Дмитрий Красько - Сопроводитель Страница 13

— Был, был, — успокоил я. — Очень деловой и очень разговор. И даже больше. Предложили работу. И я поработал.

— Представляю, — сказал он. — И как — живой?

— Чуть-чуть, — не соврал я. — Я, кстати, по этому поводу тебе и звоню.

— Как старый еврей старому еврею тебе скажу, Мойша… — осторожно начал Пипус, но я перебил его:

— Совершенно не еврей, Соломон, ты же знаешь эту мою слабость.

— Ай, Мойша, зачем ты меня расстраиваешь? Если ты хочешь обмануть человека, то пойди пойди торговать на рынок — там этого добра не переводится. А старый Пипус для этого не подходит — он болен и у него от расстройства может случиться нервный припадок. Ты этого хочешь? Нет, ты послушай на меня, я тебе умные вещи говорить буду. Я видел твой внешний вид, я слышал твой голос. Если ты не родился на берегу Иордана, то это сделали твои предки. Но это все история, Мойша. Я тебе про настоящее буду говорить. По этому делу — я тут совершенно не при чем, клянусь мамой моей жены. Ко мне подошел один мой хороший знакомый и задал вопрос — как найти человека? «Какого человека? — спросил я. — На Земле шесть миллиардов разных человеков, выбирай любого. Один совет — если хочешь жениться, выбирай женщину». Так я сказал ему. А теперь послушай, что он ответил мне. Он сказал: «Нет, дорогой Пипус, мне нужен смелый человек. Сильный и наглый. Он должен хорошо водить машину и пользоваться оружием. Он должен уметь из любой ситуации найти выход». Представляешь, Мойша? Стоял передо мной и рассказывал про тебя. Я даже ушам своим не верил.

— Спасибо, — смущенно пробормотал я. — Высокая оценка моей жизни. Выше может дать только прокурор.

— Извини, дорогой, — радостно просипел Пипус. — Я не заканчивал юрфака, я закончил Институт советской торговли. Я советский торгаш, Мойша! Но этому парню, моему хорошему знакомому, который Игорь, я сказал: «Я знаю такого человека. Это почти такой же старый еврей, как я, только моложе. Его зовут Миша Мешковский. Он любит поговорить, но еще больше он любит женщин. И ты его совершенно не обидишь, если предложишь заработать рубль-другой, можно в валюте». Так я сказал ему, Мойша, и теперь можешь бить меня за это ногами, ломать ребра, но я ничего плохого тебе никогда не желал и не пожелаю. А если что и случилось по моей вине, то это только старческий маразм и мне пора к доктору.

— Ой, Соломон! — возразил я. — Ну зачем ты говоришь на себя такие напрасные вещи? Ты же не дослушал то, что я хотел сказать тебе с самого начала, и получилась полная каша. Разве тебя кто-нибудь обвиняет в том, что я получил возможность поиметь небольшой гешефт? У меня к тебе есть другой вопрос, только не перебивай меня сразу, дай сказать. Твой адвокат, Леонид Сергеевич…

— Откуда ты знаешь Леню?! — очень удивилась трубка.

— Я же просил тебя не перебивать сразу. Пусть твои уши будут открыты, и пусть мои слова свободно в них падают — тогда ты разберешься во всем по порядку. Это будет лучше для твоей старой больной нервной системы. В общем, твои друзья не просто так дали мне денег — в наше время так уже не делается, вышло из моды, в курсе? Я взамен должен был отвезти твоего адвоката в Томск, чтобы с тем ничего плохого вдруг не случилось. Адвокат, кстати, мне не понравился. Но я, натурально, с ним жизнь строить не собирался, а потому повез. По дороге он разговорился и сказал, в частности, что страдает через тебя, вернее, через твою вражду с генералом Коноваловым, который летчик.

— Этот летчик, чтоб ему таки жить на одну тринадцатую зарплату, всех собак в городе на меня перевешать собрался, — ворчливо сообщил Пипус. — К твоему сведению, Мойша, я совершенно не знал, для какой цели ты понадобился моим друзьям.

— Я же тебе говорю: они тебе доброе дело сделать захотели.

— Ах, гимназисты! — выругался Соломон. — Я же их об этом не просил. Я летчику такую хохму подготовил, что пальчики оближешь, и мне Леня в городе нужен. А ты, получается, увез его в Томск. Ну, ничего, переживем. Поездом из Томска двое суток…

— Дудки, — оборвал я его. — Я его не довез. На семидесятом километре меня остановили три хуцпана в милицейской форме и долбанули в темя. Так что где сейчас находится Леонид Сергеевич, я не знаю.

— Лишай на их головы! — взревел Пипус. Впрочем, ревом это было нельзя назвать — имея с детства посаженный голос, он изобразил примерный вариант прощального пароходного гудка: так же сипло и с такой же тоской. — Чтоб им никогда от геморроя не вылечиться! Какая гадость в их черепах вместо мозгов плещется — подумать противно!

— Они меня снова наняли, — прервал я этот поток брани. — Именно для того, чтобы в максимально короткие сроки попытаться вызволить твоего однокашника.

— В максимально короткие? — переспросил он. — Что они имеют в виду под словом «максимально короткие», выблядки осла и мартышки? Он мне нужен уже послезавтра вечером!

— Думаю, если постараться, он будет у тебя послезавтра вечером, — успокоил я. — Живой или мертвый — другой вопрос.

— Мертвый он мне нахрен не нужен, — отрезал Пипус.

— Учту, — кивнул я. — Собственно, я тебе звоню вот по какому поводу. Этот твой друг, который меня нанял, не оставил своих координат. А они мне нужны, потому что я хочу разжиться машиной. На ней все можно провернуть гораздо быстрее, да и с удобствами.

— Зачем тебе его координаты? — удивился Пипус. — Нужна машина, ты так и скажи: «Соломон, дорогой, я тебе, как другу, говорю: «Нужна машина!». И — ты же знаешь Пипуса! — я тебе отвечу: «На!», и протяну ключи зажигания.

— Ты действительно можешь проделать такой фокус? — я проглотил довольную ухмылку и подпустил в голос недоверия.

— Ты живешь в той же развалюхе? — сердито — из-за того, что ему не поверили на слово — спросил Пипус.

— Это девятиэтажка! — оскорбился я.

— Два залпа прямой наводкой по этой девятиэтажке, и она станет гораздо ниже, — возразил он. — Сообщи мне данные твоего паспорта и водительского удостоверения, и через два часа машина прибудет. Только жди дома.

Я зачитал ему десятка два цифр и букв, после чего он отключился, недовольный. Впрочем, эмоции Пипуса можно было понять. Друзья-товарищи неожиданно, зато от чистого сердца, подложили ему изрядную свинью. Хотели, как лучше, а получилось, как всегда. Теперь у него оставалась одна надежда, и этой надеждой был я. Сомневаюсь, чтобы он был особенно счастлив этим обстоятельством — расхвалить меня и подсунуть другу, как специалиста по разного рода хипешам — это одно, а самому воспользоваться моими услугами в этом качестве — совершенно другое. И потом, я неплохо знал Пипуса — он жутко не любил от кого-нибудь зависеть, а в сложившейся ситуации его зависимость была налицо.

Но, если на чистоту, это его проблемы. Мне же оставалось сидеть и ждать обещанную машину. Желательно, не без пользы. По возможности сообразить, как подобраться к генералу. Потому что другого пути вернуть Леонида Сергеевича горячо любящим его товарищам я по-прежнему не видел.

Однако с дельными мыслями была напряженка. Ничего удивительного — в этом суровом мире с дельными мыслями всегда напряженка. Поэтому я сходил в кухню за оставленным там кофе, разбавил остывшую жижу кипятком и пошел в зал. Включил телевизор и уселся смотреть футбол.

Я ничего не понимаю в футболе, но смотреть его люблю. Потому что, с одной стороны, есть повод бесплатно и беспричинно поорать, иногда даже и поматериться, а с другой — потому что я здесь, а они там, мне ничего не угрожает, а их постоянно лупят по ногам. Сам бы я по этой причине на поле никогда не вышел. И еще потому, что никак не соображу, какой кайф принимать на собственную — не казенную, прошу заметить — голову мяч, посланный вратарем куда подальше. Это, я подозреваю, больно и небезвредно — поподставляй-ка вот таким макаром башку под мяч лет двадцать, и у тебя вместо мозгов сливочное масло образуется.

Но это, опять же, не мои проблемы. Короче, люблю футбол по телевизору — за то, что они там, а я здесь.

«Динамо» — «Ротор». Крутой замес. Я глотнул кофе и залюбовался каким-то детиной в белой робе, косившим всех направо и налево у динамовской штрафной. Куда там Шварцу в боевиках.

Только мой кумир меня вдруг взял, да и разочаровал. Неизвестно откуда прибежал маленький и щуплый, сделал вокруг косильщика пару кругов, после чего тот растянулся на газоне, дрыгая от огорчения ногами.

И я вдруг тоже дрыгнул ногой. Е-мое, а ведь у Коновалова, хоть он и генерал, тоже есть какие-то увлечения! Тем более — если он генерал. У них у всех, я слышал, имеется сдвиг по фазе на какой-то своей теме. Кто-то крестиком вышивает, кто-то рыбу даже на портянку ловит, у кого-то футболом крыша сбита. На то они и генералы. Им можно.

Мысль была умная и даже дельная. Обладающая жуткой научной ценностью. Прямо бери и тащи ее в музей естествознания, чтобы другие смотрели и диву давались. Дело оставалось за малым — узнать, что же все-таки предпочитает генерал от авиации Коновалов. Однако как раз в этом ничего сложного не было — этажом ниже меня, в квартире, расположенной напротив, жил один такой красавец-мужчина, из дома даже с мусорным ведром выходивший при полном параде — синяя форма, голубые погоны. Разве что фуражку иногда забывал напялить. Хотя, если разобраться, неба он видел не больше, чем я — работал в аэропорту механиком или полотером взлетно-посадочной полосы. Я подробностей не помню.