Сергей Алтынов - Десантура разминается Страница 26

Петр одним прыжком оказался около купе, из которого вывалился убитый лейтенантом охранник, и выстрелил внутрь. По короткому вскрику из купе было понятно, что Петр не промахнулся. Сам Крафт уложил четвертого охранника, имевшего неосторожность высунуться в коридор. Затем толкнул дверь пятого купе, где и должна была находиться госпожа Семенцова. Следующим хлопком-выстрелом Петр ликвидировал молодую охранницу, вскочившую им навстречу с пистолетом в руках.

– Тихо, мадам! – Влетев в купе, Петр зажал рот другой пассажирке, одетой в ночную рубашку.

В этой худощавой даме средних лет Крафт тут же узнал Татьяну Семенцову. Потом перевел взгляд на убитую женщину-телохранителя. Она была совсем молодой, с прекрасной, тренированной фигурой и яркими, коротко стриженными каштановыми волосами. Наверняка совсем недавно служила в ФСБ, милиции или даже родных для Крафта армейских структурах. Если бы Петр замешкался, она бы вполне успела застрелить их обоих. Особенно, если бы у Крафта дрогнула рука.

– В себя приди, сопляк! – Чувствительный удар под ребра привел лейтенанта в чувство и вернул с небес на грешную землю. Точнее, в не менее грешный четвертый вагон. Петр тем временем окончательно вырубил госпожу Семенцову, сделав ей специальный укол, на полчаса гарантирующий полную отключку. Сам Петр подхватил пуленепробиваемый кейс, стоявший в купе, Крафту кивнул на бесчувственное тело.

– Поднимай и двигай вперед, я прикрою с тыла!

С кейсом в руках и пистолетом с взведенным курком Петр двинулся вслед за Крафтом, который тащил безвольное тело худой, рано состарившейся женщины.

8

– Ну вот и тридцать второй, – произнес машинист, не слишком вежливо оборвав травившего анекдоты Гнедича. – Где твои-то?

– Пошли по нужде и застряли, – отозвался Гнедич. – А вот и они! – произнес он, увидев вернувшегося со стороны туалетов Петра.

– Притормозить или так спрыгнете? – спросил машинист.

– Притормози, – кивнул Гнедич. – Все равно на черепашьем ходу идете.

Машинист и в самом деле притормозил. Чуть ли не на целую минуту. Его помощник выглянул в окно, но увидел лишь три фигуры, исчезающие в утреннем тумане. Заметил он и то, как двое тащили что-то массивное, похожее на большой длинный мешок. Может, стянули чего?! Но в их локомотиве воровать-то нечего?! Впрочем, может, в тумане и показалось.

Вагин гнал машину на максимальном ходу. То есть выше ста километров в час. Благо утреннее шоссе было безлюдным.

– Пока поезд наберет скорость, доедет до конечной станции, пока кто-нибудь войдет в купе... У нас почти три часа, – кивнув на циферблат, проговорил Гнедич. – За это время мы должны успеть разговорить эту мадам. – Командир кивнул на упакованную в непромокаемый мешок Семенцову.

– А если, обнаружив трупы и пропажу Семенцовой, наркомафия свернет «Амнистию»? – спросил Петр.

– Не свернет! Операция слишком крупная, обратного хода нет! А вот изменить они попытаются многое и впопыхах наломают дров. Этим мы и воспользуемся! Но только после того, как узнаем, к кому и зачем ехала эта госпожа!

Некоторое время ехали молча. Тишину нарушил Петр, увесисто хлопнув притихшего и заметно побледневшего Крафта по плечу.

– Слушай, пацан, перестань мандраж гонять, – с оттенком неодобрения произнес Ручьев почти в самое ухо Крафта. – Я тоже не знал, что в ее личной охране баба. Упущение, можно сказать... Но если бы и знал, тогда что? У «власовцев» и полицаев тоже бабы были. Вешаться из-за этого, что ли?!

– Ладно, считай, проехали, – изобразил подобие улыбки лейтенант. – Не будем об этом больше.

– Правильно, – кивнул Петр.

– Все, приехали! – Вагин затормозил рядом с одноэтажной постройкой, обнесенной ветхим забором.

– Позавчера сняли у местного забулдыги, – пояснил командиру Крафт, – сказали, что на рыбалку вчетвером приедем.

– Хорошее место, – одобрил Гнедич, он же Шварц-младший.

Бесчувственную госпожу Семенцову отнесли в крайнюю комнату, самую темную, с маленьким зашторенным окном. Минут через восемь она уже должна будет самостоятельно прийти в себя, и Гнедич решил этого процесса не убыстрять. Он присел за не слишком чистый стол, стоявший у окна, достал купленную еще в аэропорте бутылку минеральной воды, сделал несколько глотков. Уфф, вот сейчас на несколько минут можно расслабиться... Обычно в такие минуты Гнедич представлял себе, как будто он, уже отставной немолодой полковник, рассказывает кому-нибудь историю своей жизни. И каждый раз слушатели были разные. То повзрослевшие дети и внуки, то молодой безымянный лейтенант, пришедший служить в спецразведку ВДВ, то какой-нибудь известный писатель или журналист. Сейчас ему представлялась беседа с одной известной журналисткой, которая частенько ездила по Чечне, зачастую по-дурацки совалась под пули, а потом писала хлесткие, ядовитые, однако по большей части справедливые статьи. Она никогда попусту не задевала солдат, младший и средний комсостав, но всегда беспощадно проезжалась по высшему генералитету. Журналистку эту Гнедич пару раз видел воочию и часто по телевизору. Это была симпатичная блондинка, говорливая и наглая. И при этом, как ни странно, эта самая наглость придавала ей какое-то особое обаяние. Звали ее Лариса. Там, в Чечне, Гнедич никак не мог рассказать ей обо всем откровенно. Те тайны, которые он знал, более слышать не должен был никто, даже симпатичные журналистки. Однако время имеет свойство проходить, тайны устаревают, за сроком давности исчезает секретность. И вот тогда полковнику Гнедичу будет что рассказать.

– Почему вы воевали на стороне сербов? – спрашивала у Гнедича Лариса, выслушав историю его «балканской спецкомандировки».

– На стороне сербов нет наркомафии.

– И только?

– Да.

– Албанцы могли бы заплатить куда больше сербов. Профессионал вашего уровня стоит именно таких денег... Что вы думаете по этому поводу?

– Ничего.

– После Балкан вы продолжили командовать «карателями»?

– Да.

– А зачем вам столь зловещий знак? Вы симпатизировали нацистской Германии?

При этом вопросе в карих, выразительных глазах Ларисы появлялся охотничий азарт.

– Нет, нацистам ни я, ни мои ребята никогда не симпатизировали. А знак... Знак для устрашения. Ну и... в очередной раз запутываем след. Пусть считают, что убийства совершает некая нацистская организация.

– А вы не нацист?

– Какой же я нацист?! Сам я наполовину поляк, в отряде у меня были украинцы, армяне, черкесы... Был я дружен с одним ингушем-военврачом... Дурацкий разговор какой-то! Нашей стране объявлена нарковойна! А на войне, господа хорошие, как на войне!

– Откуда у вас это странное прозвище – Шварц-младший?

– Еще в роте прозвали, видимо, от отчества. Ну и по габаритам.

– Эдакий Шварценеггер сантиметров на пятнадцать пониже и килограммчиков на тридцать полегче?

При этом вопросе Лариса должна была кокетливо улыбнуться. И отставной полковник Гнедич, разумеется, тоже улыбнется в ответ:

– Это прозвище мне самому не очень нравится.

– А убивать людей... вам нравится? – после паузы, перестав улыбаться, спросит Лариса.

После этого вопроса Гнедич на некоторое время задумается, а потом уверенно произнесет:

– Нет.

– Итак, операция «Амнистия». Многоходовая, судя по всему, долгосрочная акция, – заговорит журналистка о дне сегодняшнем...

Полковнику Гнедичу останется лишь пожать плечами. Точнее, в будущем он должен будет знать об этой «Амнистии» все.

Воображаемую беседу с блондинкой-журналисткой прервал Петр:

– Командир, она пришла в себя. Начинать?

– Разумеется!

Мысленно попрощавшись со своим биографом – воображаемой Ларисой, – Гнедич последовал за Петром в комнату, отведенную для допроса.

– У меня нет времени! Будешь давить лыбу, тобой займется вот этот товарищ!

С этими словами Шварц-младший кивнул на Вагина, который выразительно вертел в своих ручищах толстую деревянную дубинку, отшлифованную и заостренную с одного конца.

– Он посадит тебя на кол, – пояснил Шварц-младший назначение заостренной дубинки.

Мадам Семенцова в ответ лишь фыркнула. Не то усмехнулась, не то презрение выразила... Похоже, просто не верила в подобный исход событий. Она вообще оказалась на редкость уверенной в себе. Видимо, считала, что, имея таких покровителей, ей вообще нечего бояться.

– Слушайте, ребята, – заговорила наконец окончательно пришедшая в себя Татьяна Борисовна, – если в течение ближайшего времени я не дам о себе знать, то здесь все окрестности перероют. И на колу окажутся ваши задницы!

Да, наглости и тупой самоуверенности этой морщинистой твари не занимать. Валерий Арнольдович с трудом сдерживался, чтобы одним ударом не сбить с этой крысы спесь. Что он и его бойцы знали о Семенцовой? Что данная госпожа опекает некий закрытый детский приют и что к детишкам тем помимо народных артистов и певцов периодически наведываются дяденьки с определенными сексуальными пристрастиями. Не просто так, конечно же, не без подарков. Детям – конфеты и мороженое, Татьяне Борисовне – крупную сумму в конвертике...