Sindroma unicuma. Finalizi (СИ) - Хол Блэки Страница 11

     Игристый напиток дал о себе знать, притупив робость по случаю близкого соседства премьер-министра и прочих важных чиновников. Мысли растянулись, взгляд неустойчиво плавал, успев изучить участников кружка, заинтересованно обсуждавших проблемы спорта, и, не в силах остановиться в одной точке, неуклонно съезжал на Мэла и его даму. Девушка была почти одинакового роста с ним, стройна, в облегающем платье до пола и с искусной прической.

     Мэл на мгновение повернул голову в мою сторону, послав мимолетную улыбку, отчего сердце пустилось вскачь как заяц. Неужто возможно восхищаться, ласкать, лелеять и злиться одним лишь взглядом, без слов? У Мэла получилось, потому что меня обдало горячей волной, и задрожали руки.

     Терпение парня было на исходе, я поняла это по едва сдерживаемому пританцовыванию на месте. Еще мгновение - и Мэл наплюет на приличия и, бросив свою даму, подойдет ко мне и уведет за руку на виду у изумленного зала: на виду у Пети, у премьер-министра, у министров с советниками и прочих любителей тренированных мышц. Это конец! Долгожданный скандал для Иванова, который допрашивал неподалеку какого-то кучерявого мужчину и записывал показания в блокнотик.

     Нужно срочно выбираться из кружка беседующих и покинуть зал. Может, притвориться, что я отравилась шампанским, и упасть в обморок на руки Рубле? Или шепнуть Пете, что мне захотелось внезапно в туалет?

     Пока я судорожно придумывала, как поделикатнее сказать Пете о "пи-пи", глаза заметались по залу и неожиданно выхватили поодаль, за спиной Франкенштейна, темноволосого мужчину, потягивавшего из бокала и со спокойствием на лице наблюдавшего за мной, а затем переместившего взгляд левее.

     Меня захолонуло от страха. Я знала, куда смотрел этот человек. Он следил за сыном, который настойчиво стремился к середине зала, таща за собой свою даму.

     По-моему, у меня задергался глаз. Или оба. Или тревожно задергалось, застучало сердце. Или меня затрясло.

     Отец Мэла оказался таким же, как на фотографии из атласа политиков - с взглядом-рентгеном, мгновенно распознающим преступников по внешнему виду. Он видел меня насквозь и читал затаенные страхи как открытую книгу. Определенно, Мелёшин-старший заметил скандальное поведение сына и теперь мучился раздумьями, на какую глубину утопить причину в грязных сенсациях и не допустить, чтобы Мэл стал публичным посмешищем, а фамилию Мелёшиных полоскали на каждом углу.

     В тот момент мое инкогнито повисло на волоске, будучи в шаге от грандиозного разоблачения. Нагрянуло то, о чем предупреждал профессор. В воображении стрелой пронеслись заголовки будущих газет, один хлеще другого: "Дочь заместителя министра - любовница профессора!" "Как зарабатывают оценки в свободное от экзаменов время!", "Дочь каторжанки с западного побережья на приеме в центре столицы!", "Слепая посмеялась над четырьмя тысячами висоратов!".

     Ноги неожиданно ослабели, и чтобы не рухнуть на пол, я ухватилась за Петю, погладившего мою ладошку. В отличие от меня чемпион находился в нирване, стоя в обществе сильных мира сего.

     Мелёшин-старший отвернулся, но я точно знала, что он смотрел на распорядителя Иванова и продумывал, в какие слова облечь сенсационную новость. А Мэл перестал притворяться и открыто пялился на меня с несходящей улыбкой.

     Нужно бежать и как можно дальше! Срочно исчезнуть из зала!

     В смятении я открыла рот, чтобы деликатно нашептать чемпиону о том, что хочу попудрить носик, но вместо этого выдала совершенно другое.

     - Нет! - сказала одними губами Мэлу, оглядевшись по сторонам, не заметил ли кто-нибудь немого вопля. Хвала великой силе спорта, высокие чиновники увлеклись разговором.

     - Пожалуйста, не надо! - снова послала Мэлу беззвучный призыв.

     Улыбка парня истаяла, он нахмурился. Пойми же, непутевый, что из-за своего каприза ты губишь меня!

     Как можно незаметнее, я микроскопически покачала отрицательно головой и опять послала неслышную мольбу:

     - Не надо, прошу! - и коротко кивнула в сторону Мелёшина-старшего.

     Невероятная удача, что в тот момент начальник Департамента правопорядка отвлекся, общаясь с каким-то мужчиной. Наверное, мое отчаяние дополнило картину достаточно красноречиво, а может, на лице проступил неподдельный страх, потому что Мэл смотрел на меня, сдвинув брови, в то время как его дама увлеченно рассказывала о чем-то слушателям.

     Затем Мэл задрал подбородок, чтобы разглядеть поверх голов источник моей паники, и на его лице проступило понимание. "Да! Да! Да!" - мелко закивала ему, помогая для выразительности мимикой. - "Не топи меня ради непонятных желаний!"

     Мэл помрачнел. Я видела, что парень покусывал нижнюю губу, задумавшись. Он прочитал вопль моей затюканной душонки! Он не станет провоцировать родителя необдуманными поступками, ведь так? - посмотрела с надеждой на Мэла и бросила осторожный взгляд на Мелёшина-старшего.

     К немалому облегчению начальник Департамента правопорядка переключил интерес в другом направлении, но радость испарилась, когда я увидела, куда обращено его внимание. Мужчина, который ранее беседовал с отцом Мэла, подошел к распорядителю и что-то говорил тому. Иванов почесал пером за ухом, обернулся в сторону довольно-таки обширной группы почитателей физкультурного движения и... направился туда. То есть сюда. То есть к центру зала, где я слушала разговор настоящих мужчин о спорте и обо всём прочем, с ним связанным.

     До последней секунды во мне тлела надежда, что Иванов напомнит премьер-министру о гостях у помоста, неохваченных фотографиями и рукопожатиями, или намекнет, что пора сворачивать пустую болтовню и заняться неотложными государственными делами. Даже когда распорядитель сообщил что-то Рубле конфиденциально, я надеялась, что он освежил память руководителя страны в части неподписанных указов и законов, сиротливо лежащих в папке в рабочем кабинете, а вовсе не обо мне. Кто я такая, чтобы рассказывать обо мне самому премьер-министру? У него и без того бездна нерешенных дел, чтобы забивать голову сенсациями об одной мелкой студентке.

     - Неужели?! - воскликнул громогласно Рубля, прервав начальника Департамента спорта, рассказывавшего о планах на предстоящий год, и развернулся ко мне. - А вы, деточка Евочка, оказались запертой шкатулочкой!

     Я?! - заметался мой взгляд по кружку замолчавших мужчин. Почему шкатулочкой? Почему запертой? Это плохо или хорошо? Как понимать слова премьер-министра? Что делать: падать в обморок или на колени и начинать каяться? Говорят, добровольное признание смягчает вину.

     - Непременно зови, - велел Рубля распорядителю, и тот исчез в толпе. - Я немало удивлен. Что же вы молчали, деточка, о родстве с Влашеками? Будем с удовольствием разоблачать вашу таинственность.

     Почему-то слово "разоблачать" высветилось в сознании в виде дыбы и поднятого ножа гильотины.

     Бокал шампанского махом влился в горло как вода, и я крепче вцепилась в ошарашенного Петю. Товарищи из группы поддержки физкультурного движения стали раскланиваться, кружок почитателей спорта стремительно редел, а через толпу к нам шли Карол Сигизмундович Влашек с супругой, следуя за распорядителем. Моего папеньку вели на расстрел.