Елена Соковенина - Шел трамвай десятый номер… Страница 6

Мадам делает длинную паузу, судорожная комкая платок. Все вежливо ожидают; наконец, Бабуля не выдерживает:

– И?..

– Он говорил по-французски! – фальцетом выкрикивает Мадам. – Я не поняла ни слова!

– Какая душераздирающая драма, – говорит Фотограф.

– Но я нашла выход! – продолжает Мадам. – Я достала свой блокнот, карандаш и нарисовала ему мое послание. Два человечка – это он и я, а между ними – плюсик, а потом от них стрелки, ведущие к Эйфелевой башне. Это означало – «Я люблю вас, поедемте вместе в Париж!» Он долго рассматривал рисунок, а потом рассмеялся, взял чистый листок из моего блокнота и написал что-то по-французски. Я показала ему жестами, что не понимаю, но он лишь смеялся в ответ и подталкивал меня к выходу. Я решила, что на следующее же утро отправлюсь в бюро переводов, узнаю, что ответил мне мой избранник, и потом сразу же закажу билеты в Париж.

Мадам делает паузу, чтобы перевести дыхание. Аудитория замирает в ожидании.

– Так вот, знаете ли вы, что написал мне Жорж – этот коварный, как выяснилось, тип?

– Не знаем! – хором отвечают Бабуля, Школьник, Кондуктор, Фотограф, Безработный и очнувшийся от сладкой дрёмы Старикашка.

– Он написал: «Мне не нужна ассистентка, но я могу порекомендовать вас дрессировщику слонов».

В глаза реальности

Мы опять подъезжаем к кольцу. Пожалуйста, будьте внимательны, не оставляйте в вагоне свои вещи, проявляйте деликатность друг к другу, ну и вообще будьте внимательны.

Смотрите, смотрите скорее! Это Мадам! Она идёт к остановке! Вот она переходит дорогу (между прочим, на красный свет), пихает зонтом Велосипедиста, который едет по пешеходному переходу против всяких правил, бросает зверский взгляд на Цветочницу, торгующую на остановке своим товаром и, наконец, лезет в вагон.

Сегодня Мадам одета во все чёрное. Чёрный плащ летит за ней, как крылья гигантской летучей мыши. Чёрное кепи надвинуто на лицо. Чёрные сапоги грохочут по вагону своими чёрными каблуками.

Не говоря ни с кем ни слова, Мадам усаживается на свое любимое место. С которого только что предусмотрительно сбежал Кондуктор.

В вагон входит Бабуля, поддерживая под локоток Очень Пожилую Знакомую и железной хваткой удерживая руку Школьника.

– Да, так вот, – говорит она, – надо вам сказать, что он – мой третий муж, я имею в виду, – был очень темпераментным человеком. Жгучий брюнет. Румянец во всю щеку. Тридцать седьмой размер обуви – куколка, не мужчина! О, это был зверь! Если бы у нас было столько счастья, сколько я перебила посуды от его криков…

– Иллюзии, – замогильным голосом прерывает ее Мадам, – причина всех наших несчастий. Если бы я была правительством, я бы запретила…

Она достает платок и уныло, как саксофон, сморкается.

– Что? – хором спрашивают все.

– Любовные романы! – вопит Мадам. – Все эти слюнявые истории! Кинематограф – этот яд, непрерывно отравляющий наши души и склеивающий мозги! А эти стихи? Романтика – как же! Нас дурят! Забивают нам голову идиотскими выдумками! Понимаете?

– Честно говоря, не очень, мадам, – вежливо сообщает Водитель из своей кабины.

– Любовь, – фыркает Мадам. – Скажите ещё – счастье. Ничего подобного нет, никогда не было и не может быть!

– Чего не было? – поворачивается Бабуля. – Вот, помню, мой третий муж…

– Да погодите вы! – кричат все.

– Мадам, – торжественно произносит Кондуктор, – вы рассказывайте, рассказывайте.

Мадам садится прямо. Складывает руки на коленях. Потом открывает сумку, демонстрируя внушительную гору конфетных фантиков, и страдальчески всхлипывает.

– Ну же, ну? – Безработный нетерпеливо ерзает.

– Мы все внимание! – восклицает Фотограф.

Это Фотограф

– Так вот, – выговаривает Мадам – она все еще хлюпает носом. – Вы, конечно, помните эту ужасную историю с Жоржем?

– Ужасная история! – хором подтверждают все.

Мадам обтирает нос платком.

– И тогда я подумала: почему бы нет? Дрессировщик слонов – основательный, надежный, физически сильный мужчина. Он, может быть, не так эффектен. Но у него золотое сердце. Не то, что у этого Жоржа. Он будет со мной добр – а это очень важно!

Мадам опять высмаркивается, кстати обнаружив в кармане сохранившуюся конфету, суёт ее в рот и продолжает:

– Давайте рассуждать логически. Для дрессировки слонов очень важно быть добрым. Надо быть добрым, иначе вас затопчут к чертовой матери. Слоны – это слоны. С ними нужен такт. Терпение. Любовь. И вот я пришла к выводу: пора отбросить предрассудки. Надо смотреть в глаза реальности. Пусть будет дрессировщик слонов.

Следует пауза. Все ждут продолжения. Фотограф деликатно прокашливается.

– Тогда, – милостиво сообщает рассказчица, – я опять поехала в цирк.

Опять повисает молчание.

– Нет, это невыносимо! – раскрывает рот Очень Пожилая Знакомая. – В конце концов!

– Что вам от меня нужно! – голосит Мадам.

– Нет, а что вы себе думали! – восклицает Бабуля. – Мы тут, можно сказать, все извелись…

– Вы извелись? – орет Мадам. – Это вы извелись?

– Дамы, дамы! – Фотограф поднимает руку, удивительно напоминая римского трибуна, призывающего толпу к спокойствию. – Так говорите, бедная вы наша. Говорите, несчастная. Говорите, тысяча чертей, что там у вас опять произошло!

– Не кричите на меня! – голосит Мадам, как будто её режут.

Потом фыркает.

– Что-что. Он ещё спрашивает, что! Что всегда. Дрессировщик слонов оказался маленькой, хрупкой старушенцией!

– Как? – восклицает Очень Пожилая Знакомая. – Так это были вы? Это вы написали мне ту записку?

– Какую записку! – кричит весь вагон, включая Школьника.

Очень Пожилая Знакомая долго роется в сумке. Сумка её могла бы вместить в себя небольшое государство. Наконец, поиски закончены. В руках старушки обёртка от шоколада. Сложенная вчетверо.

– Дайте сюда! – верещит Мадам.

Она выхватывает из дрожащих старческих рук записку, которую Очень Пожилая Знакомая пыталась развернуть – очень медленно и аккуратно, – и быстро суёт за пазуху.

– Между персей спрятала! – возмущается Безработный.

– Мадам, мадам! – качает головой Фотограф.

– Ай-яй-яй! – сообщает из своей кабины Водитель.

– Гм, – говорит Кондуктор. – Я согласен с предыдущим оратором.

– Да пойдите вы к дьяволу! – огрызается Мадам. – Верблюды!

Очень Пожилая Знакомая кашляет.

– Ничего-ничего, – говорит она. – Видите ли, мне восемьдесят лет. Но я сохранила и ясный ум и твёрдую память. И сейчас я всё вспомню.

В вагоне кричат «Ура! Ура». Взлетают мужские шляпы и одна кондукторская фуражка.

– «Нигде больше вы не встретите такой страсти, – торжественно выговаривает Очень Пожилая Знакомая. – Я очень порочна. Порок владеет мной от рождения. Примите его, и мы будем счастливы!».

Экстренное совещание

– Так больше продолжаться не может!

– Не может, это точно!

– Надо положить этому конец!

– Надо!

– Иначе всё это плохо кончится!

– Кончится!

– И мы себе этого не простим!

– Не простим!

В вагоне трамвая номер десять проходит экстренное совещание. Бабуля и Школьник (последний участвует на правах слушателя и в дебатах не участвует), Кондуктор, Фотограф, Безработный, Старикашка и несколько посторонних пассажиров решают вопрос: что делать с Мадам. Потому что – и это общее мнение – делать что-то нужно, причем срочно. Душераздирающая история с престарелой дрессировщицей слонов раскрыла глаза даже тем, кто категорически отказывался их раскрывать. Мадам на грани. Она дошла до точки. Докатилась до ручки. Или наоборот – не важно! Главное, ее нужно спасать. Но как? Первым по этому вопросу берет слово Безработный:

– А давайте продадим её в сексуальное рабство! В какую-нибудь страну третьего мира.

Это предложение встречает бурное одобрение, особенно со стороны Кондуктора, Старикашки и Школьника. Последний чрезвычайно оживляется и громко интересуется: «А что это – сексуальное рабство?» Кондуктор открывает рот, чтобы изречь объяснение, но Бабуля успевает предотвратить конфуз:

– Не смейте! Иначе я стукну вас зонтом в глаз!

– А что такого! Ему уже пора всё знать! А то он за вашими этими скрипками вырастет сексуально озабоченным маньяком! Вот нашей Мадам тоже, небось, бабушка запрещала спрашивать «про это», и поглядите, к чему это привело! – смело парирует Кондуктор.

– Послушайте, давайте не отвлекаться от главного, – вступает в беседу Фотограф. – Сексуальным воспитанием подрастающего поколения займёмся позже, сейчас же у нас одна забота – наша Мадам!

– Да, да, вы правы! – соглашаются участники совещания.

– Что касается вашего предложения, – Фотограф кивает в сторону Безработного, – оно чертовски заманчиво. Но, должен заметить, трудноосуществимо.