Владимир Гриньков - Человек с двойным дном Страница 21

Денег оказалось не слишком много, но их хватило на осуществление задуманного.

Спустившись на первый этаж барака, Клава постучала в дверь, за которой жил один из самых зажиточных обитателей поселка. Старик Бадаев гнал самогон, поэтому ему отдавали последнее.

Когда дверь распахнулась, Клава изобразила самую доброжелательную улыбку, на которую только была способна.

– Юрий Александрович! – пропела Клава. – Вечер добрый!

Бадаев сверлил ее изумленным взглядом. Смогла она поразить старика. С Бадаевым у них никогда никаких других отношений не было, кроме недоброжелательных. Корнышев уважал водку, а самогон не употреблял, и поэтому для старика Бадаева он был не просто чужеродным элементом, а почти врагом.

– Я за самогоночкой! – пела Клава. – Выручите?

И еще сильнее изумился Бадаев. Тогда Клава достала деньги. Только теперь старик поверил в то, что никто не собирается посмеяться над его доверчивостью. Он протянул руку куда-то за косяк двери и сразу же словно из ниоткуда материализовалась бутылка с мутноватой жидкостью.

– Мне пять бутылок! – сказала Клава.

Столько самогона за один раз у старика никто не брал – денег лишних не было. Обрадованный Бадаев выдохнул: «Щас!», мелкой трусцой убежал в дальний угол захламленной комнаты и вернулся с самогоном. В качестве бесплатного бонуса оптовому покупателю он еще выдал Клаве пару огурцов.

– Мы сегодня отмечаем возвращение, – сказала Клава. – В гости всех зовем. Пойдемте к нам! У нас тушенка есть. Стол будет праздничный.

– Спасибочки за приглашение! – ответил Бадаев. – Приду, коли смогу.

После этого Клава, обнимая бутылки, как малюток, обошла все комнаты в бараке, и всех, кто выходил к ней из дверей, приглашала в гости. На нее смотрели недоверчиво. Никто и никогда здесь не устраивал общих праздников, а уж от Клавы с ее сожителем и вовсе было трудно ожидать подобной благости. У этой пары была репутация людей высокомерных, чуждых и временных. И если они позвали в гости – тут жди какого-то подвоха.

В комнату к Корнышеву действительно пришли лишь несколько человек – те, кто за стакан самогона были готовы на все. Остальные поосторожничали и не явились. Старик Бадаев тоже не пришел. У него был звериный нюх на неприятности. И тут он счел за лучшее остаться дома.

Клава накрыла стол. То есть к самогону выставила две банки тушенки, нарезала высохшего до твердости полена хлеба, почистила несколько луковиц и не пожалела для гостей те два огурца, которые ей презентовал Бадаев. Она даже макароны не могла сварить, потому что Буза унес электроплитку.

Гости в ожидании застолья бесцеремонно разглядывали изувеченное лицо Корнышева. Так же бесцеремонно они попытались расспросить Клаву о том, что это такое жестокое случилось с ее сожителем. Клава отвечала что-то неопределенное. Только бы отстали. Расспросы прекратились сразу, едва разлили по стаканам самогон. Гости сидели, как загипнотизированные.

– Ну что, давайте отметим наше возвращение, – предложила Клава.

– А Гене не налили! – вдруг обнаружил кто-то.

– Ему нельзя! – запротестовала Клава. – Врачи запретили!

Никто и не настаивал. Дружно взялись за стаканы. Даже Клава позволила себе глоток вонючей жидкости. И тут один из гостей сказал, обращаясь к незрячему хозяину:

– За то, Гена, чтоб ты долго жил!

Клава поперхнулась самогоном и закашлялась. И долго откашляться не могла.

Якут, заприметив поблизости табурет, придвинул его и сел, не ожидая приглашения. Буза все светил своей зажигалкой, и разогретый металл уже жег ему руку.

– Ты лампочку гаси, – недовольно сказал Якут. – Брови спалишь.

Буза без разрешения Коляна ничего такого не осмелился бы сделать, да руку пекло уже совсем невыносимо, и он не выдержал. Зажигалка хищно клацнула, огонь погас, и такая кромешная темнота в первую секунду наступила, будто они все трое одномоментно ослепли.

– Людей много здесь живет? – спросил Якут.

– Людей тут нет, – ответил из темноты Колян. – Одни синяки.

– Алкаши? – уточнил понятливый Якут.

– Ну.

Колян закашлялся тяжело, надрывно.

– Давно откинулся? – спросил Якут.

– Отвянь! – огрызнулся Колян сквозь кашель.

Теперь Якут понимал, с кем имеет дело. Чалый и его алешка. Так, кажется, подобная публика выражается. Рецидивист и его человечек на побегушках, если по-простому.

– А у меня братан тут жил, – сказал Якут. – Я потому и приехал. Гена Вяткин. Слыхали про такого?

Не было из темноты ответа. Прямо-таки звенящая тишина. И вдруг закашлялся Колян.

– Буза! – сказал он сквозь кашель. – Дай свету!

Он всегда так говорил, когда требовалось щелкнуть выключателем. Буза послушно щелкнул. Теперь свет лампочки всех разом ослепил. Колян, щурясь, всматривался в плоское лицо Якута. Потом осклабился и с издевкой произнес:

– Похож! Вылитый Генка! Гы-гы-гы…

Буза тоже засмеялся дробным смехом, понимая, что это Колян так шутит. Якут нисколько не смутился.

– Братан, – повторил он. – Кореш, в смысле. Как он погиб, я будто брата потерял.

Колян так изумился, что даже перестал кашлять. Тут Буза еще влез.

– А-а-а, – протянул он. – Э-э-э…

И руку тянул в ту сторону, где, по его предположениям, сейчас находился Гена Вяткин, пускай и сильно поврежденный, но все-таки вполне живой. Хорошо еще, что Буза руку тянул, стоя за спиной у Якута, который лишь чудом не увидел этой разоблачительной жестикуляции.

– Засохни! – зло прикрикнул Колян на Бузу, и тот испуганно затих.

– Погиб! – скорбно подтвердил Якут, обнаружив, какое ошеломляющее впечатление произвела на собеседников эта новость. – А вы не знали?

Посмотрел внимательно на Коляна.

– Нет, – сказал тот.

– И Клава его тут не появлялась? – сверлил взглядом Якут.

– Нет, – стойко выдержал испытание Колян.

Взгляд Якута потух, будто он потерял интерес к происходящему.

– Я, собственно, ее ищу, – сказал Якут. – К ней ехал. Мне Генка когда-то говорил, что если с ним чего случится, так чтоб я Клавку поддержал. Чтоб не пропала. А что, тут у нее нет никого? Друзья? Подруги? Родня?

– Никого, – сказал Колян. – Ни с кем они тут не якшались.

– Может, приезжал кто? Гости были?

– Ты первый.

– И где же мне теперь ее искать?

– Не знаю, – пожал плечами Колян.

Но что-то угадывалось за этим его «не знаю». Что-то там было. Чего-то хозяин недоговаривал.

– Кажется, не сложился у нас разговор, – обнаружил Якут. – Вы мне не доверяете?

– Лажовый ты, – спокойно ответил Колян. – Пургу гонишь.

Там, где он когда-то отбывал срок, за подобные слова надо было отвечать. Но Колян гостя не боялся. Тот руки держал на груди крест-накрест, а волына у него сзади, за ремнем. Достань, попробуй. А у Коляна ружье под столом. Два ствола как раз на уровне живота гостя. И курки взведены. Так что Колян был спокоен.

– Правильно, жиган, – сказал Якут. – Задвинул я тебе маленько. Не доверился сначала. Но теперь вижу, что с тобой можно иметь дело. В общем, мне Клава эта нужна. Если поможешь найти, я деньги заплачу.

Ни один мускул не дрогнул на лице Коляна, но мудрый Якут на всякий случай сказал все тем же ровным голосом делового человека:

– При себе у меня всего пять тысяч. Я не бобер, на мне так легко не заработаешь.

Бобрами, как знал Якут, подобные Коляну люди называли тех, у кого есть деньги и кого из счастливого обладателя этих денег можно легко превратить в жертву.

– А вообще деньги есть, – сказал Якут. – Я тебе заплачу не пять тысяч, а пятьдесят, если поможешь с Клавой.

Пятьдесят тысяч – это были невообразимые по местным меркам деньги. Лишь несколько человек на весь поселок получали пенсии. Кто тыщу рублей, кто полторы. Плюс еще зарабатывали ягодой, грибами и шкурами звериными, сдавая все это владельцу приезжающей изредка автолавки. Колян брал свой процент с нищенских денег охотников и грибников, и еще по пятьсот рублей – с хозяина автолавки при каждом визите. Слезы, а не деньги. А тут – пятьдесят тысяч. Только не верилось в такое счастье. Лажоватый фраер. Обманет. Да и с какой стати он будет за Клавку платить полтинник? Цену человеческой жизни Колян знал. Копейка ей цена.

– Пурга! – сказал Колян. – Пустой разговор. Если ты серьезно, давай аванс. Пять тыщ.

Сидевший все это время неподвижно, Якут расцепил наконец руки, которые держал крест-накрест на груди, и только теперь изумленный Колян увидел в его правой руке пистолет, который Якут на протяжении всего разговора, оказывается, прятал под мышкой. Левой рукой он выдернул из кармана толстую пачку денег и бросил ее на стол перед Коляном – в подтверждение серьезности своих намерений. Но в том, что это серьезный фраер, Колян уже убедился, и доказательством не деньги были, а пистолет, готовый к бою.

Колян вытянул из укрытия ружье, положил его на стол, сгреб деньги жадной пятерней и произнес:

– Переночуй у нас. Буза, покажи хату. А я тут покумекаю, как с тобой быть. Завтра дам ответ.