Сергей Донской - Жадный, плохой, злой Страница 20

Там дожидалось его ведро, полное грязной воды. Угодив в него ногой, капрал ойкнул от неожиданности, хотя, учитывая окружающую температуру, вода вряд ли могла показаться ему слишком холодной. Не знаю, не пробовал. Внести ясность в этот вопрос мог только он сам, но его гораздо сильнее занимала нога, застрявшая в ведре. Пристукивая ведром об пол, капрал крутился на месте с проворством подвыпившего инвалида, затеявшего неуклюжую пляску под слышную только ему одному гармошку.

Единственным зрителем этого незатейливого шоу оставался я, потому что Денис Карташов исчез с недомытого поля битвы так стремительно, словно научился летать на своей швабре.

– Я убью тебя, писатель! – хрипло пообещал капрал, когда сброшенное ведро, подпрыгивая на ходу, покатилось прочь.

Это очень напоминало полузабытый шлягер профессора Лебединского, только тот апеллировал не к писателю, а к лодочнику. А сам капрал, стоящий посреди бурой лужи, больше всего походил на обмочившегося во время боя новобранца.

Я дал ему для исполнения угрозы десять секунд. Ровно столько потребовалось мне, чтобы закурить и выпустить в сторону противника первую дымную струю.

– Ты знаешь, где меня найти, хорунжий, – сказал я с расстановкой, когда стало ясно, что гладиаторские бои переносятся на неопределенный срок. – Но сейчас для тебя главное позаботиться о том, чтобы я сам тебя не нашел. Понимаешь, что я имею в виду?

Удостоверившись в том, что мое простенькое заклинание обратило противника в неподвижную и к тому же онемевшую статую, я повернулся к нему спиной и пошел прочь.

Секрет этой магии был прост. Нужно не столько знать волшебные слова, сколько уметь произносить их соответствующим тоном.

К Марку я заглянул по-соседски, без стука. Дверь не оказала ни малейшего сопротивления. Как и моя собственная, она не была оснащена ни замками, ни задвижками. По-видимому, предполагалось, что у гостей не должно быть никаких секретов от хозяина дома.

Марк возлежал на кровати животом вниз, почти голый, как будто приготовился к сеансу массажа. Вылитый римский патриций или древнегреческий эпикуреец. Лишь нелепые ажурные чулки нежно-розового цвета портили первое впечатление. Если бы они валялись на полу, то еще ладно, с их присутствием в комнате можно было бы как-то смириться. Но чулки были натянуты на кривые и волосатые ноги Марка и, должен признаться, шарма ему ничуть не прибавляли.

Он не обернулся на шум, и я совершенно не удивился такой апатии. На полу возле кровати стояли три опустошенные бутылки из-под вина. Не знаю, чем там решил побаловаться великовозрастный лоботряс, кисленьким или сладеньким, но устал он от этого занятия здорово.

Винную лужицу, набежавшую из перевернутого бокала, теперь пробовали на вкус мухи. Самая взбодрившаяся из них то и дело совершала короткие облеты помещения, ударяясь обо все, что попадалось ей на пути. Я обратил внимание, что она ни разу не сделала попытки приземлиться на бесчувственном теле Марка, и очень хорошо ее понимал. Я бы на ее месте тоже побрезговал.

В комнате пахло какой-то приторно-душистой дрянью, которую нормальный мужчина и близко к себе не поднесет. Я даже удивился немного, когда, обведя комнату взглядом, не обнаружил трюмо, уставленного флаконами, тюбиками и всякими баночками-скляночками. Чулки имелись, а вот приличного зеркала, чтобы Марк мог полюбоваться собой во всей красе, не наблюдалось.

Кроме того, на стены так и просился атлас пастельных тонов, а на пол – что-нибудь белоснежное и пушистое, чтобы Марк в минуты неги мог раскинуться как следует, прижимая к вздымающейся груди голову любимого человека…

Тьфу! Мне надоело разглядывать этот поганый будуар, и я подал голос:

– Эй, дегустатор, проснись!

Ноль внимания. Нужно было растормошить спящего, но сделать это без перчаток я не отважился. Поискав глазами подходящий предмет, я наткнулся на тремпель, вооружился им и шлепнул по обращенной ко мне заднице.

– Тебе сказано, Марк! Просыпайся!

– М-м?

Я врезал по ягодицам в полную силу и услышал пьяное бормотание:

– Бурцев, противный… Опять ты со своей дубинкой… Хотя бы раз вошел в меня сам…

Противным Бурцевым, который сам в Марка входить не желал, используя для такой деликатной цели имитатор, был, надо полагать, мужественный капрал, покинувший эту комнату незадолго до моего появления.

– Ты обознался, шалунишка, – сказал я. – Повернись скорее и посмотри, какой сюрприз тебя ждет.

Он поспешил выполнить мое пожелание и при виде меня протрезвел настолько, что умудрился не свалиться с кровати.

– Бодров? Ты?

– Да уж не дух отца Гамлета.

– Какого хрена тебе здесь нужно? Убирайся!

Багровея то ли от натуги, то ли от смущения, Марк принялся стягивать с себя чулки. Рискуя заслужить упреки в предвзятом мнении, я все равно вынужден констатировать, что это получалось у него далеко не так грациозно, как у раздевающейся женщины.

– У-би-рай-ся! – повторил он уже по слогам, когда избавился от легкомысленных розовых тряпиц и стал выискивать, что бы такое напялить на себя поприличнее.

Стоило его взгляду упасть на валяющиеся неподалеку трусы обычного мужского фасона, как я припечатал их к полу ногой.

– Не спеши. Это лишнее.

– Даже так? – Марк со значением выгнул бровь. Если плохо выбритое и опухшее от пьянства лицо способно быть кокетливым, то именно таким постарался сделать его Марк. Оставив попытки прикрыть то, что я не рискнул бы назвать мужским достоинством, он развалился на постели в соблазнительной позе нимфы, приготовившейся к вакханалии.

– Винца выпьешь, Бодров? Возьми там… – Его рука расслабленно указала на холодильник.

– У меня есть кое-что получше.

– Да-а? – Марк оживился. – Что именно?

– Одна штуковина, которую я хочу тебе показать. Думаю, это то, в чем ты сейчас нуждаешься.

– Ну-ка, ну-ка! – пропел он. – Я весь в нетерпении!

Когда я достал из-за спины тремпель, задорная улыбка, игравшая на губах Марка, начала постепенно угасать.

– Не понял, – признался он слегка встревоженно. – Что это еще такое?

– Самый обычный тремпель, – пояснил я, демонстрируя незатейливый предмет собеседнику со всех сторон. – Сделан он, насколько я понимаю, из латуни, хотя это может оказаться просто крашеная сталь. Впрочем, особого значения это не имеет. Вряд ли ты сумеешь разогнуть даже латунный прут.

– Разогнуть? Зачем это я буду его разгибать?

– А как же иначе? – Я притворился удивленным. – Без этого ты его не сможешь извлечь.

– Откуда извлечь? – занервничал Марк уже в полную силу, косясь на изящную золотистую загогулину с такой опаской, словно в моих руках находилась гремучая змея.

– Из той норки, где никогда не светит солнце, – пояснил я с заговорщицким видом. – Тут имеется крюк, видишь? – Для наглядности я провел по нему пальцем. – Не думаю, что ты сумеешь с ним справиться. Особенно если тремпель не просто запихнуть в твою вонючую задницу, а еще и хорошенько повернуть при этом, как пропеллер… Ну, Марк! Поворачивайся-ка к лесу передом, а ко мне задом. Будем из тебя Карлсона делать.

– Я закричу! – предупредил он. – Ай!.. Ай-яй!..

Судя по тому сиплому шепоту, который вырвался из его глотки, от подобных стенаний не было бы особой беды, но я решил перестраховаться и потому сказал:

– Даже если ты позовешь на помощь, у меня останется в запасе минуты три, а то и пять. Ты даже представить себе не можешь, Марк, что можно сотворить с несимпатичным человеком за такой срок… Голыми руками… С помощью самого обычного тремпеля… Или хотя бы посредством разбитой бутылки… Желаешь проверить? Тогда ори, ори погромче и можешь быть уверен, что это будет твое последнее развлечение перед смертью.

Марк не захотел последовать моему совету. То ли вопить всю оставшуюся жизнь ему не хотелось, то ли смерть он предпочитал оттянуть на как можно более длинный срок. Не знаю. Лишь в одном я был пока уверен: моя угроза произвела на него неизгладимое впечатление.

– Ты… ты… – завел он было что-то из жалостной оперы, но я его перебил:

– Строить из себя заику необязательно. Наоборот, я жду от тебя вразумительных и лаконичных ответов. Вопрос первый: как ты относишься к сотовой телефонной связи, Марк?

– Я? – Соображать он стал туговато. Еще хуже, чем если бы просто налакался вина.

Пришлось поискать в холодильнике прохладительные напитки. Минеральной воды там не обнаружилось, только двухлитровая емкость сладковатой кока-колы, но это были проблемы Марка, а не мои. Свинтив колпачок, я выпустил из бутылки шипучего джинна и, даже не попробовав содержимого, стал поливать коричневой жидкостью голову собеседника, оказавшуюся без бейсболки изрядно оплешивевшей. Эту голову Марк безрезультатно пытался втянуть в плечи, но никаких посторонних звуков, кроме пофыркиваний и постанываний, себе не позволял. Я позаботился о том, чтобы тремпель постоянно находился перед его глазами.