Максим Бухтеев - Телевизионные сказки (сборник) Страница 7

– А что, ты его и в столовку водила?

– Нет, конечно. У них своё питание. Что русскому хорошо, то американцу три дня поноса.

Американец утвердительно икнул. Переводчица отреагировала:

– Ну ты понял…

– Понять-то его немудрено, – кивнул головой Семёнов, вздохнул и укоротил сцену вдвое, выкинув фрагмент, где его любимая актриса красиво, но совершенно не к месту принимает особенно соблазнительную позу. Он сразу сообразил, что продюсер, хоть и мычит не по-русски, но в своём деле понимает. А что же тут непонятного, если дело ясное! Таким образом, Семёнов с Американцем быстро нашли общий язык.

Формально, Ассистентка была их общим языком. Но тут всю свою силу проявляла поговорка «язык до Киева доведёт»…. В данном случае, только в Киев он и вёл.

Семёнову приходилось полагаться только на интуицию и свои скромные познания в американском английском.

– О кей, мистер?! – Семёнов тыкнул пятернёй в экран монитора, объясняя заморскому гостю, что правая камера берёт общий план в то время, когда должна брать крупный. А поэтому, то, что делает в данный момент актриса, может быть понято зрителем только по выражению лица главного героя. Отсюда у него, Семёнова, нет другого выхода, кроме как показывать не то, что надо, а то, что есть.

– Идиоты! – на чистом русском согласился с Семёновым продюсер.

– У него с режиссёром разное понимание сверхзадачи. Отсюда и несовпадения ключевых точек мизансцены, – перевела Лиза.

Семёнов посмотрел на Ассистентку с уважением. Лиза посмотрела на Американца, а тот, в свою очередь на Семёнова.

Семёнов опять вздохнул и выкинул двухминутный кусок, где ничего не происходило, а все герои молча тупо пялились друг на друга. Особенно ему было жалко крупный план служанки, где камера заглядывала в глубокий вырез её платья.

По пометкам в сценарии, это была душераздирающая сцена, где «на лицах героев отображается нечеловеческая внутренняя борьба». Фактически же главный герой старательно и нечеловечески пучил глаза, а остальные, глядя на него, старались хотя бы не рассмеяться.

Потом последовали ещё правки, ещё и ещё… И когда Семёнов в очередной раз, под одобрительные возгласы Американца, укорачивал очередную нудную сцену, вдруг вмешалась Лиза:

– А вот это вы зря выкидываете!

– Переведи, – автоматически попросил Семёнов.

Американец разродился долгой тирадой. Семёнов промолчал и после опять вступила Ассистентка:

– Вечно он одно и тоже говорит. Заткнулся бы уже. Потом обратно всё ставить придётся. Режиссёр эту сцену два часа снимал. Так на операторов орал, что свет во всех туалетах дважды гас. Грозился, что лично весь монтаж проверять будет. Что-то ему в этой сцене особенно дорого.

Американец замахал руками, произнося какой-то пламенный монолог. Семёнов узнал много ругательств, знакомых ему по фильмам… Было ясно, что он не одобряет творческих методов Режиссёра. Когда в тираде Американца уже стали встречаться и русские слова, Лиза зевнула:

– Ну его… То же мне, самый умный! Пусть как хочет делает, но я предупредила, – всё придётся назад менять.

Семёнову, по личным мотивам, самому нравилась эта сцена. Ведь в ней присутствовала служанка, которая бойко скакала перед камерой в одной ночной рубашке. Семёнов с удовлетворением отметил, что в этом актёрском этюде всё выглядело вполне натурально, выпукло и ярко.

Но, к сожалению, нужно было признать и правоту Американца. По сценарию, служанка только что куда-то уехала за город и целых три серии не должна была появляться на экране.

Семёнову было жалко симпатичную актрису, которую заставили почти полностью раздеться и неизвестно зачем прыгать перед кучей людей. Актриса был явно начинающей. У неё и слов-то почти не было.

Когда Американец отвлёкся, Семёнов пошёл на компромисс. Он слегка укоротил сцену и переставил её пораньше. Так это выглядело не совсем позорно.

А спустя полчаса, когда монтаж уже подходил к концу, случился творческий кризис. Творческий кризис ворвался в монтажную в виде Режиссёра.

Режиссёр был модный, то есть, молодой и лысый. Он смотрел на мир через жёлтые очки, носил сумку цвета хаки и на груди у него был большой британский флаг. Всё это давало ему основания быть недовольным пошлостью и серостью мира.

В данный момент, вся пошлость мира для него воплотилась в Американце. Они сходу начали ругаться, словно продолжали какой-то ранний спор.

Всё это было бы забавно, но Режиссёр несколько раз помянул недобрым словом искусство монтажа. Семёнов, в той части своей натуры, где он был художником, помрачнел. А как художник, он был натурой ранимой, поэтому вставил несколько реплик. В сценарии скандала, который составил для себя Режиссёр, эти «реплики из народа», не были предусмотрены. Он озадачился, но потом разозлился ещё больше, когда узнал про вырезанную сцену.

Семёнов как раз собирался объяснить, что он её просто переставил, когда в монтажную зашла Актриса. Причём, именно та, которая играла служанку.

Бывает и такое, хотя, вообще-то, актрисы редко бывают в монтажных. Ведь там странно пахнет и нет зеркал во весь рост.

Семёнов не успел ещё положить глаз на размер бюста Актрисы, как Режиссёр уверенно положил ей руку пониже талии:

– Испортили, всё испортили. Ну сколько раз говорил, чтобы ничего не трогали, если не понимают. Сколько можно их учить! Представляешь, они выкинули ту сцену! Вся кульминация к…

– Ну, Артурчик, – жеманно поджав губки, вдруг заговорил Актриса, – Ты же сам говорил, что в этой стране нет профессионалов!

Режиссёр, в поисках сочувствия, потискал правую ягодицу Актрисы:

– Знаешь, Лёля, когда я стажировался в Штатах, то мой друг Джереми… Ты же знаешь моего друга Джереми? Вот, всегда, когда я ему рассказываю, он всегда в шоке от этого совка.

Американца стошнило каким-то ругательством, а Режиссёр продолжил:

– Придётся завтра исправлять монтаж. Ни на кого нельзя положиться… Ну, кроме тебя. Ты отработала на все сто. Чтобы я без тебя делал!?

Режиссёр слизал с Актрисы помаду и они триумфально покинули помещение.

– Я же говорила, – удовлетворённо подвела итог Ассистентка.

Но все и без неё поняли, что уж кто-кто, а Актриса отработала «на все сто».

Американец неприязненно покосился на Лизу и выскочил из монтажной. Та тенью проследовала за ним.

Оставшись в одиночестве, Семёнов, задумчиво протёр монитор.

– А вот хрен тебе, завтра исправлять монтаж, – философски подвёл свой итог Семёнов, надёжно стирая из компьютера сцены со служанкой.

Семёнов и талант

Пашка был гением. Он знал, что он гений. От него это знали и все остальные, включая Семёнова. Семёнов был не против. Он был только за. Против он был лишь тогда, когда Пашка называл себя гением-дизайнером. Во всём остальном, возможно, Пашка и был гением – Семёнов не проверял. Ему было всё равно. Гений, так гений. Семёнову не привыкать. Вокруг него все люди были очень талантливые, способные или, на худой конец, просто креативные. Яблоку негде было упасть – везде гении! Поэтому всё падало на Семёнова.

Сегодня на него упал утренний эфир. Упал весь целиком. Вместе с ведущими, клипами, рубриками и Пашкой. Пашка прилагался к утреннему эфиру как модный аксессуар к блондинке.

По идее, он должен был делать графическое оформление эфира, но что он делал на самом деле, не знал никто. В данный момент Пашка сидел под столом – было видна только его задняя часть.

Некоторое время Семёнов пытался не обращать на это внимание – Пашка человек творческий и имеет право на причуды, но потом всё-таки спросил:

– Ты чё там делаешь?

– У тебя зарядка есть для телефона?

– Какого?

– Самсунга.

– Нет такого телефона. Открывашка для пива такая есть. Будильник… Всё что хочешь есть. А вот телефона такого нет.

– Сам дурак, – обиделся Пашка и презрительно дёрнул тем местом, где у всех порядочных животных должен быть хвост.

– Слушай, вылезай оттуда, а! Там у меня кабель идёт к компу. Сейчас коротнёшь ещё.

– Мне розетка нужна.

– А вот эти пять штук тебе не подходят? – царским жестом Семёнов смахнул на пол стопку бумаги и одноразовый стаканчик с кофе. Чтобы не портить театральный эффект, Семёнов плавно продолжил жест и упёр палец в кучу розеток на соседнем столе.

– Неа… К моей зарядке ни одна розетка не подходит. А вот тут она отваливается и если развинтить и снять коробку…

– А ну вылазь оттуда, диверсант-любитель! – заорал Семёнов и стал тащить Пашку за свитер, – У меня ещё эфир не собран. Замкнёшь ещё тут всё!

Пашка вылез из-под стола. Он был грязный, но довольный. Ведь ему удалось обратить на себя внимание Семёнова.