Вся Президентская Рать - Владимир Моисеевич Гурвич Страница 21

Я не знал, имеет ли исчезновение Перегудова отношение к, к предвыборной кампании или он просто где-нибудь отдыхал, например, проводил время с женщиной. Тем более он и не думал скрывать, что является большим любителем слабого пола. И все же я не мог отделаться от ощущения, что все это гораздо серьезней и происходит нечто такое, о чем я не ведаю, но что способно будет иметь большое значение для последующих событий. В этой игре далеко не все ясно и зримо, в ней постоянно происходит подспудное движение, в ней могло быть сколько угодно уровней и пластов. И мне совсем не улыбалось прослыть на весь мир болваном, которого использовал, а затем бросили за ненадобностью с навсегда погубленной репутацией. Невольно я мысленно возвращался к короткой встрече с Орестовой. Мне было приятно вспоминать наш разговор, переливы ее нежного голоса звучали музыкой в моих ушах. Но чего я совсем не желал, так это того, чтобы она оказалась бы в конечном счете права.

— Ну как тебе полет? — спросил Перегудов, отправляя в свое бездонное и ненасытное чрево очередную порцию, бог знает какую по счету коньяка. — Ничего самолетик? — довольно улыбнулся он.

— Самолет отличный, давно я не летал с таким комфортом, — признался я. — Но это же чертовски дорого арендовать такой лайнер.

Перегудов пренебрежительно махнул рукой.

— Ерунда. Дорого — это когда мало денег. Тогда и зубочистка кажется не позволительной роскошью. Получай удовольствие и не думай об этом. Когда я получаю удовольствие, я никогда ни о чем не думаю, целиком сосредотачиваюсь на нем. Я эту штуку еще в молодости понял: либо ты получаешь от жизни удовольствие, либо она тебя волочит по кочкам и бьет по мордасам. А на кой черт тогда она нужна, лучше плюнуть на все и отбыть в неизвестном направление. И почему столько людей так мучаются? Вот чего я не могу постигнуть.

— Не каждый способен так жить, чтобы получать только удовольствия и ничего больше. В жизни много неприятностей.

— Глупости! Для того, чтобы хорошо жить, нужно только протянуть руку.

— И все.

Перугудов хитро посмотрел на меня.

— И все. Ну, еще надо знать, куда ее протягивать. Я не сразу узнал, а когда узнал, все пошло как по маслу. Я иногда сам удивляюсь, как же все в жизни устроено просто. Вы интеллигентики все любите осложнять, потому-то вас никто и не любит. А с народом надо говорить доступно и всегда только то, что он хочет услышать. Если он хочет услышать, что надо бить черных, значит, это ему и надо сказать, если хочет услышать, что все переселяемся на Марс, значит, нужно кинуть такой лозунг. И не бояться нелепостей; чем нелепей, тем больше отдачи. А знаешь, мой консультант, чего больше всего люди бояться. А ну-ка, попробуй угадай.

— Войны, голода, стихийных бедствий, — быстро составил я список человеческих страхов.

Перегудов громко рассмеялся.

— Чушь, вот потому за такими, как ты, никогда никто не пойдет. Народ больше всего боится скуки. На самом деле, война, голод, стихийные бедствий — это совсем мне плохие развлечения. Важно только, как подать это блюдо. Ведь как думает каждый, что все это его не коснется, а до других ему наплевать. Зато посмотреть, как другим плохо, — это же самое лучшее в мире развлечение. С ним ничего не может нельзя сравниться. Вот и надо его потчевать чем-нибудь остреньким. А лучше призывов бить кого-то еще не придумали. А если к тому же снабдишь приметами того, кого надо бить, так за тобой они готовы идти хоть на край света. Вот поэтому черные подходят лучше всего. Дальтоников у нас в стране мало, все разберут, когда следует мочить. Как тебе моя тактика?

— Мы же договорились проводить другую тактику.

— Да, помню, помню. Я и не отказываюсь. Только, боюсь, люди сами меня заставят ее изменить. Им же нужны призывы для неистовства. А туда, куда мы с тобой летим, положение особенно напряженное. Черные позанимали все места на базарах, не дают прохода. Куда ни посмотришь, везде их стаи. Это злит здешнее население. И все они ждут только одного, чтобы кто-то бы повел их в атаку. Пойти самим, на это у них не хватает пороху. Без лидера в таком деле никак не обойтись. К тоже же постоянные террористические акты. Не бывает так, чтобы в такой ситуации не нашлось бы того, кто бы поднес спичку к бочке с горючим. Не я, так другой. Вот о чем пораскинь мозгами, консультант.

Я заметил, что ему почему-то нравилось называть меня этим именем. Я решил, что нет смысла противиться и обижаться, я был, в самом деле, консультантом и к тому же считал это занятие весьма престижным.

— Я всегда считал, что каждый должен отвечать за свои поступки.

— Ну, ответишь ты, а победит другой, которому плевать на эту ответственность. Ты полагаешь, что кто-нибудь оценит все это. Дудки. Не поймут даже мотивов твоего поведения. Никто не верит, что кто-то способен плевать на свои интересы. Все станут искать скрытую выгоду, чего-то он там такого добивается. Ладно, ладно, знаю, что ты скажешь. Посмотрим, как сработают твои рецепты. А вдруг ты прав. Ты все же консультант, — насмешливо протянул он, снова наливая себе коньяк. — А вот пьешь ты уж точно плохо. Не доверяю я людям, которые не умеют пить.

— А, по-моему, это не самый оптимальный критерий для оценки человека, — насмешливо проговорил я.

Перегудов посмотрел на меня.

— Как знать. Но уж точно, что не всякая там болтовня про всеобщее равенство и справедливость для всех и каждого. — Внезапно он наклонился ко мне и обдал меня густым запахом коньячного перегара. — Заруби на своем носу, консультант, у меня большие планы. Ты даже своей убогой фантазией не можешь представить, какие они большие. Я знаю, ты меня презираешь, считаешь дешевой выскочкой, примитивным демагогом. Еще бы, невиданное дело, я даже университет не окончил. Где это видано, все должны иметь корочки. А зачем? Сложно что ли их купить. Да только не стану мараться. Я не в обиде, если тебе доставляет удовольствие, презирай меня, сколько влезет. Поди тебя это надо мной возвышает. Мне даже нравится твое презрение, так интересней. Скучно, когда тебя всего облизывают, как леденец. Таких вокруг меня толчется сколько угодно. Да толку от них с гулькин нос. — Он неопределенно махнул рукой. — Но если мы будем вместе, то сдвинем с места гору. Мне нужны твои мозги, а до всего остального