Валерий Горшков - Принц воров Страница 17

— Куда же нам податься? — бросил он от окна.

– Когда я еще не был вами спасен , за два дня до этого, мы собирались с женой поручить ребенка соседке, славной бабушке, и сходить в «Рассвет» на премьеру фильма «Первая перчатка» с Володиным и Переверзевым в главных ролях…

Кинотеатр «Рассвет» находился неподалеку от места прежней работы Корсака, и тем увеличивалась возможность встретить кого-то из знакомых.

Банда не выходила из кинотеатра три сеанса подряд. Едва закончился фильм с Володиным, начались «Огни большого города» с Чаплином. Когда просмотрели его, перешли на Утесова в «Веселых ребятах». Едва зажигался в зале свет, раскрасневшиеся от удовольствия бандиты выходили из зала, понурив головы и натянув почти до носа кепки. Заходили за жилой дом и ожидали Крюка, который с подлечившимся Бурой вставали в очередь за билетами. Страна, истерзанная голодом, блокадой и горем, использовала любую возможность вернуться к прежней жизни. И тем, кто толпился в очередях, действительно не было никакого дела до кучки мужиков, очень похожих на коллектив какой-нибудь конторы. Уже во время первого просмотра Слава стал искать того, через кого можно было бы передать записку, написанную им ночью карандашом на новенькой купюре, вынутой из мешка. Эта записка номиналом в десять червонцев была аккуратно свернута вместе со второй купюрой. Тот, кто получил бы в руки этот неожиданный подарок и развернул бы его, прочел: «Срочно позвонить К-23-48. Отдать человеку, назвавшемуся Шелестовым, в обмен на 100 червонцев. Трость сломана на Марата, 6. Стерх».

Все время, начиная с титров «Первой перчатки», Слава выискивал в зале того, кто смог бы поступить так, как было указано на купюре. В короткие перерывы между фильмами он искал этого человека в фойе. На улице передавать записку не имело смысла, Корсак рисковал бы при этом не только своей жизнью, но и семьей. Каждый шаг бандитов контролировали Червонец и Крюк, и даже поход за ситро на расстояние в десять шагов не оказывался вне поля зрения этих двоих. В фойе отдать деньги было вернее, замотивировать такой шаг было легче, однако, сколько Слава ни вглядывался в лица снующих мимо него людей, он не мог найти в глазах ни одного из них нужной ему искры.

Погруженный в свои думы, он сидел в зале, смеялся, когда смеялись все, хлопал, когда зал аплодировал, и думал, думал, думал…

Единственный раз, когда он вынужденно перестал думать о Свете и Леньке, сердце за которых уже давно перестало ныть, а начало болеть, сдавливая всю грудь, случился на десятой или пятнадцатой минуте первого фильма о боксере.

Сидящий рядом с ним Сверло, получивший прозвище за то, что бежал из Крестов, пробуравив в бетонном полу ложкой дыру размером с футбольный мяч и в эту дыру уползший сначала во двор централа, а после и на улицу, толкнул Корсака в бок и свистящим шепотом поинтересовался:

— Я не понял, мочить когда будут?

— Где? — оторвавшись от мыслей, оторопело отозвался Слава.

— Ну, — он кивнул на экран, — там.

— Скоро, — подумав, пообещал Ярослав и уселся в кресло поглубже.

Сработал он экспромтом. Уже в конце третьего, последнего фильма, выходя из зала, он споткнулся, чертыхнулся и, почти падая и пытаясь удержаться на ногах, толкнул Сверло в спину, который, в свою очередь, не справившись с координацией, врезался в спину шествующей перед ними парочке пожилых людей. Выбор объекта для будущего конфликта, как и орудие столкновения, Слава избрал не случайно. В первых двух зоркий глаз бывшего разведчика безошибочно узнал ростовщика и его жену — люди с такими хищными лицами явно торговали продуктами во время блокады, наживая себе капитал и пользуясь главным в своей жизни правилом — «Курочка по зернышку, а какая власть в деревне будет, нам не важно». Сверло попал под руку тоже не случайно. Будучи самым глупым из всей банды, он был единственным, кто мог в такой ситуации устроить скандал с мордобоем.

Что, собственно, и произошло. Клюнув старика в спину своим твердым выпуклым лбом, Сверло грязно выругался, чем сразу привлек к себе внимание не менее сотни свидетелей. Вскочивши же на ноги, вместо того, чтобы сообразить, кто он, где находится и почему, Сверло схватил старика за шиворот.

— Тебе что, падло, — спросил он, хлопая ресницами своих узко посаженных глаз, — идти больше негде?!

— Где же мне идти, молодой человек, когда мы одним потоком следуем?! — возвращая слетевшее пенсне на нос, поинтересовался старичок.

Вскинув вверх два пальца, указательный и средний, Сверло оскалился и коротким тычком помог ростовщику насадить пенсне поглубже.

— Товарищи! — дико закричала спутница ослепшего на мгновение старичка. — Милицию вызовите! Вызовите милицию!!

Оттолкнув вошедшего в раж Сверло, который уже шипел даме: «А-а, сердце, тебе тоже не хочется покоя?!» — Корсак занял освободившееся пространство между одуревшим бандитом и потерпевшими от злостного хулиганства старичками и страстно схватил старика за руку.

— Товарищ, простите бога ради! — забормотал Слава, пожимая руку ростовщику и вкладывая в нее деньги так, чтобы было видно — купюр как минимум две, а не одна. — Наш коллега выпил, у него большое горе! У него воры кошелек с карточками в трамвае вынули!.. Поймите человека, прошу вас…

— Товарищи, хватайте их! — завизжала старушка. — Посмотрите на их рожи! У них разве можно кошелек вытащить?!

Быть может, так и случилось бы, их бы схватили, если бы не старичок, который вдруг проявил неслыханный гуманизм, заявив во всеуслышание:

— Я понимаю, я понимаю. Такое горе. Однако с лицом разобрались, а стекло, тем не менее, треснуло, а новое будет прилично стоить.

Сдвинув Ярослава в сторону, Червонец выхватил из кармана несколько купюр и сунул в цепкую, как куриная лапка, руку старика.

Был план сходить на еще один фильм, но после устроенного Сверлом инцидента об этом не могло быть и речи. Как бы то ни было, домой все вернулись в приподнятом настроении.

Но на следующий день после этого, как Слава и предполагал, наступила развязка. После вольготной жизни нормальных людей, почувствовать которую благодаря Корсаку бандитам удалось всеми фибрами своей души, теперь они томиться взаперти вовсе не желали.

Ожидаемое Корсаком и неожиданное для Червонца восстание произошло вечером следующего дня…

Глава 7

Когда утром Червонец убыл, Корсак понял — сегодня нарыв прорвется. Когда Червонец вернулся, Корсак догадался — если ему не проявить сейчас жесткость и не выступить в роли помощника Червонца, его ожидание встречи с женой и сыном может оказаться химерой. Они не увидятся более никогда.

Возвратился Червонец чернее ночи и с порога окликнул:

— Пан Домбровский!

Ярослав медленно поднялся и последовал в коридор.

— Вот твои документы. — В руке вора показались корочки трех паспортов, на обложках которых значился одноглавый орел. — Убедись.

Пролистав паспорта, Слава понял, что отныне и навсегда, насколько это будет необходимо, он будет зваться Збигневом Кшиштофским, Света — Магдалиной Кшиштофской, а их сын Ленька — Мареком. Зная толк в липовых документах, Корсак с удивлением обнаружил, что о подделке в данном случае не может идти речи. Паспорта были настоящими. Подлинными были и документы бывшего партизана, действовавшего в отряде генерала Меркулова на территории Белоруссии, Збигнева Кшиштофского.

— Убедился? — Забрав документы, Червонец упрятал их в карман. — До поры у меня побудут.

— До какой поры? — с неожиданной для себя хрипотцой в голосе уточнил Слава, начиная подозревать, что не все так гладко.

— Я объясню. Потом… Как дела? — весело обратился вор к подопечным, растянувшимся в вальяжных позах на полу самой большой из трех комнат.

— Подшиваются, — сквозь зубы бросил Фикса.

Посмотрев на него недобрым взглядом, Червонец прошел дальше.

— Недолго осталось, братва. Дня через три двинем за сваком.

— А будет ли там свак? — глядя в черное окно, на котором еще виднелись следы бумажных лент на случай бомбежек, хищно оскалился Буба — бывший вор-карманник из Одессы, убедившийся в Питере в преимуществе разбоя над кражами.

Озадаченный поведением Червонца, Ярослав вернулся на свое место и посмотрел на Крюка. Тот вертел в руках папиросу, поглаживал ее, разминал, и движения его были столь вялыми и медленными, что казалось — он сейчас уснет. Не обращая внимания на реплику Бубы, вор прошел в центр комнаты и уселся на стул.

— Я сегодня связывался со шпанкой на Мойке. Около десятка крепких ребят готовы встать под наше знамя.

Окрыленный своим организаторским успехом Червонец поздно понял, что сказал лишнее. Поведение его мог одобрить, наверное, Крюк, но никак не изголодавшаяся по свободной жизни, запертая в плохо отапливаемом помещении братва.