Константин Костинов - Ксенотанское зерно Страница 33

– …Нам нужно помочь нашим помощникам!

Герцог цу Роттенблюм оратором не был. Король генерал Нец, впрочем, тоже.

– Мы все, – герцог размашисто обвел присутствующих рукой с кубком, задев некоторых, – мы все – землевладельцы. На наших землях живут эти… как их… крестьяне. Они любят короля Вальтера… Мерзавцы! Как будто это не Старая династия защищала их!

Поднявшиеся было глаза вновь опустились обратно. Основатель Старой династии на самом деле был защитником крестьянства, вернее, обедневшим рыцарем, который возглавил восстание крестьян и на этой волне взошел на престол. Король Зебель не забывал о крестьянах… А вот уже его дети решили, что ничем им не обязаны, и все для земледельцев вернулось, как и было.

– Так вот. Когда наши друзья, – герцог понизил голос, – освободят для меня трон, эти… как их… крестьяне могут взбунтоваться. Будьте готовы. Поднимите дружины, договоритесь с разбойниками, обещайте им что хотите, но чтобы никаких волнений! Мне совсем не хочется сидеть на троне в бунтующей стране. Хочу, чтобы все было тихо.

– А что обещать?

– Что хотите. Вы же не собираетесь и в самом деле, – герцог гулко расхохотался, – и в самом деле выполнять обещания, данные каким-то… как их… крестьянам?

– Значит, – спросил не знакомый никому человек в мундире драгунского капитана и широкополой крестьянской шляпе, – вы собираетесь вернуть времена Зебеля? Но как? Ведь с тех пор прошла сотня лет. Да и вы, при всем к вам уважении, не Зебель.

– А что тут сложного? – удивился Роттенблюм. – Просто вернуть все, как было, и все станет, как было. Что сложного-то?

– Спасибо, герцог.

«Косность…»

Никакого вина, только чернила. Никаких мундиров – мантии ученых.

Герцог цу Апфельмаус вместе с философами различных университетов, в том числе и зарубежных, составляет план. Вернее, План. Нет-нет, ПЛАН.

– Значит, вчерне все закончено, господа. Недостатки есть, но они будут доработаны в ходе воплощения. Давайте подытожим…

Апфельмаус выпрямляется, улыбаясь. На огромном столе лежат бумаги, по которым Нассберг будет преобразован в страну Всеобщего Счастья.

– Так, во-первых, нужно продать все земли, которые король Вальтер захватил в собственность короны. Прибыль от них идет небольшая, перекрывает не более четверти бюджета, а вот если мы их все продадим, то сразу получим пять годовых бюджетов. Пять! Представляете? Да еще новые владельцы станут, конечно, платить налоги. Вот вам и еще прибыль…

– А крестьяне? – тихо спросил кто-то неизвестный в мантии неизвестного университета и широкополой крестьянской шляпе.

– Что крестьяне? – поморщился герцог.

– На коронных землях сейчас живут крестьяне, которые платят фиксированный налог. Что с ними будет, если вы продадите земли, на которых они работают?

– Они сами и купят земли, на которых работают, – снисходительно пояснил Апфельмаус.

– У них нет таких денег.

– Значит, они сами и виноваты. Нужно лучше работать, тогда и деньги будут. Поймите, господа, мы не можем заботиться о каждом грязном нищем. Мы должны думать о всех сразу! Во времена Новой династии не получилось, мы попробуем еще раз!

«Оторванность от жизни…»

Опять вино…

Впрочем, нет. Когда это доблестные военные пили вино?

– Да! – Блауфальке кричит. Он всегда кричит. – Да! Я ненавижу короля Вальтера! Да, я его ненавижу! Выскочка! Хвастун! Подонок! Но…

Голос отчаянного графа снижается до низкого рыка. Взгляд, которым он обводит командиров полков, собранных им в собственном особняке, трезв и холоден.

Не все, не все здесь…

– Но если кто-то, хоть кто-то предложит мне, мне, устроить переворот или, красно-черное, отравить короля, то я… – Граф неожиданно ревет: – Я такого советчика сам, вот этими вот руками, задушу!

– Граф, а как же ваше желание пройти вместе с армией до моря? – Молоденький лейтенант в широкополой крестьянской шляпе, неизвестно как затесавшийся в благородное общество, смотрит спокойными серыми глазами. – Король не позволит, он же не хочет воевать.

– Правильно! – неожиданно соглашается граф. – Потому что он знает, когда можно воевать, а когда – нет. Вот я – не знаю. Дайте мне корону, я тут же на всех нападу, я такой. Сдохнем, но победим! Но пока король не я, никто из военных на короля не пойдет! Я сказал!

«Храбрость… Странно, но только храбрость».

У Гольденберга все чинно. Никакого вина, никаких чернил. Все серьезно и деловито.

– Не будем мечтателями, господа. – Мощные руки бывшего крестьянина сцеплены в замок. – Старые роды никогда не позволят мне стать королем. Я – не генерал Нец.

Купцы согласно кивают.

– Но если мы поможем нашим друзьям, они нам отплатят. Я лично прослежу, чтобы таможенные тарифы и ставки налогов были снижены. Цены на товары, закупаемые казной, завышены.

– А откуда в казне появятся деньги? – спросил незнакомый купец в широкополой крестьянской шляпе. – Если налоги снизятся…

– А это, – Гольденберг вежливо улыбнулся, – причина, по которой я не хочу становиться королем. Сейчас деньги из казны требую я, а так будут требовать с меня. Зачем мне ломать голову? Пусть новый король ломает.

«Жадность. И беспринципность».

И снова выпивка, снова мундиры полков. Не все, не все слушали графа цу Блауфальке…

– Генералу Нецу – конец! – Цу Гольденсаат захохотал. – Конец, черно-буро-серая! Сначала я даже хотел поднять вас, ребята, и скинуть его в ту канаву, из которой он выполз. Но наши друзья все сделают за нас. Нам – и вам – нужно только не дать подняться тем выродкам нашей армии, которые остаются ему верны. И все! Чистите ружья, ребята. Скоро война!

Военные восторженно зашумели. Это для солдата война – кровь, грязь и смерть. Для офицера – ордена и звания.

– Хватит! Нец долго держал нас на поводке! Нас перестали уважать иностранцы! Но ничего, мы еще всем покажем!

Голденсаат грохнул по столу тем, что подвернулось под руку, – кукурузным початком. Только зерна брызнули.

– Часы короля отсчитывают последние часы! Если все дворяне против него, то кто – за него? Кто?!

– Народ, – испуганно предположил молоденький лейтенант в широкополой крестьянской шляпе.

– Народ? Да кого интересует мнение народа, если мы, дворяне, против?

«Злоба…»

Студенческая пивная. Чем она отличается от обычной? Тем, что обычная горит случайно, а студенческая – регулярно.

Перед восхищенно внимающими юношами выступает граф цу Бальтазар. Тонкие изящные пальцы, с равным успехом могущие выхватить шпагу из ножен и туза из рукава, поправляют белую прядь за левым ухом.

– Вы согласны со мной? У нас слишком мало свободы!

– Да!

– Поэтому мы потребуем у короля вернуть ее!

– Да!

– Снять все эти глупые ограничения!

– Да!

– А у горожан, которые нас не любят, стало слишком много свободы!

– Да!

– Пусть нам будет позволено все, а тем, кто против нас – ничего!

– Да!

– Это и есть настоящая свобода для всех!

– Да!!! Да!!! Да!!!

В темном углу сидит мышь. Без шляпы.

«Вседозволенность…»

Черные бусинки мышиных глаз смотрят на ликующих студентов.

«И глупость…»

В комнате своего особняка – своего настоящего особняка – сидит герцог цу Юстус. Здесь только он и его собеседник. Больше никого.

С крыши здания напротив, склонив голову набок, смотрит ворон.

Не стоит приближаться к герцогу сейчас.

Его собеседник – Грибной Король.

Вечер. Темно. День, длинный день подошел к концу.

На одной из узких улочек столицы, на широких каменных перилах горбатого мостика, выгнувшегося через узкую речушку, скорее даже ручеек, сидит, покачивая босыми ногами, человек. В крестьянской одежде, странной широкополой шляпе. Рядом с ним – крупный черный ворон.

– Ты был прав, Берендей. Мы были правы. Нужно только сказать Якобу, что пора действовать. Кстати, где он?

– Кар! Кар!

– До сих пор у нее?! Сколько уже прошло времени?

Глава 26

Измотанная Фукс, блестя мокрой от пота спиной, доползла до края постели и с третьей попытки нашла среди одежды свой золотой браслет. Посмотрела на него:

– Ух ты… Мы с тобой кувыркались почти сутки. Ну ты силен…

Якоб, следивший за ее перемещениями, уронил голову на подушку. То же самое он мог сказать про саму Фукс.

– Я-то что, – парень облизнул сухие губы, – вот мои братья… Они да, сильные.

– Хорошо еще, – проворчала Фукс, – что я не попала в лапы твоих братьев.

Она перевернулась на спину и уставилась в потолок. Якоб тоже.

– О чем ты думаешь? – спросила ведьма через некоторое время.

Якоб не знал, что это традиционный вопрос женщин в подобной ситуации, но интуитивно угадал традиционный мужской ответ:

– Ни о чем.

Не говорить же ей, что он думает о том, почему ее груди такие упругие. И не отвисают…

– Якоб… – Фукс накрылась простыней. Зачем? Если прикрытым оказался только живот. – Якоб!