Джозеф Хеллер - Поправка-22 Страница 65

— Потому что лучше умереть стоя, чем жить на коленях! — с возвышенной уверенностью провозгласил Нетли. — Надеюсь, вы слышали такое речение?

— Слышать-то слышал, — раздумчиво протянул вероломный старик и пакостно осклабился. — Да сдается мне, что вы его здорово переиначили. «Лучше жить стоя, чем умереть на коленях» — вот как звучит это речение.

— Вы уверены? — серьезно усомнился Нетли. — А мне кажется, что у меня оно звучит правильней.

— Правильней моего не скажешь. Спросите хоть ваших друзей.

Нетли обернулся, чтобы спросить своих друзей, но их не было. Йоссариан и Дэнбар исчезли. Старик зловредно расхохотался, откровенно потешаясь над горестным изумлением Нетли. А тот нерешительно замер, и лицо у него потемнело от стыда. Потом он сорвался с места и бросился в ближайший коридор, надеясь отыскать, пока не поздно, своих друзей, чтобы вернуть их в гостиную для обсуждения сногсшибательной новости про драматическую встречу майора… де Каверли с гнусным стариком. В коридоре стояла темень. И ни единой полоски света под закрытыми дверьми. Было уже очень поздно. Нетли прекратил безнадежные поиски. Он решил, что ему не остается ничего другого, как вернуться к возлюбленной и отправиться с нею в постель, чтобы после деликатных, обоюдонежных утех подумать о совместном будущем, но, когда он вернулся в гостиную, она уже ушла спать, и ему не оставалось ничего другого, как возобновить бесплодный спор с омерзительным стариком, который, однако, поднялся, едва он вошел, из своего кресла, насмешливо извинился за поздний час и тоже исчез, оставив Нетли в обществе двух смутноглазых девиц, не знавших, где ночует его любимая шлюха, и удалившихся на покой после неудачных попыток завести с ним платный роман, так что ему не оставалось ничего другого, как лечь спать в опустевшей гостиной одному — на узкой, короткой и кочковатой кушетке.

Нетли был привлекательный, чувствительный и богатый юноша девятнадцати лет с темными волосами и доверчивыми глазами, проснувшийся утром на кушетке с вывихнутой шеей и глухим непониманием, куда его занесло. Он был деликатен и вежлив. Он прожил почти двадцать лет без травм, надрывов, неврозов и ненависти, что служило для Йоссариана безусловным доказательством его ненормальности. Ему досталось в удел совершенно безоблачное детство, хотя никто его особенно не баловал. Он прекрасно ладил с братьями и сестрами и обошелся без ненависти к родителям, даром что они всегда желали ему добра.

Он сызмальства был приучен порицать людей вроде Аафрея, которых его матушка называла пролазами, и Миндербиндера, которых его отец называл пронырами, но как они выглядят — он не знал, потому что их даже близко к нему не подпускали. Насколько он мог припомнить, у них дома — будь то в Филадельфии, Нью-Йорке, Мэйне, Саутгемптоне, Лондоне, Довиле, Париже или где-нибудь на юге Франции — появлялись только леди и джентльмены, коих нельзя было отнести к выскочкам и пронырам. Его матушка, происходившая из старинного рода Торнтонов, древних уроженцев Новой Англии, была дочь Американской революции, а отец — сукин сын.

— Помни, — частенько говаривала ему матушка, — что ты Нетли. Не Вандербилт, чье состояние начинал когда-то скапливать по крохам грубый шкипер грязного буксира, не Рокфеллер, получивший деньги, нажитые беспардонной спекуляцией нефтяными участками, не Дьюк, у которого предки продавали доверчивым людям продукты с канцерогенными примесями, не Астор, до сих пор, кажется, сдающий квартиры, а Нетли. Твердо помни, что Нетли ничего не делают ради денег.

— Твоя матушка имеет в виду, — вставил однажды со своим обычным изяществом, которое так восхищало Нетли, его отец, — что старые состояния почитают гораздо больше новых и что скоробогатых уважают гораздо меньше, чем медленно обнищавших. Правильно я передал твою мысль, дорогая?

Отец Нетли был бездонным кладезем глубокомысленных премудростей вроде этой. Розовый и кипучий, как только что сваренный глинтвейн, он неизменно вызывал у Нетли восхищение, хотя глинтвейн вызывал у него тошноту. Когда разразилась война, на семейном совете решили определить Нетли в армию, поскольку для дипломатического поприща он был еще слишком юн, и его отец авторитетно утверждал, что Россия лопнет через несколько недель или месяцев, а Гитлер, Черчилль, Рузвельт, Муссолини, Ганди, Франко, Перон и японский император подпишут мирный договор, чтобы жить в счастливом согласии до скончания века. По совету отца Нетли послали в летную школу, где ему предстояло учиться вплоть до полной капитуляции России и где, как офицер, он должен был жить среди джентльменов.

А Нетли вместо этого проводил время с Йоссарианом, Дэнбаром и Обжорой Джо в римском борделе, любовно тоскуя на кочковатой кушетке по равнодушной к нему шлюхе, с которой ему удалось утром лечь в постель, куда буквально через секунду забралась вломившаяся к ним без предупреждения младшая сестра его возлюбленной, ревниво пожелавшая, чтобы он обнял и ее. Любимая шлюха Нетли влепила ей трескучий подзатыльник и выволокла за волосы из постели. Неисправимая двенадцатилетняя девчонка напоминала Нетли общипанного цыпленка или жалкую веточку с обглоданной корой; ее тщедушное тельце вызывало у всех чувство неловкого смущения, и, хотя она всячески пыталась подражать взрослым, ее постоянно выгоняли из гостиной, наказав ей одеться и пойти погулять — чтобы она подышала свежим воздухом и поиграла на улице с детьми. А сейчас сестры принялись бешено ругаться, шипя и брызгая слюной, словно разъяренные кошки, что немедленно собрало к ним в комнату весело гомонящую толпу заинтересованных зрителей. Нетли устал бороться за свое счастье. Он предложил возлюбленной одеться и пойти позавтракать. Младшая сестра потащилась вместе с ними, и Нетли горделиво ощущал себя главой респектабельного семейства, пока они завтракали в ближайшем уличном кафе под открытым небом. Однако, позавтракав, его шлюха снова прониклась к нему тупым раздражением и решила поискать клиентов на улице в обществе двух своих подруг. Нетли и ее младшая сестра смиренно поплелись за ними следом на расстоянии около двадцати шагов: сестра — чтобы учиться полезным навыкам, а он — чтобы кусать локти и проклинать судьбу; когда трех шлюх увезли в штабной машине подобравшие их солдаты, они печально побрели обратно к кафе.

Нетли кормил девчонку шоколадным мороженым, пока у нее снова не исправилось настроение, а потом вернулся вместе с ней в бордель, где Дэнбар и Йоссариан, развалившись на горбатой кушетке, весело разглядывали изнуренного Обжору Джо, сохранявшего на своей изрядно помятой физиономии ту онемело блаженную улыбку победителя, с которой он выбрался поутру из своего временного гарема, пошатываясь, как до полусмерти избитый. Растрескавшиеся губы и черные синяки у него под глазами явно забавляли растленного старика. Старик приветливо поздоровался с Нетли, а тот угрюмо отметил про себя, что его внутренняя распущенность вполне соответствует внешней расхристанности, и потом, приходя в бордель, тщетно мечтал увидеть старика прилично одетым, аккуратно причесанным, гладко выбритым и со щегольскими седыми усами, чтобы не испытывать стыдливого отвращения, когда при взгляде на этого порочного нечестивца ему вспоминался отец.

Глава двадцать четвертая

МИЛО МИНДЕРБИНДЕР

Апрель был наилучшим месяцем для Мило. В апреле цвела сирень и зрел виноград. Юные сердца бились чаще, влюбленные души трепетали слаще, и старые аппетиты по-новому разгорались. Апрель нес на землю весну, а весна привнесла в голову Мило Миндербиндера мысли о мандаринах.

— Мандарины?

— Да, сэр.

— Мои люди обрадуются мандаринам, — признал на Сардинии полковник, командующий четырьмя эскадрильями бомбардировщиков «Б-26».

— Ваши люди получат столько мандаринов, чтобы есть их досыта, сколько вы сможете оплатить из фонда столовых, — заверил его Мило.

— А как насчет дынек?

— Продаются за бесценок в Дамаске.

— Я люблю дыньки. Всегда, знаете ли, их любил.

— Предоставьте мне по одному самолету от каждой эскадрильи — всего по одному, — и вы получите столько дынек, чтобы есть их в полное удовольствие, сколько сможете оплатить.

— Мы будем закупать их у синдиката?

— И каждый получит свою долю.

— Удивительно, просто удивительно! Как вам это удается?

— Оптовая торговля все колоссально меняет. Возьмите, к примеру, телячьи отбивные в сухарях…

— Мне не очень-то нравятся телячьи отбивные, — скептически пробурчал полковник на севере Корсики, командующий полком бомбардировщиков «Б-25».

— Телячьи отбивные чрезвычайно питательны, — с уважением открыл ему Мило Миндербиндер. — В них помимо мяса содержится яичный желток и пшеница, из которой приготовляются сухари. Их ведь делают по тем же рецептам, что и бараньи.