Джозеф Хеллер - Поправка-22 Страница 73

— Майор Майор? — крутанувшись на месте, будто волчок, изумленно вскричал капеллан. — Майор Майор был здесь?

— А про кого же я, по-вашему, толкую-то, как не про него?

— И куда он пошел?

— Он спрыгнул в траншею и удрал вроде испуганного зайца, — насмешливо хмыкнув, отозвался капрал Уиткум. — Ох и артист!

— Он сказал вам, зачем приходил?

— Да ему, видите ли, понадобилась ваша помощь в каком-то очень важном деле.

— Он так и сказал? — ошеломленно спросил капеллан.

— Не сказал, — с презрением поправил капеллана капрал Уиткум, — а написал. И оставил свою писульку в запечатанном конверте на вашем столе.

Капеллан поспешно повернул голову к своему складному столику, но увидел на нем только омерзительный оранжево-красный и удлиненный, будто слива, помидор, который он получил утром в кабинете полковника Кошкарта, а потом забыл на своем столе как неизбывный символ собственной неполноценности.

— Так где же письмо? — спросил он.

— Я вскрыл его, прочитал и выбросил, — ответил капрал Уиткум. Он шумно захлопнул Библию и резко соскочил с койки. — А в чем, собственно, дело? Вам что — мало моего доклада? — С этими словами капрал Уиткум ушел. Он сразу же вошел опять и почти столкнулся с капелланом, который бросился за ним следом, чтобы снова бежать к майору Майору. — Вы не умеете распределять обязанности, — угрюмо сообщил капеллану капрал Уиткум. — Вот в чем ваша беда.

Капеллан покаянно кивнул и бросился мимо капрала Уиткума к выходу из палатки, не в силах заставить себя остановиться, чтобы обстоятельно попросить у него прощения. Он понял, что уже дважды за сегодняшний день не послушался указаний мудрого провидения. Два раза встречался ему в траншее майор Майор, и оба раза он глупо оттягивал предопределенную судьбой встречу, поспешно удирая в лес. И вот, проклиная себя на чем свет стоит, он снова торопливо шагал по растрескавшимся от времени, разъехавшимся под рельсами шпалам, почти сбиваясь на бег. Песок и гравий, попавшие в носки, до крови обдирали ему пальцы и пятки. Его бледное, измученное лицо кривилось неосознанной гримасой страдания. Августовский полдень наливался знойной духотой. От жилища капеллана до эскадрильи Йоссариана было около мили пути. Его светло-коричневая рубаха насквозь промокла от пота, когда он добрался во второй раз до палатки КП и был повелительно остановлен тем же самым коварно почтительным сержантом в круглых очках и со впалыми щеками, который первый раз пустил его к майору Майору, а теперь сказал, что не может этого сделать, поскольку майор Майор находится у себя, и капеллану придется ждать, когда он уйдет, чтобы войти к нему снова. Капеллан обескураженно уставился на сержанта, мучительно пытаясь понять, из-за чего тот проникся к нему ненавистью. Его землисто-бледные губы дрожали, и ему очень хотелось пить. Что творилось с людьми? Мало им было мировой трагедии? Сержант вытянул руку и дружелюбно поддержал неожиданно пошатнувшегося капеллана.

— Мне очень жаль, сэр, — негромко, уважительно и опечален-но проговорил сержант, — но таков приказ майора Майора. Он никого не хочет видеть.

— Он хочет меня увидеть! — умоляюще воскликнул капеллан. — Пока я здесь ждал его, он сам ко мне приходил.

— Майор Майор приходил к вам? — недоверчиво спросил сержант.

— В том-то и дело! Пожалуйста, доложите ему, что я хочу его увидеть!

— Боюсь, что не смогу, сэр. Он и меня не хочет видеть. Вот если бы вы оставили ему записку…

— Не хочу я оставлять записку. Ведь с кем-то он, наверное, все же видится?

— Только в исключительных случаях, сэр. Последний раз он выходил на люди, когда хоронили убитого солдата, а принимал посетителей у себя в кабинете, когда его к этому принудили. Некий бомбардир по фамилии Йоссариан…

— Йоссариан? — взволнованно вскричал капеллан, пораженный еще одним удивительным совпадением. Удивительным, а может, и чудесным, мелькнуло у него в голове. — Так именно про Йоссариана-то я и хотел поговорить с майором Майором! — окончательно воодушевился он. — Они не обсуждали количество боевых вылетов, которые должен совершить Йоссариан?

— Да, сэр, это они и обсуждали. Капитан Йоссариан совершил пятьдесят один боевой вылет и обратился к майору Майору с просьбой освободить его от четырех оставшихся. Тогда полковник Кошкарт требовал всего пятьдесят пять боевых вылетов.

— И что сказал Йоссариану майор Майор?

— Майор Майор сказал Йоссариану, что ничего не может для него сделать.

— Так и сказал? — с удрученным лицом переспросил капеллан.

— Да, сэр. И он посоветовал Йоссариану обратиться за помощью к вам. Вы уверены, что не хотите оставить майору Майору записку? А то у меня есть и бумага, и карандаш.

Капеллан отрицательно покачал головой, в унынии закусил пересохшую нижнюю губу и вышел из штабной палатки. Сколько событий меньше чем за полдня! В лесу дышалось чуть легче. Но горло у капеллана болело, будто опаленное. Он медленно тащился по тропинке, и едва ему пришло в голову, что сегодняшние несчастья еще, возможно, не кончились, как из тутовых зарослей выскочил ему навстречу явно сумасшедший лесной отшельник. Капеллан пронзительно вскрикнул.

Услышав его пронзительный вскрик, страшный, словно труп, безумец в ужасе отшатнулся и дико завопил:

— Пощадите меня!

— Кто вы такой? — испуганно заорал капеллан.

— Пощадите! — заорал в ответ незнакомец.

— Да я же священник!

— А тогда почему вы хотите меня погубить?

— Не хочу я вас губить! — постепенно приходя в себя и раздражаясь, но по-прежнему не в силах сдвинуться с места от страха, гаркнул капеллан. — Скажите же наконец, кто вы такой и что вам от меня нужно?

— Мне нужно узнать, не загнулся ли уже Вождь Белый Овсюг! — торопливо заклекотал ему в ответ незнакомец. — Больше мне ничего не нужно. Я здесь живу. Моя фамилия Флум. Я числюсь в эскадрилье, а живу здесь. Можете спросить кого угодно.

Внимательно рассматривая жалкую съежившуюся фигуру несчастного лесовика, капеллан медленно обретал утраченное самообладание. Две изъеденные ржавчиной звездочки на разодранном воротнике форменной рубахи удостоверяли капитанское звание бедолаги из леса. В носу у него чернела волосатая родинка, а под носом топорщились неряшливые и зеленовато-серые, как тополевая кора, усы.

— А почему вы живете в лесу, раз числитесь в эскадрилье? — с любопытством спросил капеллан.

— Приходится, — брюзгливо ответил незнакомец, как если бы капеллану полагалось это знать. Он выпрямился, но все еще с опаской присматривался к капеллану, хотя был выше его чуть ли не на две головы. — Неужто вы про меня не слышали? Вождь Белый Овсюг поклялся вспороть мне горло от уха до уха, когда я буду крепко спать, и у меня нет возможности жить в расположении эскадрильи, пока он не умрет.

— Что за чепуха! — выслушав явно бредовый, по его мнению, рассказ незнакомца, воскликнул капеллан. — Это же было бы преднамеренное убийство. Почему вы не доложили о его угрозе майору Майору?

— Майор Майор, — печально отозвался капитан Флум, — сказал, когда я попытался ему об этом доложить, что сам вспорет мне горло, если я опять с ним заговорю. — Капитан еще опасливей глянул на капеллана. — А вы тоже собираетесь вспороть мне горло?

— Ох нет, конечно же, нет, — уверил его капеллан. — Ни в коем случае. А вы и правда живете в лесу?

Капитан кивнул, и капеллан с уважительным состраданием посмотрел на его бледное, ноздревато-пористое, изможденное постоянным недоеданием лицо. Тело капитана напоминало бесплотный костяк, облаченный в несколько неопрятно обвисших на нем, измятых и затрепанных мешков, а к мешкам прилипли сухие травинки. Он очень давно не стригся, и глаза у него были обведены широкими темно-синими кругами. Ощущая, что готов расплакаться от жалости, капеллан с глубоким уважением смотрел на замызганного капитана и сочувственно соображал, сколько же невзгод испытывает ежедневно этот несчастный изгнанник. Приглушенным от смущения голосом он спросил:

— А кто вам стирает?

— Женщина с близлежащей фермы, — деловито поджав губы, ответил ему капитан. — Я храню свои вещи в трейлере и тайно пробираюсь туда через каждые два-три дня, чтобы взять чистый носовой платок или сменить белье.

— А как вы собираетесь зимовать?

— Ну, к зиме-то я, очевидно, переселюсь в эскадрилью, — со страдальческой уверенностью сказал капитан Флум. — Вождь Белый Овсюг обещает всем и каждому умереть от воспаления легких, так что мне, видимо, надо набраться терпения и подождать, когда установится прохладная, сырая погода. — Он окинул капеллана удивленным взглядом. — Неужто вам это неизвестно? Неужто вы не слышали, как все обо мне толкуют?

— По-моему, я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь о вас упоминал.