Эдуард Асадов - Когда стихи улыбаются Страница 5

1969

Разные свойства

Заяц труслив, но труслив оттого,Что вынужден жить в тревоге,Что нету могучих клыков у него,А все спасение — ноги.

Волк жаден скорее всего потому,Что редко бывает сытым,А зол оттого, что, наверно, емуНе хочется быть убитым.

Лисица хитрит и дурачит всехТоже не без причины:Чуть зазевалась — и все! Твой мехУже лежит в магазине.

Щука жестоко собратьев жрет,Но сделайте мирными воды,Она кверху брюхом тотчас всплыветПо всем законам природы.

Меняет окраску хамелеонБессовестно и умело.— Пусть буду двуличным, — решает он. —Зато абсолютно целым.

Деревья глушат друг друга затем,Что жизни им нет без света,А в поле, где солнца хватает всем,Друг к другу полны привета.

Змея премерзко среди травыПолзает, пресмыкается.Она б, может, встала, но ей, увы,Ноги не полагаются…

Те — жизнь защищают. А эти — мех.Тот бьется за лучик света.А вот — человек. Он сильнее всех!Ему-то зачем все это?

1968

Воробей и подсолнух

Хвастливый горластый вор-воробейШнырял по дворам, собирая крошки,Потом, за какой-то погнавшись мошкой,Вдруг очутился среди полей.

Сел у развилки на ветвь березыИ тут увидел невдалекеПодсолнух, стоящий у кромки проса,Точно журавль на одной ноге.

— Славный ты парень! — сказал воробей. —Вот только стоишь тут, уставясь в небо.Нигде ты, чудило глазастый, не был,Не видел ни улиц, ни крошек хлеба,Ни электрических фонарей.

Прости, но ведь даже сказать смешно,Насколько узки твои устремленья.Вертеть головой и видеть одно:Свет — вот и все, что тебе дано,Вот ведь и все твои впечатленья.

Как из оконца, вот так поройГлядит птенец из своей скворечни,Но сколько ты там ни верти головой,А видеть одно надоест, хоть тресни!

— А мне, — подсолнух сказал, — не смешно.При чем тут скворечник или оконце?!Не знаю, мало ли мне дано,Ты прав, я действительно вижу одно,Но это одно — солнце!..

1969

Разговор с небожителями

Есть гипотеза, что когда-то,В пору мамонтов, змей и сов,Прилетали к нам космонавтыИз далеких чужих миров.

Прилетели в огне и пыли,На сверкающем корабле.Прилетели и «насадили»Человечество на земле.

И коль верить гипотезе этой,Мы являемся их детьми,Так сказать, с неизвестной планетыПересаженными людьми.

Погуляли, посовещались,Поснимали морскую гладьИ спокойно назад умчались,А на тех, что одни остались,Было вроде им наплевать.

Ой вы, грозные небожители,Что удумали, шут возьми!Ну и скверные ж вы родители,Если так обошлись с детьми!

Улетая к своей планете,Вы сказали им: — Вот земля.Обживайтесь, плодитесь, дети,Начинайте творить с нуля!

Добывайте себе пропитание,Камень в руки — и стройте дом!Может быть, «трудовым воспитанием»Назывался такой прием?

— Ешьте, дети, зверей и птичек! —«Дети» ели, урча, как псы.Ведь паршивой коробки спичекНе оставили им отцы.

Улетели и позабыли,Чем и как нам придется жить.И уж если едой не снабдили,То хотя бы сообразилиНу хоть грамоте обучить!

Мы ж культуры совсем не знали,Шкура — это ведь не пальто!И на скалах изображалиИногда ведь черт знает что…

И пока ума набирались, —Э, да что уж греха скрывать, —Так при женщинах выражались,Что неловко и вспоминать!

Вы там жили в цивилизации,С кибернетикой, в красоте.Мы же тут через все формацииШли и мыкались в темноте.

Как мы жили, судите сами,В эту злую эпоху «детства»:Были варварами, рабами,Даже баловались людоедством.

Жизнь не райским шумела садом,Всюду жуткий антагонизм:Чуть покончишь с матриархатом, —Бац! — на шее феодализм.

И начни вы тогда с душоюНас воспитывать и растить,Разве мы бы разрушили Трою?Разве начали бы курить?

Не слыхали бы про запои,Строя мир идеально гибкий.И не ведали б, что такоеИсторические ошибки.

И пока мы постигли главноеИ увидели нужный путь,Мы, родители наши славные,Что изведали — просто жуть!

Если вашими совершенствамиНе сверкает еще земля,Все же честными мерьте средствами:Вы же бросили нас «младенцами»,Мы же начали все с нуля!

Мчат века в голубом полетеИ уходят назад, как реки.Как-то вы там сейчас живете,Совершенные человеки?!

Впрочем, может, и вы не святы,Хоть, возможно, умней стократ.Вот же бросили нас когда-то,Значит, тоже отцы не клад!

И, отнюдь не трудясь физически,После умственного трудаВы, быть может, сто грамм «Космической»Пропускаете иногда?

И, летя по вселенной грознойВ космоплане, в ночной тиши,Вы порой в преферансик «звездный»Перекинетесь для души?

Нет, конечно же, не на деньги!Вы забыли о них давно.А на мысли и на идеи,Как у умных и быть должно!

А случалось вдали от дома(Ну, чего там греха таить)С Аэлитою незнакомойНечто взять да и разрешить?

И опять-таки не физически,Без ужасных земных страстей.А лишь мысленно-платонически,Но с чужою, а не своей?!

Впрочем, вы, посмотрев печально,Может, скажете: вот народ!Мы не ведаем страсти тайной,Мы давно уже идеальны.Пьем же мы не коньяк банальный,А разбавленный водород.

Ладно, предки! Но мы здесь тожеМыслим, трудимся и творим.Вот взлетели же в космос все же,Долетим и до вас, быть может.Вот увидимся — поговорим!

1969

Сказка об одном собрании

Собранье в разгаре. Битком людей.Кто хочет — вникай, обсуждай и впитывай!Суть в том, что Фаустов АлексейСошелся внебрачно в тиши ночейС гражданкою Маргаритовой.

Все правильно. Подано заявленье,И значит, надо вопрос решить.Устроить широкое обсужденье,Принять соответственное решеньеИ строго безнравственность заклеймить!

Вопросы бьют, как из крана вода:— Была ль домработница Марта сводней?Что было? Где было? Как и когда?Только, пожалуйста, поподробней!

Фаустов, вспыхнув, бубнит, мычит…А рядом, с каменно-жестким профилем,Щиплет бородку и зло молчитДруг его — Мефистофелев.

Сердитый возглас: — А почемуМефистофелев всех сторонится?Пусть встанет и скажет, а то и емуТоже кой-что припомнится!

Тот усмехнулся, отставил стул,Брови слегка нахмурил,Вышел к трибуне, плащом взмахнулИ огненный взгляд сощурил.

— Мой друг не безгрешен. Что есть, то есть.И страсть ему обернулась бедою.Но те, что так рьяно бранились здесь,Так ли уж вправду чисты душою?

И прежде чем друга разить мечом,Пусть каждый себя пощипать научится.Ах, я клеветник? Хорошо. Начнем!Давайте выясним, что получится?!

Пусть те, кто женам не изменяли,И те, кто не знали в жизни своейНи ласк, ни объятий чужих мужей, —Спокойно останутся в этом зале.

А все остальные, — он руки воздел, —Немедля в ад крематория! —Зал ахнул и тотчас же опустел…Страшная вышла история.

1969