Карел Чапек - Год садовода Страница 9

Об огородниках

Конечно, найдутся люди, которые, читая эти поучительные заметки, раздраженно скажут:

— Что же это такое! Он распространяется о каждом несъедобном кустике, а ни словом не обмолвится ни о моркови, огурцах, кольраби, ни о брауншвейгской или цветной капусте, ни о луке репчатом и порее, ни о редисе или хоть сельдерее, зеленом луке и петрушке, не говоря уже о славной кочанной капусте. Какой же он садовод, если из высокомерия или по невежеству обходит молчанием самое замечательное, что только можно вырастить, — например, вот такую чудесную грядку салата?

На этот упрек отвечу, что на одном из многочисленных этапов своего жизненного пути я тоже завел несколько грядок моркови, капусты, салата и кольраби; сделал я это, в сущности, под влиянием романтических побуждений, желая испытать иллюзию фермерской жизни. Вскоре обнаружилось, что я обязан каждый день съедать по сто двадцать редисок, так как больше никто в доме их есть не хотел. Через неделю я утопал в капусте, а затем наступила оргия кольраби, твердой, как дерево. Бывали такие недели, когда я вынужден был по три раза в день жевать салат, только чтоб его не выбрасывать. Я ни в какой мере не хочу портить удовольствие огородникам; но пускай они сами едят то, что наплодили. Если б меня заставили пожирать свои розы или закусывать ландышами, то я, наверно, потерял бы к ним подлинное уважение. Козел может стать садоводом, но садоводу трудно стать козлом, чтобы общипывать свой сад.

К тому же у нас, садоводов, и без того много врагов: воробьи и дрозды, дети, улитки, уховертки и тли. Спрашивается, с какой стати затевать нам еще войну с гусеницами? Или натравливать на себя бабочек боярышниц?

Каждый обыватель хоть раз в жизни мечтает о том, что он сделал бы, если бы стал на один день повелителем. Что касается меня, я наладил бы, организовал и отменил за один день тысячу вещей. В частности, издал бы, так сказать, Малиновый Эдикт. Это был бы запрет всем садоводам, под угрозой отсечения правой руки, сажать малину возле изгородей. Ну скажите пожалуйста, почему ваш сосед должен мириться с тем, что посреди его рододендронов вдруг вылезут неистребимые побеги малинника из вашего сада? Малина расползается под землей на целые метры во все стороны; ни забор, ни стена, ни канава, ни даже колючая проволока, ни запретительная надпись — для нее не помеха. Выставит свой прут посреди ваших гвоздик или пупавок — и подите разговаривайте с ней! Чтоб все ваши малиновые плодники побила тля! Чтобы малиновым побегам прорасти в вашей постели! Чтоб у вас бородавки выросли с крупную малину! Во всяком случае, если вы честный, порядочный садовод, не сажайте у изгородей малины, рдеста, подсолнечников и прочих растений, попирающих, если можно так выразиться, частнособственнические права вашего соседа.

А уж если вы хотите его порадовать, посадите у своей изгороди дыни. В моей практике был случай, когда ко мне в сад пробралась из соседнего сада такая огромная, такая циклопическая, рекордная дыня, что множество журналистов, поэтов и даже университетских профессоров просто руками разводили, не понимая, как этот гигантский плод сумел протиснуться между жердями изгороди. Через некоторое время означенная дыня приобрела такой бесстыдный вид, что мы в наказание срезали её и съели.

ИЮЛЬ САДОВОДА

Согласно каноническому правилу в июле садовод производит прививку роз. Обычно это делается так: берут шиповник, дичок, то есть подвой, к которому будут делать прививку. Потом — огромное количество лыка; наконец, садовый нож. Приготовив все это, садовод пробует пальцем остроту ножа: если нож достаточно остер, он порежет палец, оставив на нем кровоточащую ранку, похожую на разинутый красный рот. Палец обвязывается многометровым бинтом, благодаря чему превращается в крупный, толстый бутон. Это и есть прививка розы. Если нет под рукой шиповника, можно вышеописанный разрез пальца производить по иным поводам, как то: приготовление отводков, срезание лишних побегов либо увядших стеблей, подстригание кустов и т. п.

Покончив таким манером с прививкой роз, садовод уже думает о необходимости нового рыхления слежавшейся и спекшейся земли клумб. Это делается шесть раз в год, причем каждый раз садовод удаляет невероятное количество камней и всякого мусора, Очевидно, камни эти вылупляются из каких-то семян или яичек, либо непрерывно выступают из таинственных недр земных; может быть, они представляют собой нечто вроде выпота земли. Садовая или культурная почва, так называемый гумус или перегной, состоит, как правило, из определенных ингредиентов, а именно: земли, навоза, прелых листьев, торфа, камней, осколков поллитровых бутылок, разбитых мисок, гвоздей, проволоки, костей, гуситских стрел, станиоля из-под шоколада, кирпичей, старых монет, старых курительных трубок, битого оконного стекла, зеркал, старых табличек с названиями растений, алюминиевой посуды, веревок, пуговиц, подметок, собачьего помета, углей, горшечных ручек, рукомойников, тряпок, пузырьков, скрипичных грифов, бидонов, пряжек, подков, консервных банок, изоляторов, обрывков газет и бесчисленного множества других элементов, добываемых озадаченным садоводом при каждом рыхлении его собственных клумб. Может случиться, что он как-нибудь вытащит из-под своих тюльпанов американскую печку, гробницу Атиллы или Сивиллины книги: в культурном слое можно найти что угодно.

Но главная июльская забота — это поливка и опрыскивание сада. Если садовод пользуется при этом лейкой, он отсчитывает лейки, как автомобилист — километры.

— Уф! — восклицает он с гордостью рекордсмена. — Сегодня перетаскал сорок пять леек.

Если бы вы знали, какое это наслаждение, когда холодная вода, журча, струится на сухую, как порох, землю, когда она искрится в вечерних сумерках на прибитых цветах и листьях; когда весь сад тихо, с облегчением вздыхает, словно истомленный жаждой путник…

— А-а-ах! — говорит путник, отирая пену с усов. — Как страшно хотелось пить. Еще кружечку, хозяин!

И садовод бежит наполнить еще лейку, чтоб утолить эту июльскую жажду. Но при помощи колонки и шланга поливка производится быстрей и, так сказать, в крупном масштабе. За сравнительно короткий срок мы опрыскиваем не только клумбы, но и газон, прихватив семью соседа, которая пьет чай у себя в саду, прохожих на улице, внутренность дома, всех своих домочадцев, а больше всего — самих себя. Струя из шланга бьет с удивительной силой, почти как пулемет; ею можно в одну минуту сделать в земле вымоину, скосить многолетники и сбить листву с деревьев. А направив струю против ветра, вы примете великолепный душ: вас промочит насквозь, как в настоящей водолечебнице. Для шланга первое удовольствие — продырявиться где-нибудь посредине, где вы меньше всего ожидаете; и вы стоите, словно какой-то водяной бог, в окружении прыскающих фонтанчиков, с длинной водяной змеей, свернувшейся у ваших ног. Внушительное зрелище! Вымокнув как следует, вы с удовлетворением объявляете, что сад получил свою порцию, и отправляетесь сушиться.

Но не успел ваш сад сказать «уф!», как в мгновение ока уже выпил все ваши водометы и опять сух, опять жаждет, как прежде. Немецкая философия утверждает, что грубая действительность — это всего-навсего то, что есть, тогда как высший, нравственный мир представляет собой «das Sein-Sollende», то есть то, что должно быть. Так вот, садовод, особенно в июле, всецело признает существование этого высшего мира, так как прекрасно знает, что должно быть.

«Должно бы дождику быть», — формулирует он эту мысль доступными ему средствами выражения.

Обычно происходит следующее: когда так называемые животворные солнечные лучи догонят ртутный столб до пятидесяти с лишним по Цельсию; когда трава сгорит, листья на куртинах высохнут и ветви деревьев вяло поникнут от зноя и жажды; когда земля потрескается, спечется в камень или рассыплется горячей пылью, тут, как правило:

1) лопается шланг, и поливать невозможно;

2) что-то происходит с насосом, вода совсем перестает течь, и вам, как говорится, — труба; горячая, раскаленная труба!

В такое время напрасно поливает садовод землю своим потом. Представьте себе, как бы ему пришлось потеть, для того чтобы полить, скажем, небольшой газон. Не помогут также ни ругань, ни брань, ни богохульства, ни яростное сплевывание, даже если с каждым плевком бежать в сад (дорога каждая капля влаги!). Тогда садовод обращает свои помыслы к высшему миру, фаталистически говоря:

— Должно бы дождику быть.

— Вы куда летом на дачу?

— Да сам не знаю, но дождику бы должно быть.

— А что вы скажете об отставке Энглиша?

— Говорю: должно бы дождю быть.

Господи, и ведь представить себе только, какие чудесные дожди бывают в ноябре; четыре дня, пять, шесть дней подряд шумят холодные дождевые струи; сыро, пасмурно; башмаки промокли, под ногами чавкает грязь, чувствуешь, что прозяб до костей…