Евгений Сухов - Венец карьеры пахана Страница 15

Иосиф был уверен, что все это время Лева провел под дверьми переговорной комнаты, вслушиваясь в каждое слово.

— Да, хозяин, — с готовностью выпалил Лева, уставившись на Иосифа Абрамовича преданными глазами.

— Проследи за этим стариком. Узнай где он живет, чем занимается. Для чего ему нужна такая большая сумма. В общем, узнай о нем как можно больше.

— Понял, хозяин, — кивнул Лева и устремился к выходу.

Левушка был наделен недюжинным интеллектом. Отлично закончил физический факультет МГУ. Подавал весьма большие надежды, и ему пророчили блестящее будущее в науке. Но после получения диплома он неожиданно пришел к своему дяде и сказал, что хотел бы работать в его фирме. В ответ Иосиф Абрамович только улыбнулся — парень начинал хорошо, с тонкой лести, назвав небольшой магазин «фирмой». Это лишний раз доказывало, что голова у него есть.

В желании Левушки Зальцер не видел ничего особенного. В конце концов, каждый еврей, чем бы он ни занимался и каких бы высот ни достигал, в глубине души всегда мечтает о небольшой лавчонке, в которой он будет полновластным хозяином.

Единственное, что не на шутку настораживало Иосифа Абрамовича, так это то, что Лева был очень умен. Парень буквально впитывал на лету каждое сказанное слово. И Зальцер всерьез опасался, что этот шустрый малый сумеет отодвинуть на задний план в семейном бизнесе не только его родных племянников, но и единственного сына. Парня следовало поставить на место прямо сейчас, потому что завтра может быть поздно. Пусть понимает, что не стоит строить особых планов, и усвоит одну-единственную мысль, что ему никогда не сделаться первым. Путь осознает, что если ему и придется глядеть на светлое будущее, так только из-за спины сына Иосифа. Если наука не будет воспринята должным образом и в срок, тогда с Левой придется распрощаться. Хотя расставаться с ним будет жаль. Парень буквально фонтанирует идеями. Не далее как вчера вечером он положил на стол Иосифа Абрамовича проект, по которому бизнес должен будет расшириться вдвое. Проработав в мастерской всего лишь месяц, Лева придумал очень оригинальное устройство для крепления алмазов, которое позволяло значительно эффективнее обрабатывать грани, причем процесс шлифовки сокращался едва ли не вдвое. По-своему это была небольшая революция в ювелирном деле. И такое изобретение следовало держать в тайне.

Зальцер подошел к окну и посмотрел на улицу. Стекла магазина были тонированными, так что он не опасался быть замеченным снаружи. Одним из любимых занятий Зальцера было наблюдение за спешащими прохожими, но сейчас его интересовал загадочный старик.

Лева не сразу направился за этим странным посетителем. Сделав вид, что закуривает, он попытался определить, в какую именно сторону отправится клиент, и когда старик, предусмотрительно зыркнув по сторонам, свернул направо, уверенной походкой устремился следом. Павел Александрович неожиданно посмотрел в его сторону. Лева остановился, достал из кармана мобильный телефон и принялся что-то быстро наговаривать в трубку. Трюк, в общем-то, обыкновенный, но действует безотказно. А когда старик двинулся дальше, Левушка еще некоторое время постоял на краю тротуара, после чего пошел в том же направлении.

Внешне Лева напоминал типичного аспиранта, погруженного в свои глубокие думы. В голове такого человека могли существовать только проблемы научного характера. Однако эта его оболочка была весьма обманчивой, за внешностью чудака скрывался весьма сильный характер и очень целеустремленная личность. От такого, пожалуй, не оторваться.

Ладно, поглядим, чего он там нароет.

— Дядя Иосиф, — окликнул Зальцера один из племянников, высокий парень с рыжими конопушками на носу. — К вам пришел Кариес.

Зальцер нахмурился — только еще этого не хватало.

— Где он?

— Я проводил его в кабинет.

Иосиф Абрамович невольно поежился, словно его и вправду пронзила зубная боль. В действительности Кариеса звали Андреем. Это был весьма неглупый малый двадцати пяти лет отроду, восемь из которых он пропарился в колонии. А Кариесом его прозвал все тот же Левушка, весьма острый на язык и умеющий давать тонкие психологические портреты. Наречен Андрей был так потому, что ухитрился являться в самое неподходящее время и способен был разъедать любое, даже самое благодушное настроение.

Уже пошел третий год, как Иосиф Абрамович находился под крышей «синих», ежемесячно отчисляя им разумный обговоренный процент от всех своих сделок. Год назад они попытались ввести в магазин своего человека, который присматривал бы за его бизнесом не только снаружи, но и, так сказать, изнутри. Зальцеру тогда стоило немалого труда убедить Кариеса не подсаживать ему «казачка». Пришлось объяснить, что подобная практика может оттолкнуть от него большинство солидных клиентов, которые не желают иметь ничего общего с уголовниками. В ответ Кариес потребовал увеличить долю отката в ювелирном бизнесе, и после некоторых препирательств пай «синих» возрос до десяти процентов.

Только непосвященному может показаться, что эта цифра не столь внушительная. Однако через магазин Зальцера проходили весьма и весьма приличные суммы, что существенно сказывалось на доходах Кариеса.

Всякий раз Андрей делал вид, что действует от своего имени, но Иосифу Зальцеру было известно, что за ним стоит весьма крупный уголовный авторитет, которого все называли Батяня. Впрочем, прозвищ у него было много, одно из них — Фартовый. Поговаривали, что уже на заре своей воровской карьеры он способен был угадывать золото по запаху. Как бы там ни было, но сейчас он больше проявлял интерес к камням и разбирался в самоцветах на уровне хорошего геммолога.

Зальцер не разбирался в табели о рангах уголовного мира, но был наслышан, что по всему Уралу Фартовый-Батяня пользовался непререкаемым авторитетом. Даже солидный возраст не мешал старику костлявой пятерней держать дерзкую молодежь за холку, а в своем регионе он был настоящим хозяином. К своей территории, богатой самоцветами, Батяня относился очень ревностно, любой хороший камень, присвоенный хитниками, воспринимал как личное оскорбление, а потому безжалостно карал за несанкционированные раскопки на перспективных копях.

Года три назад, когда Фартовый слег в госпиталь с обострением язвы — типичная болезнь всякого зэка, — какие-то беспредельщики хотели попробовать его на прочность, проверить, а не постарел ли он. Они наложили лапу на один из платиновых приисков, но уже через неделю их лидера нашли в сожженном «Мерседесе» с простреленным черепом. С тех пор больше никто на территорию Батяни не претендовал. Бывало, что забегали какие-либо залетные, но это несерьезно, с ними без труда справлялись бригадиры. Молодежь, тренируя голосовые связки, так рявкала на заезжих фраеров, что те от страха едва не выскакивали из штанов.

Иосиф Зальцер видел Батяню всего лишь однажды, в ресторане, в сопровождении двух крепких молодых людей и одной высокой блондинки. Поговаривали, что эта девица помогала поддерживать в его стареющем теле боевой дух. И судя по тому, в какой прекрасной форме находился Батяня, следовало сделать вывод, что девица справлялась с возложенными на нее обязанностями достойно.

Их взгляды встретились в тот самый момент, когда Батяня входил в зал в сопровождении двух бычар. В глазах законника Зальцер рассмотрел неприкрытое любопытство, из чего он тотчас сделал вывод о том, что и его скромная ювелирная лавка находилась под контролем вездесущего Батяни.

У старика, несмотря на возраст, была прямая осанка, лицо было сухим, чуть желтоватым, с глубокими грубоватыми морщинами, которые очень напоминали старые шрамы. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что за плечами этого человека богатая и очень суровая биография. Поговаривали, что Батяня сидел еще в хрущевское время в лагере, где заключенные добывали никелевые руды. Больше двух лет на такой работе никто не выживал, а вот Батяня каким-то образом сумел дотянуть до глубокой старости. Видно, он и вправду Фартовый, если судьба оказалась к нему столь милосердна.

Да и каким же еще ему быть, если даже прозвище это перешло к нему по наследству от отца, тоже матерого законника, нашедшего мальчишку вскоре после войны. Он забрал его у непутевой мамаши, вырастил в своем духе, передал профессию и характер. Фартовый-старший умер, когда его сын уже мотал первый срок, тот самый, на никеле, но дело свое он сделать успел.

Как бы там ни было, но встречаться с Батяней у Иосифа Зальцера не было ни малейшего желания, а потому приходилось делать понимающее лицо и соглашаться на условия Кариеса.

Тот постоянно делал вид, что вполне свободен в своих действиях, однако при каждом затруднительном вопросе предлагал отложить разговор до следующего раза, а позже являлся с четко сформулированным предложением, от которого более не отступал. Несложно догадаться, что за то время, пока они не виделись, он получал жесткие инструкции от Батяни, которые для него были куда значимее всех христианских заповедей вместе взятых.