Карты, золото, меч (СИ) - Попов Илья В. Страница 2

Проснувшись и открыв глаза, Ивейн тяжело вздохнул, снова увидев над собой низкий щербатый потолок, покрытый паутиной и плесенью. Каждую ночь, ложась спать, он лелеял надежду, что все произошедшее с ними было лишь сном, но, к сожалению, пробуждение вновь и вновь швыряло его в суровую реальность. Как обычно, вместо уютной постели он лежал на холодной каменной плите, а заместо родного трактира все также находился в тюрьме города Распутье. Усевшись, Ивейн безуспешно попытался размять затекшие конечности, а едва он потянулся, как пребольно стукнулся затылком. Камера была настолько мала, что в крохотном помещении можно было только лежать или стоять, да и то, сделать это хоть с минимальным удобством мог разве что гремлин или, на худой конец, гном, а при среднем человеческом росте даже о столь скромных удобствах можно было лишь мечтать. Вдобавок, в камере полностью отсутствовали окна, но, несмотря на это, в ней постоянно царил жуткий сквозняк, пронизывающий даже сквозь одежду до мозга костей.

Все это время Ивейн находился в абсолютном одиночестве, если не считать стражников, приносивших ему еду и питье. Утром и вечером узенькое продолговатое окошечко прямо у пола распахивалось, и чья-нибудь рука ставила на пол миску и кружку с водой. Благодаря регулярной кормежке, которая происходила всегда в одно и то же время, Ивейн без труда подсчитал, что шли уже третьи сутки его заключения.

Днями напролет, тянущимися, словно смола, Ивейн размышлял о том безысходном положении, в котором оказались он и Артур. Ломая голову, он бесконечно перебирал все возможные варианты, в попытках найти выход из ситуации — правда, без особых успехов. Ему хватило времени тщательно обследовать замок камеры и, быть может, он сумел бы его вскрыть с помощью пары отмычек, которые всегда носил с собой в сапоге (отчего-то местная стража и не подумала как следует его обыскать), но даже если он выберется наружу, что это ему даст? Вряд ли он сумеет незаметно ускользнуть из казармы, полной вооруженных до зубов воинов, и тем более, ему еще нужно вытащить брата, а он понятия не имеет, где его держат. Заложив руки за голову, Ивейн мысленно перенесся на несколько дней назад, когда раздался тот самый злополучный стук в дверь...

Тем временем, на другом конце Распутья два тролля спускались в подвал небольшой пекарни. Очутившись в темном зале, один из них отодвинул в сторону мешок с мукой и дернул за погасший факел, висящей на железной скобе. Часть стены бесшумно ушла в сторону — и через миг они уже стояли перед большим креслом, в котором сидела невысокая тень. Несмотря на то, что комнату освещало сразу несколько светильников, лицо человека, как и его фигуру, окутывал мрак. Но тролли прекрасно знали, кто сидел напротив — пожилой мужчина, чьи волосы цвета вороньего крыла, зачесанные назад, даже сейчас густо блестели от масла; без сомнения, одет он был в новый с иголочки костюм, а пальцы его украшали изысканные перстни. Говорил он тихо, то и дело прерываясь, чтобы выпустить очередной клуб дыма — но тролли ловили и запоминали каждое слово, не задавая лишних вопросов.

Выслушав его указания и забрав два увесистых звенящих кошеля, один из которых предназначался для дела, а второй был их наградой, тролли покинули подвал, закрыв проход обратно, и поднялись наверх. Пройдя мимо круглолицего пекаря, который разглядывал вдруг заинтересовавшие его булки с маком, тролли вышли на улицу и тут же направились прямиком в тюрьму (роль которой успешно выполняли городские казармы), не обращая внимания на случайных зевак, быстро меняющих маршрут, если вдруг их путь мог случайно пересечься с этими могучими созданиями.

Ведь даже последняя собака в Распутье знала, на кого они работают.

Теплым летним вечером Ивейн сидел за старым покрытым многочисленными пятнами и порезами столом, заваленным стопками бумаг, подсчитывая бюджет одной местной мельницы за последние несколько месяцев. За этим, без сомнения, увлекательным занятием он провел уже весь день и практически половину вечера, пытаясь понять, почему все-таки его расчеты каждый раз показывают ему то одно, то другое. Если верить цифрам, то у мельника на руках должна была находиться довольно внушительная сумма — но вот почему-то на деле у Ивейна всегда выходило в несколько раз меньше.

Выругавшись, он скомкал и выбросил очередной лист бумаги, испещренный ровными рядами цифр. Тяжело вздохнув, он в одиннадцатый раз (за последний час) пожалел о том, что не бросил учебу еще на первый год. Хотя, думается, в этом случае их постоялый двор, и так не пользующийся особой популярностью, не протянул бы и одного сезона. Ладно, деваться некуда — потянувшись за новым листком, Ивейн услышал бурчание живота и вдруг понял, что изрядно проголодался. Но дело есть дело — со всеми делами лучше было бы покончить сегодня, так как задаток они уже благополучно потратили, а расчеты хозяин мельницы требовал еще пару дней назад. Стиснув зубы, Ивейн снова кинулся в пучину математики, как тишину, царившую вокруг, прервал громкий и настойчивый стук в дверь.

Не иначе как Артур! Посвистывая, Ивейн отложил в сторону перо, пригладил непослушные волосы и направился к двери. Однако открыв ее, вместо брата Ивейн увидел на пороге высокого худого старика с торчащей клочками бородой, по черным волоскам которой, будто росой по траве, была рассыпана изрядная проседь. Одеяние незваного гостя было явно не по погоде — если Ивейн, одетый всего лишь в тонкую просторную рубаху и легкие льняные штаны, буквально изнывал от жары, то старик, похоже, подобной проблемы не испытывал.

Костюм его составляла помятая выцветшая серая шляпа с широкими полями, на которой находилось несколько заплаток и такого же цвета бесформенный балахон с огромными карманами. За окном уже наступала осень, но все же в последние летние дни до сих пор царила удушающая жара. Ивейн даже не мог припомнить, когда в последний раз капли дождя смачивали потрескавшуюся почву и даже ночь не спасала от духоты, заставляя его постоянно держать открытыми настежь все окна.

Старик, стоявший на пороге, кинул на него грозный взгляд из-под густых бровей, нахмурился и громко произнес скрипучим и до ужаса въедливым голосом:

— Знай же, юноша, что настал тот самый день, когда весь наш мир стоит на грани уничтожения! Священный Диск под угрозой и духи прошлого готовятся к войне с образами будущего. Только ты, как предназначенный судьбой, сможешь предотвратить конец нашего мира! Готов ли ты…

Не дав незнакомцу закончить, Ивейн молча захлопнул дверь перед его носом и вернулся к столу. Макнув перо в чернила он почесал затылок и вновь принялся за работу, старательно выписывая колонки доходов и расходов. Как там говаривал его отец? «Дети мои! Никогда, слышите меня, никогда не имейте никаких дел с сумасшедшими! Стоит только лишь завести с одним из них разговор или хотя бы поздороваться — ни в жизнь не отстанут!». Отец Ивейна знал, о чем говорил, так как испытал это на своем горьком опыте. Один раз, когда они еще жили в их родном городке к западу отсюда, он по неосторожности поздоровался с местным городским умалишенным, считавшим себя собакой. К счастью, тогда для отца Ивейна все обошлось довольно благополучно — он отделался всего лишь куском рукава, оставленным в зубах того ненормального, да быстрой пробежкой до ближайшего дерева.

В дверь снова постучали. Надеясь, что на этот раз он увидит на пороге своего брата, который вот-вот должен был вернуться домой, а не того безумца, Ивейн раздраженно потер виски, встал со стула и направился к двери. Слегка поколебавшись, он на всякий случай взял с собой кочергу, стоявшую у очага. Нет, он не то чтобы боялся какого-то там чокнутого старика, но… никогда не знаешь, чего ожидать от незнакомого человека. Тем более, одетого как ярмарочный факир. К несчастью, на пороге стоял все тот же незнакомец, причем довольно сердитый. Не успел Ивейн снова захлопнуть дверь, как старик быстро просунул вовнутрь ногу и недовольно пробурчал, роясь во внутреннем кармане своего необъятного балахона: