шоколад топить, я еще поблагодарю его на коленях. Потом он расквасился и стал твердить, как ему будет не хватать хора и школы. Я не мог отказаться от его предложения, поэтому сказал «спасибо» и ушел.

Ни за что не вернусь в хор, пока не перестану вопить, как тукан, и срываться на хрип.

Воскресенье, 25 августа

Сказал Джулиану, что сегодня не могу петь в хоре, потому что не знаю новые псалмы. А поскольку я не знаю слов, то не смогу в нужные моменты открывать рот. Затем пообе­щал взять домой сборник старинных и современных псал­мов и выучить их за долгие выходные. Джулиан проглотил наживку, не подозревая, что хитрый Малёк Мильтон его одурачил.

Рэмбо, Жиртрест и Бешеный Пес всю неделю провели в Бешеном Доме. Они даже не спали в общежитии! Когда в свободные часы мы присоединились к ним, они были уже пьяны и привязались к дереву веревками, чтобы не упасть. Рэмбо сказал, что с субботнего утра они прикончили бутыл­ку бренди и бутылку водки и выкурили две пачки сигарет на троих. Он щедро подкупил одного из садовников, чтобы тот сбегал за бухлом и сигаретами на железнодорожную стан­цию. К счастью, сигарет осталось мало, поэтому курить ме­ня никто не заставлял. С потолка Бешеного Дома свисали два больших черных крыла. Оказалось, Бешеный Пес под­стрелил с катапульты ворону. Жиртресту крылья не понра­вились: он сказал, что они принесут Бешеному Дому несча­стье. Бешеный Пес ответил, что не верит в приметы: мол, дома у него целый ящик этих крыльев, а ничего плохого до сих пор не случилось.

Понедельник, 26 августа

ОБЕД С ПАПАШЕЙ И ЭЭК

Я понятия не имел, кто такой ЭЭК, поэтому шел по Тра­фальгару к дому Папаши на традиционный понедельнич­ный обед с некоторой опаской. Своего учителя английского я обнаружил крепко спящим в кресле-качалке с огромной кучей книг на кофейном столике. Я громко кашлянул. Па­паша даже не пошевелился. Я не знал, что делать: то ли рас­трясти его, то ли позвать «сэр». Что бы я ни сделал, он на­верняка бы перепугался. Поэтому я решил выйти через кух­ню, зайти в дверь черного хода и попробовать заново. Выждав несколько секунд, я громко постучал.

—   Мильтон, мой поэт! — немедленно откликнулся Папа­ша и добавил: — Не робей, мой друг, входи! — Войдя через кухню во второй раз, я прошагал в гостиную. Папаша стоял рядом с кучей книг с таким видом, будто не спал вовсе. По­стучав по куче дужками очков, он сказал: — Мильтон, зна­комься: ЭЭК.

Я кретински заулыбался, не имея ни малейшего понятия, о чем он, но признаться в своем невежестве было слишком уж стыдно.

ЭЭК оказался поэтом. Его полное имя Э.Э. Каммингс, но он писал его как «ээ каммингс».

Для начала Папаша пригрозил, что сунет мою голову в костер, если я отпущу хоть одну насмешку в адрес ээ кам-мингса. Потом он сказал:

—   По причине непонятной и непостижимой творчество ээ каммингса изучается в школе лишь на третьем курсе и вы­ше. Мне больно осознавать, что ты до сих пор не знаком с этим гением.

Я поинтересовался, не потому ли это, что ээ каммингс писал о сексе. Папаша ответил, что секса как такового в его стихах нет, зато очень многим благодаря этим стихам обло­милось.

— Но причина, почему этот поэт считается опасным для юных умов, на самом деле в том, что он не использовал зна­ков препинания.

И действительно, ээ каммингс совсем забил на пунктуа­цию, а также заглавные буквы в своих инициалах и имени. Папаша назвал его первопроходцем в литературе, а потом до­бавил, что, если я попытаюсь копировать стиль ээ каммингса, он поставит мне кол на экзамене, а потом подвергнет пыткам.

После обеда он велел мне прочесть стихотворение под названием едва наступила весна (именно так, без пун­ктуации). Должен признаться, стихотворение было очень красивое, но и очень сложное для чтения. Поскольку точек не было, мой мозг не знал, где остановиться и передохнуть. Должно быть, я начал сбиваться, потому что Папаша засту­чал ложкой об стол и обозвал меня варваром. Я начал зано­во, и на этот раз он отбивал ритм вилкой о винный бокал, чтобы я знал, где делать паузу.

В конце концов я понял, как читать ЭЭК. Папаша прав. Он гениален.

Вдохновленный ЭЭК, написал Русалке короткое любов­ное стихотворение без знаков препинания. Бросив конверт в почтовый ящик, тут же пожалел о своем решении. Мне кажется, Русалка не из тех девчонок, что ведутся на стишки.

21.00. Перед отбоем Андерсон объявил, что старшекурс­ники избрали Жиртреста капитаном команды младших кур­сов по перетягиванию каната. Шоу состоится в среду на Трафальгаре, и Жиртрест должен набрать в свою команду шестерых участников, включая себя самого. Жиртрест не­медленно устроил отборочные соревнования, в результате которых нам с Верном пришлось тягаться на кулаках, чтобы определить, кому же достанется свободное место в команде.

Силы в поединке между мной и соседом были равны. Мы сцепили кулаки, и я стал завороженно наблюдать, как лицо Верна становится все краснее и краснее по мере того, как он пытался меня побороть. К несчастью для Верна, он чихнул, и Жиртрест тут же его дисквалифицировал. Верн так расстроился, что ушел в туалет, бубня себе под нос и громко топая ногами.

Затем Жиртрест разбудил Никчемную Шестерку и орга­низовал борцовские соревнования, чтобы выяснить, кто из первокурсников сильнее. В первом раунде Щучка выбил палец Карлику, а Дэррил так испугался поединка с Чэрри-лом, что самодисквалифицировался без причины. В финале Чэррил без труда одержал верх над Джейаром Юингом.

Теперь мне предстоит сразиться с Чэррилом завтра, в де­сять вечера.

Вторник, 27 августа

22.00. Наш поединок длился около трех секунд. Чэррил обменялся рукопожатиями с Безумной Восьмеркой, а я пристыженно поплелся в кровать и, прямо как Верн, при­творился спящим, пока остальные обсуждали тактику.

Среда, 28 августа

Ночью прошел мощный ливень, и поле Трафальгар, где бу­дут проходить соревнования по перетягиванию каната, пре­вратилось в лужу. (Если верить Гоблину, проводившему утренний осмотр.) После обеда Рэмбо, хоть он и не капи­тан, созвал команду и сказал, что нужно сменить тактику. Новая тактика такова: Жиртрест должен обвязать веревку вокруг пояса и закопаться ногами в землю. Он будет яко­рем. Остальные же будут просто ждать, пока команда про­тивника не истощит все силы, пытаясь сдвинуть Жиртреста, вкопанного в землю на шесть дюймов. Ну а потом мы про­сто выдернем канат, как рыболовную леску вместе с ошалев­шей рыбиной.