Иван Иванов - Любовь и хоббиты Страница 24

Страх перед новой, бородатой жизнью отступил. Победило любопытство. Теперь меня привлекали сломанные вещи. Хотелось отвинчивать, затягивать, вкручивать, менять, снимать, забивать, смазывать, паять, пилить, прикладывать, сгибать и разгибать. Слово «воровать» с первого места в списке типичных хоббитских желаний свалилось куда-то вниз, к первичным потребностям.

Чудеса!

Я вернул к полноценной жизни калитку, которая, сколько ее помнил, влачила жалкое существование на одной скрипучей петле. Впервые с презрением проводил взглядом стайку голодных сородичей. «Бездельники! Тунеядцы! Оболтусы!» – хотелось орать им вслед. Разве можно так жить? Пустая беготня и больше ничего… Найдется ли среди них один, способный вбить гвоздь и не обрушить стену? Нет, не найдется. Сам был такой…

Тут меня и пробило: а хоббит с руками существует, имя его – Урман.

Вот кого я уважал хоббитом, и зауважал еще крепче, став цвергом. Вот кто думает о действительно важном, а не о жареных курах и пицце с грибами. Впервые за нашу дружбу мне захотелось говорить с ним об изобретениях. Не о планах очередной вылазки в столовку, не о том, как использовать Федора, не о гнусных гоблинах – хотелось засесть за чертежи, обсудить электрические волны и законы физической кинетики. Вместе мы могли бы собрать гномохоббомобиль с навигатором по галактикам и душевой кабинкой для провоза контрабанды, провести испытания. Для испытаний есть Федор… Красота!

За сладкими гномьими мыслями, представляя, как истошно будет орать Федор, я без происшествий дотопал до дружбанской норы. Интереса прохожих – ноль. Хоть бы один остановил, хоть бы кто спросил: «Эй, Боббер, что с тобой?», «Что с лицом, Боббер?», «Сменил образ, дружище?», «Боббер, почини, пожалуйста, будку». Хоббиты продолжали заниматься привычными делами: воровали, жрали, слетали с катушек, а цверг… Ну что цверг? Прошел и прошел.

Калитка Урмана болталась открытой – обычная история, он забывчив, особенно когда выводит доказательство новой теоремы. Главное, когда пробираешься через дворик, беречь пальцы на ногах. Отбить их можно сразу о кучу кирпичей. Это вам не бабулин дворик… У бабули цветы в клумбах, у него – микросхемы в коробках; у бабули газон, у него – холодильники, микроволновки, даже унитазы есть; трубы пластиковые всех размеров от пальца толщиной, ведра сиреневой жижи, макулатура, велосипедная цепь. Пока прорвешься к норе, двадцать раз запутаешься, споткнешься и упадешь. Сразу видно, кто в квартале не ждет гостей.

Я глянул в закопченное окошко норы и смог увидеть на мутном стекле лишь трещину в форме молнии, заклеенную изнутри сморщенной полоской скотча. В стекле отражалась часть урманского двора: на трезвый взгляд – свалка, а для хозяина – сокровищница.

Над порогом висела вечно удивленная трубка видео-камеры. Мой кадыкастый друг серьезно относится к безопасности, он уверен, что База переполнена злодеями, мечтающими стырить его чертежи и книги, продать космическим пиратам, чтобы те уничтожили Вселенную и навечно осквернили его доброе имя. Еще он верит, что крайне интересен всяким сектам, хотя, по-моему, на Базе секты существуют лишь в воображении Урмана. Однажды он подробно рассказал мне о каждой – помню, были какое-то святое братство орков-девственников, клан единорогов-патриотов и прочая лабуда… И все они, оказывается, просто спят и видят, как добраться до моего сверхгениального друга.

[Не это ли настоящий бред, Биллька? Уважаемые врачи! Хотите бреда – идите к Ури, у него бред, цитирую – «научно обоснованный и логически выверенный».]

По старой дружеской привычке я показал камере язык и парочку общеизвестных жестов с применением рук и (для пущего веселья) ног. В повседневной жизни такие, мягко говоря, оскорбительные жесты используют при недостатке времени для чего-нибудь большего. Хочешь ты, например, набить чью-нибудь наглую морду с тремя хоботами, а времени на лечение переломов нету, и на побег минута. Вот и показываешь, и бежишь. Для меня и Ури это обычная форма приветствия, после которой дверь всегда открывается, и худой, как гвоздь, товарищ изобретатель, естествоиспытатель и мусора собиратель, сжимая курящийся паяльник, воровато оглядываясь, велит скорее заваливать внутрь.

Но почему-то сегодня дверь оставалась закрытой. Я повторил фирменное приветствие, стараясь держаться ближе к объективу. Тут меня и пробило. Ведь я, дурень, напрочь забыл о новой внешности. Как можно было так замечтаться? Конечно, Урман меня не признал! Ясный пень – сработала его охранная система «Добрый хозяин», которой он всегда гордился, словно петух гребешком. Сработала, чтоб ей сто лет ходить, как швейцарские часы.

Рулет камеры наблюдения втянулся в черное дупло с козырьком (точь-в-точь птичка кукушка из часов). Отверстие затянуло кремниевыми лепестками защитной диафрагмы. Я зачарованно наблюдал за происходящим с покорностью приговоренного суслика. Дверь скрылась за металлическим щитом, потом что-то сверху распахнулось, и меня накрыло медным тазом…

Старый добрый дырявый таз, тяжелый, как бабушкин характер, громкий, как орущий верблюд, и, я бы добавил, целеустремленный, как любой падающий предмет. ТРАХ-ТАРАМ, тебя, глупый Боббер, по башке! БРАМ-БРАМ-БРАММММ!!! Будешь знать, как терять связь с реальностью! Время потянулось вареной сгущенкой. Честно… стало вдруг дико интересно, куда он закатится, мой тазик, но шея не хотела поворачиваться, и я, со словами «едрить твою в Мордор!», рухнул и больно приложился лбом о металлический лист, прикрывающий входную дверь. А помнится, мы спорили на эту тему до хрипоты, и я со слепой убежденностью доказывал, что толку от ржавого корыта, место которому на свалке, будет ноль, а Урман тогда страшно разозлился и орал, брызгая гениальной слюной, что мне, мол, самому место на свалке… Урман, прости, брателло, не прав я был, каюсь… Да я ведь нынче и сам не свой, не в своем тазу, образно выражаясь, очутился…

Урман хороший, сегодняшний Урман вышел и побрызгал на меня из шланга, Урман пожалел дебильного альва, он похлопал альва по зеленым щекам и помог подняться.

– Я люблю тебя, брат! – сказал я в состоянии шоковой искренности. – Ты такой славный!

– Я с вашими сектами, того… в контакт входить не собираюсь, – сухо предупредил он и осторожно прощупал мою макушку. – И не брат ты мне. Шуфутинский тебе брат.

– Уйййййййй! – я схватился за голову, словно контуженный. – Щас пополам треснет!

– Не треснет, опухнет, но не треснет, – авторитетно возразил Урман. – В «Добром хозяине» точно рассчитано, надо просто лед приложить. Пойдем, лед есть… Слушай, – изобретатель задумался, – а у вас в организации всегда так себя ведут с выдающимися хоббитами? Между прочим, мой видеосканер расшифровал твое поведение как хулиганское и, прими к сведению, отправил тревожный сигнал к самому Дизелю, консультанту гномов по безопасности.

– Да ну? – я нашел силы улыбнуться. – Дизель ненавидит хоббитов больше, чем собака блох, он тревожные сообщения от нас перед сном просматривает, чтобы сделать себе приятное. Будь его воля, давно бы в межгалактической газете на первой полосе напечатал: «Отдам хоббитов в хорошие руки. Можно и в плохие. Вознаграждение гарантируется».

Долговязый нахмурился.

– Я – не тот, за кого ты меня принимаешь, брат, – сказал я. – Не смотри, что борода зеленая, глубже гляди. Ну что, видишь?

– Эндоскоп нужен… а лучше, если психиатр осмотрит, – ответил Урман.

– Да ладно, чувак! Сестренка сейчас в приемном отделении нашей больнички, наверняка все очереди отсидела, толку-то.

Хоббит резко отскочил, лицо вытянулось, как жвачка, а в глазах появилось испуганное любопытство. Люблю, когда он такой – выныривающий в реальность из теорем и микросхем. Вижу, догадывается, прозревает, а верить отказывается.

– Кто ты? – прошептал он, дико выкатывая глаза, лишенные сна. – Зачем пришел? Почему на крыльце делал всё, как делает он? Почему называешь меня в точности, как зовет он? И о какой сестре говоришь?

– Ясный пень, о Билльбунде! Это ж я – Боб! Круто изменился, правда?

– Врешь! – Урман скрылся за дверью, но врожденное стремление во всем разобраться вытянуло его наружу. – А вдруг врешь? Что если в вашей секте собрали досье на меня и теперь вы пудрите мне мозги, чтобы завладеть моим оборудованием плюс идеями, без которых оборудованию грош цена? – он заткнулся и перевел взгляд на кончики собственных бровей. – Нет, не выйдет, ничего у вас не выйдет, – и засомневался, впрочем, как и всегда. – Подожди пару минут, рассчитаю вероятности… – бросил он и скрылся за дверью; засов шумно встал в пазы. Засов мы украли из общежития молодых агентов, помню, Федор стоял на стреме и уснул, за это мы с Урманом решили не будить его и потихоньку слиняли с добычей. Эх, есть что вспомнить и применить в работе агента.

Я сел на порог, уткнулся локтями в колени и уронил голову в ладони: