Джером Джером - Досужие размышления досужего человека Страница 67

Если бы я собирался строить дом со своей женой, я бы ни за что не выбрал время года, когда кирпичи, доски и прочие вещи может вырвать из рук порывом ветра; ее юбки будут задираться выше головы, а сама она станет изо всех сил цепляться за строительные леса. Я знаю женщин, и поверьте мне, они вовсе не так представляют себе медовый месяц. В апреле или в мае светит солнце, воздух благоухает, и мы, перетащив несколько партий кирпича и пару-другую корыт со строительным раствором, можем на несколько минут отложить работу, не опасаясь, что наш дом сдует на соседнюю улицу. Мы усядемся рядышком на стену, болтая ногами, поклевывая что-нибудь вкусное, а после я смогу просвистеть ей мелодию-другую – вот тогда строительство дома может стать удовольствием.

Мудрее всех ласточки. Июнь – вот их план, и при этом очень хороший план. В горной деревне в Тироле, как-то в начале лета, я имел возможность очень близко наблюдать за строительством ласточкина гнезда. Первым же утром, напившись кофе, я вышел из большого прохладного темного холла на палящее солнце и просто так, без каких-либо особых причин, плотно прикрыл за собой тяжелую дверь. Пока я набивал трубку, мимо, чуть меня не задев, пролетела ласточка, резко повернула обратно и уселась на забор в каких-нибудь нескольких ярдах от меня. Она несла слишком большой и тяжелый для нее камешек. Положив его рядом с собой, птица прочирикала что-то непонятное. Я не шевельнулся. Ласточка очень разволновалась и снова что-то прокричала. Вне всяких сомнений, обращалась она ко мне – во дворе больше никого не было. Судя по тону, она на меня сердилась. Тут мой спутник закончил свой утренний туалет и высунулся в окно прямо надо мной.

– До чего странно, – сказал он. – Вчера вечером я и не заметил. Две ласточки строят гнездо прямо здесь, в холле. Осторожнее, не спутай его с колышком для шляп. Пожилая хозяйка говорит, что они гнездятся здесь три последних года подряд.

И тут до меня дошло, что говорил мне тот джентльмен:

– Послушайте, сэр, вы, с деревяшкой во рту! Вы захлопнули дверь, и я не могу попасть внутрь.

Теперь, когда у меня имелся ключ к разгадке, все стало настолько ясно и понятно, что я на мгновение забыл – передо мной всего лишь птица.

– Прошу прощения, – ответил я, – я просто не знал. Такое необычное место для гнезда.

Я открыл для него дверь, он подхватил свой камешек и влетел внутрь, а я вошел следом. Началась оживленная беседа.

– Он закрыл дверь! – услышал я джентльмена-ласточку. – Тот парень, что сосет деревяшку. Я уже думал, что никогда не попаду внутрь.

– Знаю, – последовал ответ, – здесь стало так темно! Представляешь, я толком не видела, что делаю.

– Хороший камешек, да? Куда ты его положишь?

Тут они заметили меня и понизили голоса. Очевидно, она хотела, чтобы он пока отложил камешек и дал ей подумать. Она пока точно не знала, куда его пристроить. Он же, со своей стороны, нисколько не сомневался, что нашел самое подходящее место для камешка, показал, какое именно, и объяснил свою точку зрения. Другие птицы во время гнездования много ссорятся, но ласточки – нежнейший маленький народец. Она позволила ему положить камешек туда, куда он хотел. Он поцеловал ее и снова умчался. Она посмотрела ему вслед, дождалась, пока он скроется с глаз, быстро и умело вытащила камешек и придавила им другую сторону входа.

«Бедняжки, – прочел я в том, как она тряхнула головкой, – думают, что во всем разбираются лучше. Пожалуй, с ними не стоит спорить».

Каждое лето меня разбирает негодование. Я обожаю смотреть, как ласточки строят гнезда. Они строятся под карнизом за окном моего кабинета, такие веселые маленькие тараторки. После того как сядет солнце, когда остальные птицы давно спят, ласточки еще долго негромко разговаривают. Кажется, что они рассказывают друг другу интересные истории, и я уверен, что нередко весьма забавные, потому что время от времени слышу тихий чирикающий смешок. Надеюсь, что однажды, когда мой мозг станет более сообразительным, я тоже смогу слушать в сумерках эти истории.

Я уже начал понимать несколько фраз: «Жили-были…», «Давным-давно…», «В необыкновенной далекой стране…» Это слышится так часто, что я не сомневаюсь в своей правоте. Я называю этот карниз, этот ряд из шести или семи гнезд «улица Ласточек». Два или три гнезда, как виллы на своих участках, располагаются особняком, а остальные рядышком. А злит меня то, что прилетают воробьи и отнимают их. Воробьи околачиваются рядом, нарочно дожидаясь, пока пара ласточек не закончит строительство, а потом с жестоким хохотом, от которого закипает кровь, выгоняют ласточек и захватывают гнездо. Но ласточки такие терпеливые!

– Не расстраивайся, старушка, – говорит Томми Ласточка Дженни Ласточке после того, как закончится первый приступ слез. – Давай попробуем снова.

И полчаса спустя, исполнившись свежими планами, они выбирают другое удобное местечко и снова весело болтают. Однажды я следил за строительством гнезда почти две недели, а вернувшись после трехдневного отсутствия и обнаружив, что в нем с комфортом устроилась пара воробьев, просто пришел в бешенство. Миссис Воробей выглянула из гнезда. Возможно, гнев сыграл шутку над моим воображением, но мне показалось, что она мне кивнула:

– Славный домик, да? Как говорится, добротно построен.

Тут подлетел мистер Воробей с кричащим безвкусным пером, окрашенным в синий цвет, – перо принадлежало мне. Оно выпало из метелки для пыли, с помощью которой служанка вдребезги разбивает китайские украшения в нашей гостиной. В любой другой раз я бы только порадовался, увидев, как он улетает и уносит с собой всю штуку целиком, включая ручку, но сейчас воспринял кражу одного пера как дополнительное оскорбление. Миссис Воробей при виде этого безвкусного уродства восхищенно зачирикала. Получив дом задешево, они решили потратить свою жалкую энергию на внутреннюю отделку. Видимо, такова была их задумка – интерьер в стиле «либерти». Миссис Воробей походила скорее не на сельского воробья, а на кокни – наверняка родилась и выросла на Риджент-стрит.

«В мире не так много справедливости, – сказал я себе, – но сейчас самое время их с ней познакомить – если, конечно, найдется лестница».

Лестница нашлась и, к счастью, достаточно длинная. Когда я забрался наверх, мистер и миссис Воробей как раз отсутствовали, возможно, искали дешевые рамки для фотографий и японские веера. Я не хотел разводить грязь, просто аккуратно смахнул гнездо в мусорное ведро и чисто подмел улицу Ласточек, не оставив от него никаких следов.

Я как раз поставил лестницу на место, когда миссис Воробей вернулась, держа в клюве кусок розовой ваты. Так она представляла себе цветовую гамму – расположить рядом ярко-розовое, как цветок яблони, и синее, как бельевая синька. Она выронила вату и села на водосточную трубу, пытаясь осмыслить произошедшее.

– Номер один, номер два, номер четыре… где, черт возьми, номер три? – Воробьи чрезвычайно вульгарны, и женщины у них ничем не лучше мужчин.

Тут сзади, с крыши, подлетел мистер Воробей. Он нес что-то желтое и пушистое – насколько я мог понять, кусок абажура.

– Пошевеливайся, – велел он, – чего сидеть тут под дождем?

– Я отлучилась всего на минутку, – отозвалась миссис Воробей. – Ну, на пару минуток, не больше. А когда вернулась…

– Эй, давай зайдем в дом, – буркнул мистер Воробей, – и поговорим там.

– Так я тебе о чем толкую! – продолжала миссис Воробей. – Но ты же не слушаешь! Нет больше ни двери, ни дома…

– Нет!.. – Мистер Воробей, держась за край водосточной трубы, кувырнулся вниз головой и посмотрел на улицу. Со своего места позади кустов лавра я видел только его спину.

Он снова выпрямился, разгневанный и взъерошенный.

– Что ты сделала с домом? Я что, не могу даже на минуту отлучиться?..

– Ничего я с ним не делала. Я ж тебе говорю – я улетела всего…

– Да не все ли равно, куда ты улетела? Куда делся проклятый дом, вот что я хочу знать!

Они уставились друг на друга. Если птицы вообще могут выражать удивление, то эти два воробья выразили его хвостами. Они быстро, с плутовским видом зашептались. Им в голову пришла замечательная идея – попробовать хитростью завладеть каким-нибудь другим гнездом. Но все остальные гнезда были заняты, и даже кроткая Дженни Ласточка теперь сидела в собственном доме в окружении детей, и выманить ее было невозможно. Мистер Воробей постучался в номер два, сунул голову в дверь и вернулся на водосточную трубу.

– Леди говорит, что мы там не живем, – объяснил он миссис Воробей.

Они немного помолчали.

– Да уж, это нельзя назвать шикарной улицей, – заметила миссис Воробей.

– Если б я не чувствовал такую ужасную усталость, – сказал мистер Воробей, – провалиться мне на этом месте, я построил бы собственный дом!

– Возможно, возможно, – заметила миссис Воробей. – Слышала я, что иногда полезно немного потрудиться.