Любовь Рябикина - У каждого свой путь Страница 127

— Чего так рано будишь?

Брат бросился к ней. Присел на край кровати, потряс за плечо и радостно выпалил:

— Юлька, сегодня же Новый Год! Мама, наверное, тоже с офицерами встретили за столом…

Сестренка мгновенно проснулась. Обхватила братишку за шею и крикнула:

— Бабуля, дедуля! С Новым Годом!

От ее вопля Елена Константиновна открыла глаза и зевнула:

— Что-то я сегодня проспала. Что значить поздно легли! Скотина, верно, заждалась уже. Вань, поможешь? Побыстрее управимся.

Иван Николаевич ответил, потягиваясь в постели:

— С Новым Годом, родная! Конечно, помогу! Интересно, где Маринка встретила…

Ушаков посмотрел на часы. Времени было одиннадцать пятнадцать утра.

В это время Марина в Чечне тоже проснулась. В палатке было холодно и с потолка на брезенте свисала крупная изморозь. Женщина взглянула на потолок палатки: прогибы были темными, в то время как торчащие вверх части оставались светло-зелеными. Она не помнила, как забралась внутрь мешка. В палатке никого не было. На столе лежала карта, ее край свисал вниз и Степанова увидела название населенного пункта сквозь полумрак: Махачкала.

Она выбралась из спальника с трудом. Все тело болело. Мелкие царапины лопались от движения и начинали саднить. Разбитые о камни пальцы сгибались с трудом. Женщина оглядела себя снизу до верху и поразилась оборванному, нищенскому виду. Так не мог выглядеть российский военнослужащий! Ее передернуло от холода, который начал пробираться к телу сквозь дыры.

Не умываясь, схватилась за нитку с иголкой. Осмотрела куртку и поняла, что ее легче выбросить, чем зашить. Прорехи и разрывы, вырванные клочки уже не подлежали реставрации. Она подумала: “Если так изодралась за один день, то что же будет через неделю?”. Достала новую куртку из рюкзака. Посмотрела и забила обратно: сегодня и так прохожу! Кое-как на скорую руку, через край, залатала самые большие разрывы, но верхние брюки пришлось менять. Она искренне порадовалась, что ночью мужики не могли разглядеть ее вид снизу. Такое рванье было бы стыдно одеть даже на пугало.

Осмотрела и почистила оружие: гранаты, которые дал полковник Огарев остались целы, но вот с патронами была проблема — остался целый рожок и еще чуть-чуть. Ополоснулась, если можно так выразиться, снегом возле палатки. Протерла лицо так, что оно начало гореть. Кое-как почистила зубы, выплюнув зубную пасту вместе с не растаявшим снегом. Только закончив с приведением себя в порядок, почувствовала, что голодна. Схватив котелок кинулась разыскивать полевую кухню. Встреченный солдат указал направление. Хмурый повар брякнул в котелок один черпак и спросил:

— Еще положить? Все равно есть некому…

Жидкие щи с перловкой были обжигающе горячими. Марина вернулась в палатку. Свернула карту и принялась за еду. Сразу же обожгла губы и нёбо. Оно стало скользким и неприятным. Щи показались безвкусными, как листочки клевера. Хлеб оказался клейким и невкусным, внутри он был непропеченным, но она съела и даже сходила за вторым. Повар вновь предложил добавки. Пшенная каша, слипшаяся в ком, с редкими комочками тушенки и огромным количеством комбижира, вызвала тошноту.

Степанова выкинула остатки на улицу. Тщательно протерла снегом котелок. Напилась воды из оставленной полковником фляжки. Прошлась по ближайшим палаткам, спрашивая о командире спецназа. Огарева нигде не оказалось, тогда она нашла палатку медсанбата. Тут ей даже спрашивать не пришлось: кислый запах крови доносился издалека. Женщина остановила первого попавшегося ей на пути мужчину в белом, покрытом кровавыми пятнами халате:

— Извините, вы не подскажете, где лежит подполковник Марков?

Врач похлопал красными от бессонной ночи глазами. С усилием потер виски. Кое-как сосредоточился и назвался:

— Хирург Богданов. Подполковника ищите среди раненых во второй или третьей палатке. Положили там, где место нашлось…

Степанова пошла разыскивать нужную палатку. Минут через двадцать блуждания, поймала за руку зареванную молоденькую медсестру:

— Где третья палатка?

Та ткнула рукой в палатку рядом, вырвалась и убежала всхлипывая в соседнюю. Женщина вошла в третью палатку. На входе, за крошечным столиком, дежурил солдат в белом халате. Из-за следующих дверей доносилось тяжелое дыхание и стон раненых. Санинструктор устало спросил:

— Вы к кому?

— Подполковник Марков здесь лежит?

— Сейчас посмотрю…

Солдат уткнулся глазами в толстую общую тетрадь, ведя пальцем по строкам. Нашел нужную фамилию и спросил:

— Имя-отчество у него какое?

— Анатолий Павлович.

— Тогда точно он. Вон там! — Парень приоткрыл дверь и указал рукой в угол огромной палатки: — Лежит на матрасе. Кроватей не хватает.

Степанова шла и со всех сторон видела лихорадочно блестевшие глаза, слышала тяжелые протяжные стоны. В палатке было тепло из-за поставленной посредине самодельной печки из бочки и трубой из свернутого металлического листа. Между рядами ходили две медсестры, то и дело наклоняясь к раненым.

Подполковник находился в сознании. Голова была перебинтована. Лицо стало изжелта-синим, страшно осунулось, нос заострился. До самой груди его тело было укрыто темно-синим одеялом с черными полосами. Офицер улыбнулся, увидев, кто подходит к нему. Прошептал, когда она присела рядом:

— Ясон, я так рад тебя видеть. Спасибо, что не бросила и вынесла.

Марина взяла его руку в свою и покачала головой:

— Это не я. Пришлось за разведчиками смотаться, а вас связанным в развалинах оставила. Они и вынесли. Спецназ полковника Огарева, вот кого благодарите…

Он тяжело дыша, выдохнул:

— Потом разберемся. Ты куда сейчас?

Марина кивнула:

— Пока идет война, мне работы хватит. Будь она неладна… Вас кормили? А то я сейчас к полевой кухне моментом смотаюсь!

— Пыталась сестричка накормить, не лезет ничего в горло. Тошнит и плохо мне. Стыдно ныть, но лучше бы убили, чем терпеть такое.

Женщина наклонилась к его уху:

— Подполковник, считайте, что я этого не слышала, а вы не говорили. Терпите и подавайте пример остальным. В двух шагах от вас лежит парнишка-солдатик без рук, думаете ему легче?

Марков взял себя в руки и твердо взглянул Степановой в глаза:

— Я буду держаться!

Глаза закатились и офицер в очередной раз потерял сознание. Усилие не прошло даром. Марина крикнула:

— Сестра!

Подбежала пожилая женщина. Склонилась над Марковым. Степанова спросила:

— Что с ним?

— Внутренняя травма черепа. Опухоль давит на мозг. Доктора ждут самолет, чтобы отправить в Москву. Завтра должен прилететь. Не знаю, дотянет ли…

Маринка твердо ответила:

— Он дотянет! Когда очнется снова, вы ему передайте — Ясон приказал жить!

Женщина удивленно посмотрела на нее и кивнула. Степанова встала и вышла из палатки под взглядами тех раненых, кто был в сознании. Ее старую кличку слышали в Афгане многие, но лишь двое во всей палатке поняли, кто прошел мимо них. Но они молчали.

Полковник Огарев находился в палатке и что-то помечал на карте, когда внутрь влезла Марина. Он оторвался на минуту и встретил ее словами:

— Притащил вам с полсотни рожков к автомату, новую винтовку. Правда похуже вашей и старого образца. Ваша, оружейник сказал, восстановлению не подлежит. Гранат притащил почти сотню. Сколько хотите, столько и забирайте. Что еще нужно?

Женщина задумалась. Пожала плечами:

— В принципе ничего, кроме новой маски и фляжки. Маску мне всю изодрало, а фляжку пробило в нескольких местах. Да, кстати, полковник, с Новым Годом…

Огарев не понимающе посмотрел на нее:

— Какой Новый Год?.. А… Точно! С Новым Годом, Искандер! Вы прочли послание старого друга?

Только в этот момент Степанова вспомнила о записке. Подняла рюкзак и достала бумажку. Аккуратно расправила пальцами сгибы и пригнувшись поближе к свече на столе, прочла:

— “Искандер! Все говорят, что ты погиб, а я не верю. Не могу представить твои глаза закрытыми и твои руки холодными. Любимая! Если ты жива, ответь. Я женился, но этот брак мое самое большое горе. Все мои мысли с тобой. Вернусь с Афгана и разведусь к черту. Уж лучше одному и с мыслями о тебе, чем с этой самовлюбленной дурой. Люблю. Твой Костя.”.

Письмо было написано до того, как она встретил капитана Жукова. Марина застыла за столом, глядя на знакомый почерк и не видя, как полковник внимательно смотрит на ее трясущиеся руки. Она встала. С трудом сглотнула комок, застрявший в горле. Молча подхватив набитый боеприпасами рюкзак, винтовку и автомат, вышла из палатки. Огарев выскочил следом:

— Марина, вы вернетесь?

Она обернулась, не понимая. А потом ответила, улыбнувшись:

— Обязательно! Вы печку сделайте, помните, как в Афгане делали? Холодно…