Павел Мешков - Черный корректор Страница 20

Примерно в это же время мы с дядей Олегом пили на фазенде чай. Применив слово «чай», я настаиваю на правдивости и точности этого определения. Водка у нас к тому времени вроде еще была, но как бы уже закончилась, а слопал нашу водку, как ни странно, казах Коля из Нижней Калиновки. А уж если быть предельно точным, то вина за это несчастье целиком и полностью лежала на плечах дяди Олега.

Коля-казах рано утром принялся ломиться к нам в калитку, умоляя придушенным голосом перевезти его через реку домой. Выглядел он сильно напуганным, говорил на какой-то жуткой смеси русского и казахского, щедро сдобренной иностранными словами, периодически страшно вращал глазами, хватался за голову и стонал:

– Он вернулся! Ужас!..

На заверения дяди Олега: «Да перевезу я тебя! Не вибрируй ты так! Вот чай допью и перевезу…» – Коля отреагировал довольно странно. Полез целоваться, клясться в вечной дружбе и неожиданно начал интересоваться, не ставим ли мы сетки на ерике Поперечном[1], выше второго поста. Уяснив, что мы чтим законы и в охранную зону Поперечки не суемся, очень за нас обрадовался:

– Хорошо! Там шайтан! Туда ездить не надо! Смерть! Очень плохо!

Работал казах Коля на третьей насосной станции ночным сторожем. Так что обычно мы встречались с ним два раза в день: вечером, когда он отправлялся на станцию спать, и утром, когда он возвращался домой, отсыпаться после работы. Передвигался Коля, как и все в низах Волги, на казанке[2] с помощью длиннющего шеста, причем кормой вперед. Такая вот местная специфика.

– А твоя-то лодка где? – поинтересовался я.

– Шлюпку я возле Сухорукова бросил. Привязал… Руки трясутся, шест удержать не могу. А на Поперечку сегодня не ездите… Там смерть…

Колю снова начала колотить крупная дрожь, и дядя Олег, добрая душа, ушел в дом, предварительно пробурчав о глюках и вреде для печени употребления неочищенного самогона. Коля еще не закончил убеждать меня в том, что «не брал в рот два дня», а дядя Олег уже вернулся с тремя стаканами и нашей последней бутылкой, вызвав нездоровый блеск в глазах Коли и мое крайнее возмущение:

– Ты че?!! Последняя!

Дядя Олег, расставляя стаканы, довольно логично возразил:

– При таком трясуне из твоей лодки все гвозди повылезут. Утопит он меня…

Коля, как бы в подтверждение этих слов, мелко закивал и вцепился в стакан мертвой хваткой. Щедрой рукой дядя Олег набулькал ему чуть ли не до краев, но, оценив скорость, с которой Коля влил «огненную воду» в свой напуганный организм, быстро плеснул водки на дно наших стаканов и, видимо раскаиваясь в содеянном, унес остатки роскоши в дом.

Занюхав выпивку сухой щучьей головой, прописавшейся на столе с весны, Коля попытался обменять свой пустой стакан на любой другой из наших, а желательно, на оба сразу. Не удалось ему это лишь по той причине, что мгновением раньше я схватил оба стакана и отскочил с добычей к двери веранды. Здесь я и передал один стакан дяде Олегу.

Для того чтобы пить водку рано утром, надо очень сильно не любить собственное здоровье. Но, с другой стороны, просто поить Колю-казаха поутру или выливать водку на землю – преступление. В полных тоски глазах Коли мелькнула острая боль, когда мы с дядей Олегом дружно опрокинули в себя жидкость, которую он уже считал своей. Он судорожно втянул воздух, вытащил из моей пачки «Примы» сигарету и закурил. Постепенно алкоголь смыл с его лица слишком явные признаки пережитого ужаса, Коля перестал дрожать и дергаться, только смотрел все время в одну точку, куда-то под стол. Заметив эту положительную динамику, дядя Олег, как добровольный лечащий врач, предложил:

– Говори!

И Коля заговорил на вполне понятном и удобоваримом языке.

Получалось так, что страшилку, обошедшуюся нам в целый стакан водки, Коле рассказывали его отец и дед. А им об этом поведали… Ну, в общем, ясно! «Корнями в глубокое прошлое»… Отец Коли, правда, говорил со слов деда, а вот сам дед даже участвовал в событиях, причем – непосредственно.

Смысл страшилки сводился к тому, что когда-то очень-очень давно, где-то очень глубоко в этих местах поселилось какое-то чмо… В смысле – нечто. Проживало это самое «нечто» под землей, чем пробавлялось – никому не ведомо, но раз в пятьдесят лет поднималось к поверхности земли, всякий раз в новом месте, и начинало охоту. Может, твари жиров или белков не хватало – неизвестно, но траву и листья она не ела принципиально, а охотилась исключительно на теплокровных животных и людей. После удачной охоты она снова уходила под землю на пять десятков лет, чтобы вновь вынырнуть немного в другом месте.

Охотилось «нечто» из засады, не походило ни на что живое или неживое и больше всего напоминало низкий, с метр высотой, кусок черной искрящейся скалы.

– Черной, как душа шайтана!

Я было высказал сомнения в том плане, что куску скалы охотиться из засады в кустах как-то не особенно сподручно, но Коля развеял мои инсинуации одной левой:

– Хорошего охотника зверь до самого выстрела не видит. Так и эта дрянь: за кустом стоять будет, а ты ее и не заметишь. Потому что это невозможно! А если и заметишь, все равно будет уже поздно! Она сны наяву на человека насылает и заставляет его видеть самое заветное и делать только то, что ей надо. А потом съедает и не оставляет даже костей. Только белый порошок…

– И сколько этому твоему кошмару на обед надо? – длинно зевнув, спросил дядя Олег.

– По-разному… Может корову съесть… И не одну! А бывает, что съест барана или собаку и если долго никто в ловушку не попадает, то она обратно под землю уходит. Много ей есть давать нельзя. Сколько волка ни корми…

– …а медведь пошире книзу будет! – закончил дядя Олег поговорку.

– Нет! – возразил Коля. – Волк, он и жрать вволю будет, и руку дающего откусит, и всю стаю в овчарню приведет… Если это зло сильно накормить, то его много будет – полезут они из-под земли уже через год.

– Тебя послушать – прямо кошмар какой-то! Саркофаг! – почесал я за ухом. – А…

– Что? – не понял Коля.

– Саркофаг, – пояснил я. – Пожиратель мяса.

Коля согласно закивал.

– А вот откуда про цвет и форму известно? Ежели тварь эту не видел никто? – с подвохом спросил я у казаха.

Коля хитро улыбнулся, мол, на мякине не проведешь, и, подняв указательный палец, заявил:

– Мой народ умный! А те, кто до нас давно очень жил, еще умнее были! Они знали, что если на эту нечисть всем скопом пойти, то слабеет она. Больше десяти человек разом одолеть не может, на такое количество народу трудно ей сон наяву напустить. Вот и шли толпой, бросали ей жертву: барана или собаку, какой год был… Потом расходились по кругу и сторожили, чтоб кто еще в ловушку не попал. А через день она сама под землю уходила. На пятьдесят лет.

– Слушай, Коля! А чего это ты все: «Она, оно, его»… У этого твоего кошмарика что – и названия нет? В смысле – имени?

Не то чтобы меня сильно волновало, как кличут Колин глюк, все одно забыл бы, но согласитесь, что довольно странно, если у такого исторического явления нет имени и оно неизвестно за пределами этой местности. И уж тем более властям.

Для ответа на мой вопрос Коля не стал напрягать ни память, ни воображение:

– Нет у него имени, – сказал он это так, что стало ясно: лично Коле это имя известно доподлинно, но играть роль юного партизана он будет до конца. – А может, и есть, но не говорят его старики, чтобы беду не накликать.

– И как же тебе удалось просквозить мимо этого Джо-Невидимки, если он такой ловкий да неуловимый? И как ты его узнал-то?

– А меня мимо течением пронесло, – очень серьезно ответил Коля. – А когда я понял, что видел, ему меня уже не достать было. Оно ведь из памяти человека выбирает самое дорогое или нужное. То, от чего человек не может отказаться…

– Вот тебе, – назидательно обратился я к дяде Олегу, – типичный случай кошмариков местного значения! «Сам не видел, а если видел, то не я, не все и никогда»… Причем кошмарик этот логически обусловлен и, для усиления воздействия на тугодумов, лишен имени!

«И всего-то за стакан огненной воды!» – про себя добавил я.

– Погодь! – Дядя Олег ловко пришлепнул пытавшегося куснуть его за ногу комара-наглеца. – Выходит, что кормить эту фигню вы научились… А что, не пытались ее убить? Раз – и все дела! Ментов бы вызвали! ОМОН!

– Ментов? – усмехнулся Коля, ловко извлекая из моей пачки сразу две сигареты. – Мой дед говорил, что в последний раз, пятьдесят лет назад, они заявили властям… Приехали трое следователей и шофер. Все в кожанах, с револьверами. Посмеялись над людьми и пошли, как они сказали, «чертей усмирять». Шофер их ждал до вечера, а потом искать отправился. – Коля сокрушенно вздохнул. – Мой дед говорил – они никого слушать не хотели. А через пару дней понаехали, всех допросили, всем досталось! И опять никому не поверили! Оружие у дороги нашли – и на том спасибо! Постепенно все улеглось-успокоилось, и теперь к властям обращаться дураков нет! Себе дороже… И убить ЭТО пытались не один раз, – продолжил Коля после паузы. – Но его ни железом, ни пулей не взять. Камень, одним словом! Что ему будет? Давным-давно, говорил дед, когда напасть эта размножилась, был один батыр – он, почитай, их всех поубивал. Но у него оружие особое было: заговоренное, богатое, из самого Самарканда! – Коля гордо поднял палец к небу. – Умер он, а секрет не передал никому, и оружие его червленое пропало. Давно это было…