Любовь Рябикина - У каждого свой путь Страница 104

— Заходи!

Не было ни белой фаты, ни подвенечного платья, ни свидетелей. Их просто расписали в две минуты, вручили свидетельство, поздравили и отпустили на все четыре стороны. Каждый остался при своей фамилии. Степанова вышла из кабинета все еще не веря в произошедшее. Бракосочетание оказалось настолько стремительным, что она долго не могла прийти в себя. Женщина поглядывала на Горчакова, а тот улыбался:

— Это, чтоб ты не передумала. Прилетим в Москву, кольца куплю и свадьбу сыграем. Может, не такую шумную, как у молодежи, но “горько” нам тоже кричать будут!

Леонид Григорьевич, не смотря на все протесты, нес молодую жену от блокпоста до штаба на руках:

— Сейчас я чувствую себя лет на двадцать моложе! Бредин мне скажет: “Старого черта на молоденьких потянуло. Ну-ну…”. Мне не верится, что ты теперь моя жена! Я кричать от радости хочу! Чтобы все вокруг знали, как я счастлив! У меня самая красивая жена!

Он говорил громко, не стараясь снижать голос при встречах. Солдаты и офицеры оглядывались и улыбались. Кое-кто сообразив, в чем дело, поздравляли. Степанова расхохоталась:

— Леня, а ты возьми меня с собой, когда к Евгению Владиславовичу направишься. Я не думаю, что он при мне рискнет тебя так назвать. Ты же не старый. Что это за возраст пятьдесят четыре года? Мы будем долго жить…

Вечером улетал самолет в Ташкент. В Афганистане у Марины дел больше не было и они решили вернуться в Россию. Степановой очень хотелось в последний раз побывать на месте гибели первого мужа, но она понимала, что это опасно. Одну ее Леонид Григорьевич не отпустит, а рисковать его жизнью ей не хотелось. Она лишь тихо вздохнула, представив памятник из камней и ни слова не сказала мужу о своем желании.

Сразу после приезда из посольства, взявшись за руки и под охраной двух спецназовцев, они прошлись по кабульскому базару, накупив всякой всячины: подносов, кувшинов, тарелок и кинжалов с чеканкой, амулетов на шею и даже местную женскую одежду. Марина прощалась с Кабулом, с Афганистаном и с войной, решив начать новую жизнь. Жизнь связанную с полковником Горчаковым…

Москва встретила морозом и сугробами. Генерал-лейтенант Бредин был шокирован известием, что они теперь муж и жена. Искренне поздравил с удачной операцией и женитьбой. Они в ответ поздравили с очередным званием. Генерал подбросил молодых до квартиры Горчакова и оставил одних, пообещав заехать утром. Полковник перенес ее через порог на руках. Поставил на пол в коридоре и тихо сказал:

— Вот мое логово…

Квартира была современно обставлена, но в ней не чувствовалось женской руки. Это было похоже на скульптуру: красиво, но из камня и холодно на ощупь. Марина сразу же кинулась в кухню и удивленно сказала:

— Леня, а холодильник полон… Кто-то был здесь.

Он вздохнул:

— Наверное дочь забегала. Иногда в Вере проклевывается что-то человеческое…

По очереди помылись в ванной. Причем Марина предложила полковнику помыться первым, а сама, помыв руки, принялась готовить. Есть хотелось до умопомрачения. Пока муж мылся, она практически все приготовила. Ему осталось только присмотреть, пока все “дойдет” до готовности. Степанова забралась в ванну и только тут сообразила, что переодеться ей не во что. Выключив воду и прикрывшись полотенцем, крикнула:

— Леня! Подойди, пожалуйста… — Он просунул голову внутрь душевой и она попросила: — Мне переодеться не во что. У тебя рубашки старой не найдется?

Он, немного подумав, предложил:

— Если хочешь, я могу тебе дать халат моей жены. Правда, он будет тебе велик. Она была полной женщиной. А еще лучше пеньюар. Тот будет как раз, он безразмерный…

Марина поняла, что ему не хочется ее обидеть и предложил он вещи жены лишь потому, чтобы ей было удобнее и согласилась:

— Давай пеньюар!

Роскошный голубой комплект, весь расшитый кружевами, прекрасно смотрелся на фигурке Марины. Атласный пояс подчеркивал тонкую талию. В глазах Горчакова зажегся огонек, но он тут же опустил глаза. Пока Марины не было, на столе появилась бутылка шампанского и два высоких бокала. Она рассмеялась, а он распечатал игристое вино. Пробка улетела в потолок. Он протянул бокал ей, поцеловал в щеку и слегка коснулся своим фужером ее. Раздался мелодичный звон. Оба отпили понемногу и принялись за еду.

Перемыв тарелки, женщина обернулась. Муж сидел на табуретке в углу и смотрел на нее. В сумрачных глазах стояла тень. Он резко встал и шагнув к ней, подхватил на руки. Несколько мгновений постоял, словно привыкая к ее весу и сказал, слегка улыбаясь:

— А ведь брачной ночи у нас так и не было…

Решительно шагнул в коридор, направляясь к спальне. Маринка уткнулась покрасневшим лицом в его шею.

Родители искренне обрадовались замужеству дочери, ведь теперь она не поедет воевать. Прислали поздравительную телеграмму, но сами не приехали. В письме просили оставить Сашеньку у них и забрать, когда он пойдет в школу. Марина понимала, что они привязались к ребенку. Посоветовалась с супругом и согласилась. Она была счастлива с Горчаковым. Мысли о Силаеве практически не появлялись, а если и возникали то, как что-то очень далекое и несбывшееся. Полковник любил ее всей душой и она старалась ответить ему тем же. С его детьми отношения не сложились.

Началось все с того, что Вера, увидев Марину в пеньюаре матери, закатила скандал и прекратила приходить к отцу. Никита вообще заглянул лишь раз, чтобы посмотреть на “мачеху” и быстро ушел, бросив на ходу:

— Охотница за чужим наследством!

Ни один из них не попытался поближе узнать молодую женщину, поговорить с ней. Все происходило в отсутствие полковника. Маринка плакала, но мужу ни словом не обмолвилась о том, как относятся к ней его дети. Решила поберечь Горчакова. Счастье оказалось коротким. Через полгода, проснувшись июньским утром, она обнаружила Леонида Григорьевича заснувшим навечно. Проплакав больше часа над мужем, нашла в себе силы и вызвала “скорую помощь”.

— Сердце не выдержало, — сказал приехавший врач.

Так Степанова стала вдовой во второй раз. С похорон ее увел генерал-лейтенант Бредин. Ни дочь, ни сын Горчакова даже не подошли к убитой горем женщине. С поминок генерал увез ее в опустевшую квартиру и долго уговаривал взять себя в руки. Марина согласно кивала, но слезы продолжали катиться по щекам. Она торопливо вытирала их, стараясь подавить рыдания. Затем не выдержала и уткнувшись в грудь генерала, заплакала навзрыд. Он замолчал и лишь гладил по плечам ладонью.

После сорокового дня Вера и Никита начали давить на молодую женщину, необоснованно попрекая ее в желании захватить московскую квартиру. В течение недели они угрожали и всячески унижали ее. Марина пыталась поговорить, но они не захотели слушать, крикнув:

— Убирайся! Эта квартира наша! Здесь жила наша мать!

Она, уставшая от горя и скандалов, не стала спорить и оспаривать наследование в суде. Выписалась из квартиры, собрала свои вещи. В отдельный чемодан сложила все портреты мужа и уехала в деревню.

Уже в доме родителей Марина почувствовала что-то неладное с собой. Ее подташнивало, аппетит полностью пропал, кожа временами становилась изжелта-голубоватой. Помучившись неделю и смутно понимая, что это может быть, она все же не верила в симптомы, помня приговор докторов. В один из дней съездила на обследование в поликлинику. Вернулась ошалевшая от радости и с порога выпалила матери:

— У меня будет ребенок от Лени. Я на четвертом месяце! Врачи ошиблись!

Елена Константиновна разбила тарелку от неожиданности, а затем попыталась уговорить дочь сделать аборт. Степанова искренне удивилась словам матери. Как это — избавиться от дитя, которое подарил любимый человек? Твердо сказала в ответ, прерывая уговоры:

— Это мой ребенок! Мой и больше ничей! Вы воспитываете Сашу с пеленок, а я буду воспитывать его! Хочу узнать что это такое — счастье материнства по-настоящему! Как ты можешь так говорить, мама? Я уже потеряла одного ребенка и второго собственными руками губить не собираюсь! Прекрати эти бесполезные уговоры! Иначе я уеду и рожу его где-нибудь в другом месте…

Мать сдалась. 26 декабря 1988 года Марина родила девочку с серыми глазами, очень похожую на Горчакова. Обессилев от схваток, лежала и смотрела на крошечное чудо, которое ей показывала акушерка. Маринка улыбалась кричащему красному комочку, чувствуя, как по щекам бегут слезы. Ей так хотелось, чтобы Горчаков увидел это чудо. Она назвала ее Юлия Леонидовна Горчакова.

Написала огромное письмо в Москву. Сообщила генералу Бредину о заблуждениях врачей и рождении ребенка, попросила не забывать ее и если потребуется, обращаться. Евгений Владиславович в ответ прислал теплое письмо, где поздравил с дочкой, посетовал, что Горчаков не видит этого и пообещал вскоре приехать. Но это вскоре растянулось надолго…