Валерий Горшков - Принц воров Страница 19

Взяв руку Вагона на излом, Корсак легко нажал на нее, заставив бандита перегнуться пополам и уткнуться лицом в пол.

— Здесь, суки, находится вор, поставленный присматривать за законом старшим по понятиям! — коротко взмахнув, Слава опустил свой локоть на напряженный в изломе сустав Вагона.

От истерического крика человека, которому только что сломали сустав, воздух в комнате едва не разорвался в хлопья…

— Имя его — Червонец!

Сдернув с рухнувшего на пол в обмороке от болевого шока бандита кепку, Корсак другой рукой поднял с пола заточку и уставился на замерших тех троих, что поддержали Вагона.

— В алчности своей и безмозглости, видя перед собой лишь кусок золота, море водяры, белые штаны и раздвинувших ноги телок, умиляющихся вашей крутизной и богатством, вы забыли о том, кто вас привел к кормушке и кто не дал сдохнуть в тяжелую минуту!..

Никто из оцепеневшей троицы не догадался в знак покорности сесть на пол. Более того, они еще сверкали глазами, явно намереваясь вступить в схватку.

Тогда неуловимым движением Ярослав метнул кепку Вагона в их сторону. Сильно вращаясь, кепка пролетела над их головами и с четким стуком ударилась в стену… и осталась висеть на ней, словно на гвозде.

Нетопырь, бандит, подначивавший втихаря Вагона на разборку с Червонцем, изумленно поглядел на кепку и понял, что она пришпилена к стене заточкой, вошедшей в стену до половины жала. К нему наконец-то вернулся рассудок, и он опустился на пол. Следом за ним последовал второй, а третий, Бура, сесть не смог. Не сводя взгляда с картины, которой, по его мнению, никак не могло существовать в реальности — кепка, прибитая к кирпичной стене каленой заточкой, — он мелко дрожал левым веком, и мысли его были в полном беспорядке…

— Над вами, воры вокзальные, поставлен «иван» по имени Червонец! И поставлен он не для того, чтобы вы на него залупались, а для того, чтобы уберечь вас, скотов бестолковых, от пули мусорской да от голодухи!

Шагнув к Буре, одиноко возвышающемуся над притихшей братвой, Корсак выбросил руку, схватил бандита пальцами за ключицу и рванул вниз…

От ощущения, что у него из организма выдирают кость, Бура побледнел и закричал, вторя совсем недавно находившемуся в сознании, а теперь валяющемуся на полу, словно тряпичная кукла, Вагону. Он садился на пол, повинуясь малейшему движению железных пальцев Корсака.

Бандиты неоднократно видели, как можно управлять человеком, удерживая его за ухо, но чтобы водили, удерживая за кость, спрятанную под мышцами…

— И вы забыли, урки, кто я такой!

Дотянувшись свободной рукой до пояса, Корсак вытянул из-за ремня «ТТ», поставил Буру перед собой на колени таким образом, чтобы тот смотрел на всех присутствующих, и четким, отработанным движением вспорол лоб Буры острой мушкой пистолета…

— Я — сын Святого!

Крик Буры, чьи глаза были ослеплены живой горячей кровью, был ему ответом.

— Я — сын Святого!

Мало кто знает, что из открытой раны на голове может хлестать крови больше, чем от ножевого ранения в живот. Об этом знают те, кто хочет подавить психику противника, кому нужны его показания…

Из распоротого до кости лба может вылиться литр крови, и картина эта будет страшнее, нежели зрелище лежащего рядом с рельсами человека, которому тяжелыми колесами вагона отрезало ногу.

— Я — сын Святого! И если кто-то из вас хотя бы на минуту забудет об этом, я залью кровью все пространство вокруг вас и еще пять раз по столько!..

Толкнув Буру в затылок, отчего тот клюнул носом, как пьяный, и повалился на пол, Корсак швырнул Крюку «ТТ» и уселся на свой мешок.

— Нужно уходить отсюда, Червонец, — тихо сказал он, проводя ладонью по влажному лбу и с равнодушием наблюдая, как Бура пытается отодрать от рубахи лоскут, чтобы остановить кровь, текущую потоком с его лица. — В квартире справа телефона нет, но вот на косяке двери квартиры слева, когда мы заходили сюда, я увидел кабель. Если сюда уже не мчится «воронок» с десятком легавых из отдела по борьбе с бандитизмом, то я ничего не понимаю в этой жизни…

Они ушли через десять минут, уводя и придерживая за плечи покалеченного Вагона, Буру, чья психика сейчас явно не соответствовала требованиям членства в банде Святого, и одноглазого, которому теперь, чтобы точно стрелять из «ТТ», не нужно было щурить левый глаз.

Все, чего так опасался Ярослав, закончилось. Но случилось то, чего он никак не мог ожидать.

Червонец не отдал ему паспорта. Вор не вернул ему семью. Более того, Червонец велел забрать у Корсака мешок. Он нарушил обещание, данное Святому. Это была плата за жизнь и положение, сохраненные ему Корсаком.

— Ты не боишься меня, Червонец? — с недоумением спросил Слава, когда они перешагнули порог новой квартиры.

— Нет, не боюсь, — просто ответил вор. — Ведь ты знаешь, кто у меня под колпаком. Насчет документов и денег не беспокойся. Ты получишь их. Как и жену с сыном.

— Когда?

Уйдя от остальных, они удалились на кухню, где разговор их продолжился. Червонец отхлебывал чай из граненого стакана и тяжело говорил:

— Передо мной, сын Святого (говоря это, вор с хитринкой сощурил глаза), встала очень тяжелая задача. Тяжелая по исполнению, если не сказать больше. Группы пана Домбровского больше нет, и не мне тебе об этом говорить. Да еще ты некоторых крепко изуродовал. Словом, мне нужны люди, много людей. Во время моих отъездов из квартиры я выяснил, что после разгрома дома в Коломягах я остался без связей в милиции и городском правлении. Никто не хочет связываться с преемником того, кто объявлен врагом народа и врагом Советской власти. Короче, нужно много денег. Больше, чем ты таскал в своем мешке. Прости, кстати, что забрал у тебя деньги, но ты мог решить, что с деньгами тебе и розыск семьи по карману… Я верну тебе их, верну, клянусь! Мне нужно очень много денег. На реализацию же даже части клада Святого уйдут месяцы. За это время я лишусь не только друзей, но и обрету новых врагов. В конце концов меня прирежут суки, подобные сегодняшним, и общак не будет нужен уже никому. Кстати, отчасти Вагон прав. Я перепрятал ценности Святого. Но не для того, чтобы присвоить. Допустить, чтобы сокровища Святого растащили, как сороки, мои люди, я не могу. У них в голове ветер. Кроме того, они сейчас в том же положении, что и ты… Ты не находишь, что эта квартира гораздо удобнее предыдущей? Свет, тепло, даже фаянсовое очко? — Червонец улыбнулся.

— Я хочу получить новые документы, деньги и сведения о семье, — жестко ответил Ярослав.

— Ты не сможешь получить ничего этого сейчас, и я объясню, почему, — Червонец помешал ложечкой в стакане. — Насчет перемещения клада Святого, то так я просто застраховал свою жизнь от наиболее безумных моих людей, как застраховал свою жизнь от тебя тем, что у меня твоя семья.

— Ты можешь ошибиться, Червонец, — подумав, пробормотал Слава. — У меня железные нервы, но чересчур тонкая душа…

— Я это заметил. Одно дело, пан Домбровский! Всего одно дело — и ты свободен! Ты уезжаешь в Польшу, а у меня появляется возможность собрать верных себе людей!

— Какое дело, Червонец? — тая гнев, спросил Слава. — О чем ты говоришь, человек, нарушивший обет?!

— Мне нужны деньги.

В соседней комнате раздался веселый хохот. Трагедия минувшей ночи ушла безвозвратно, словно ее и не было. Спустя всего несколько часов после созерцания ручьев крови и хруста переломленных костей Бура с перевязанной головой восседал на полу и колдовал над «библией».[6] Ожидая раздачи, рядом сидели владелец «ТТ» с тугой повязкой на глазу и еще трое. Меж ними лежали пригоршни монет, все, что у них имелось. Крюк дремал в углу.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что мне нужны наличные.

— У тебя погреб ломится от злата! — процедил Корсак, сжимая в карманах кулаки. — Я убью тебя, сукин сын…

— Не убьешь, пан. Не убьешь, и все дела! Я тебя знаю.

— Ты меня очень плохо знаешь, урка, — Корсак не слышал своего голоса, но точно знал, что Червонец его хорошо понимает.

— Ну, согласен, — качнул большой, как урна, головой Червонец, — не знаю я тебя хорошо. Но в одном твоем качестве уверен наверняка. Ты не перенесешь, если увидишь свое дитя на вилах и жену под Бурой… Тихо, тихо!.. — яростно прошептал он, упирая в лоб ринувшегося к нему Корсака ствол пистолета. — Не надо шума, «красный». Ты сделаешь то, что я тебе велю! Если дело выгорит и ты будешь четок, как трезвый дьячок во время крестин, то сможешь радоваться тому, как растет твой сын. Жаль только, что на ляховском придется гутарить.

Ярослав скрипнул зубами.

— Так ты хочешь послушать, что тебе придется делать?.. И не дергайся больше, сука, — прохрипел Червонец. — Ты нужен мне только потому, что мне нужны наличные. Очень много наличных… Но стоит тебе повести себя неправильно — сдохнешь, как и твое отродье! А теперь пошли в зал, пан… Я расскажу, что будет делать каждый.