Джером Джером - Досужие размышления досужего человека Страница 59

– Прошу прощения, не будете ли вы так любезны повернуться на минутку? А, «оригинал-вагнерианец»! Боюсь, мы с вами не найдем общего языка, я предпочитаю итальянскую школу.

Или:

– Как восхитительно! Я вижу, вы не верите в вакцинацию. Позвольте пригласить вас на ужин?

С другой стороны, те, кто любит поспорить, всегда смогут подобрать подходящего оппонента. Можно назначить распорядителя, он будет стоять в центре комнаты и вызывать партнеров: «Леди с устойчивыми взглядами в пользу женского избирательного права желает познакомиться с джентльменом, придерживающимся убеждений святого Павла. С намерением поспорить».

Некая американская леди год или два назад написала мне по-настоящему хорошее письмо: она с таким пониманием оценивала мою работу, критиковала ее, проявляя сочувственный интерес, и добавила, что, будучи летом в Англии, едва не приняла приглашение на встречу со мной, но в последний момент передумала; она чувствовала уверенность (леди изложила свою точку зрения весьма любезно, но сводилось все к этому), что при личной встрече я не смогу оправдать ее ожиданий. Я искренне пожалел, что леди пошла на попятный; право же, встреча с такой здравомыслящей женщиной дорогого стоит. Автор, которого представляют людям, прочитавшим (или утверждающим, что прочитали) его книги, всегда чувствует себя, как мужчина, впервые встречающийся с родственниками своей будущей супруги. Они очень милы. Они изо всех сил стараются, чтобы он чувствовал себя непринужденно. Но он интуитивно понимает, что разочаровал их. Я вспоминаю, как совсем молодым человеком посетил прием, где основным гостем был знаменитый американский юморист. Я стоял сразу позади леди, беседующей со своим мужем.

– Он выглядит совсем не забавно, – говорила леди.

– Вот те на! – отвечал муж. – А как он, по-твоему, должен выглядеть? Ты что думала – у него будет красный нос и повязка на глазу?

– Ну, право же, он все равно мог выглядеть более забавно, – возразила леди с крайним неудовольствием. – Иначе чего ради мы сюда пришли?

Мы все знаем историю о хозяйке дома, которая, перегнувшись через стол, попросила одного остряка, не будет ли он так любезен поскорее сказать что-нибудь смешное, потому что ее дорогим деткам уже пора идти спать. Детки, думаю я, не привыкли к острякам, не желающим быть смешными. Однажды я пригласил к себе в гости на выходные приятеля. Он комедиант, и до его появления я распространялся о его чувстве юмора – вероятно, несколько опрометчиво – в присутствии некоей юной особы. Она живет со мной, слушает только то, чего не должна, и никогда не слышит того, что следует. Так сложилось, что в тот вечер он был не в комическом настроении. После обеда моя юная родственница забралась ко мне на колени и целых пять минут сидела молча, а потом прошептала:

– Он сказал что-то смешное?

– Ш-ш-ш. Нет, еще не сказал, не будь дурочкой.

Пять минут спустя:

– А это смешно?

– Ну конечно, нет.

– Почему?

– Потому что, разве ты не слышишь? Мы беседуем о пенсиях по старости.

– А что это?

– О, это… сейчас не важно. Это не такая тема, где можно смеяться.

– Тогда почему он об этом говорит?

Она подождала еще четверть часа, а потом, соскучившись, сказала, что может с таким же успехом пойти спать. На следующее утро в саду она подбежала ко мне с ликующим видом.

– Он вчера сказал такое смешное!

– Да? И что же это? – поинтересовался я. Похоже, что сам я это пропустил.

– Ну, я точно не помню, – ответила она, – но было так смешно! Мне во сне приснилось.

Для незнаменитостей, находящихся в близком родстве со знаменитостями, знакомства с другими людьми, наверное, вообще становятся настоящим испытанием. Говоришь им, что годами мечтал с ними познакомиться. Дрожащим от чувств голосом заверяешь, что это, право же, великая привилегия. И уже собираешься добавить, что еще мальчишкой… Но тут они тебя прерывают и объясняют, что они вовсе не мистер Такой-то и Такой-то, а всего лишь его кузен или дедушка; и тебе приходит в голову только одно:

– О, прошу прощения, мне так неловко.

У меня был племянник, ставший однажды чемпионом в любительских велосипедных гонках на дальние расстояния. Собственно, он и сейчас есть, только поправился и пересел на автомобиль. В спортивных кругах меня всегда представляли, как «дядю Шорленда». Коротко стриженные молодые люди смотрели на меня с исступленным восторгом, а потом спрашивали:

– А вы сами что-нибудь делаете, мистер Джером?

Но это еще не такой тяжелый случай, как с одним моим другом, врачом. Он женился на ведущей актрисе и с тех пор был известен только как «муж мисс Б.».

Во время светских обедов, когда приходится сидеть рядом с кем-то, кого скорее всего не встречал раньше и вряд ли встретишь снова, разговор особенно труден и опасен. Помню, как мне пришлось беседовать с одной леди за обедом в клубе «Вагабонд». Между рыбой и жарким она спросила меня (как я теперь припоминаю, с легким смешком), что я думаю, только откровенно, про последнюю книгу некоей знаменитой писательницы. Я честно ответил, и между нами повисла холодность. Оказалось, что она и есть та самая писательница – в последний момент она сменила место, чтобы не сидеть рядом с другой романисткой, которую терпеть не могла.

В таких случаях иной раз приходится пересаживаться. В прошлое Девятое ноября в Мэншн-Хаусе [23] ко мне подошел один газетчик.

– Не согласитесь ли вы поменяться со мной местами? – спросил он. – Получилось довольно неловко, меня посадили рядом с моей бывшей женой.

Довольно давно я и сам попал в неловкую ситуацию. Я сопровождал одну молодую вдову на домашний музыкальный вечер. Его давала леди, у которой знакомых было больше, чем она могла запомнить. На верху лестницы нас встретил дворецкий. Моя приятельница начала:

– Скажите, миссис Дэш и…

Дворецкий не дослушал (он был довольно молод) и прокричал:

– Мистер и миссис Дэш!

– Мои дорогие! И все это время вы молчали! – воскликнула хозяйка дома. – Я в восторге. Позвольте вас поздравить.

Потрясение оказалось слишком велико, а хозяйка была слишком занята, чтобы выслушивать наши объяснения. Нас оттеснили, и остаток вечера мы провели, жалко пытаясь отстоять свой холостой статус.

Случись такое на сцене, потребовалась бы целая пьеса, чтобы выпутаться. Людям на подмостках не позволяется сразу же все выяснять, если их с кем-то спутали. Если комик ждет водопроводчика, первый же человек, вошедший в гостиную, обязан быть водопроводчиком. И ему нельзя говорить, что он никогда не был водопроводчиком, что он не похож на водопроводчика и что ни один идиот не примет его за водопроводчика. Его должны запереть в ванной комнате, и там он должен с ног до головы облиться водой, в точности как если бы он был водопроводчиком – на сцене. И до самого конца последнего акта ему не разрешается даже заикнуться, что он новый здешний викарий.

Однажды я смотрел спектакль, и почти все зрители громко смеялись. А я расстроился. В конце первого акта на сцене появилась милая пожилая леди. Мы знали, что она тетушка. Тетушку на сцене никто ни с кем спутать не может, за исключением самих актеров. А они, конечно же, приняли ее за цирковую наездницу и заперли в буфете. Похоже, именно для этого на сцене и стоял буфет. В него никогда ничего не убирали, кроме родственников главного героя. Когда тетушка не сидела в буфете, она оказывалась в корзинке для белья или кто-нибудь заматывал ее в занавеску. Ей и требовалось-то лишь вцепиться во что-нибудь и сказать герою:

– Если бы ты перестал орать и скакать хотя бы на десять секунд и дал мне возможность сообщить, что я твоя незамужняя тетушка из Девоншира, всего этого паясничанья можно было бы избежать.

На этом все бы и закончилось. А на самом деле все закончилось в пять минут двенадцатого. Ей даже в голову не пришло сказать это раньше.

В реальной жизни я знаю один-единственный случай, когда человек молча выдержал недоразумение, которое мог бы разрешить одним словом. Это история с покойным Корни Грейном [24] . Его наняли, чтобы дать представление в одном из загородных домов. Леди была из нуворишей, да еще и страдала снобизмом. Она распорядилась, чтоб Корни Грейна посадили обедать со слугами. Дворецкий, который чувствовал себя неловко, принес свои извинения, но Корни был не из тех, кого легко сбить с толку. Он прекрасно пообедал, после чего встал и обратился к собравшимся:

– А теперь, добрые мои друзья, если все уже поели и если вы не против, я с удовольствием дам вам небольшое представление.

Слуги восторженно зааплодировали. И хоть фортепьяно не было, Корни ухитрился целых полчаса развлекать своих зрителей и без всякого музыкального сопровождения.

В десять вечера вниз передали: пусть мистер Корни Грейн поднимается в гостиную. Корни поднялся. В гостиной в предвкушении сидело общество.

– Мы готовы, мистер Грейн, – сказала хозяйка дома.

– Готовы к чему? – удивился Корни.